Немёртвый камень (СИ) - Кисель Елена - Страница 85

У нее еще не успел закончиться воздух, а Экстер уже очнулся.

— Что? Экспериментаторы опять… — тут он очутился в объятиях Феллы и пробормотал пораженно: — Очень эффективно, спасибо. Похоже, я ушел даже глубже, чем ожидал…

Его пошатывало, но выглядел он не хуже обычного.

— Что с Кордоном? — спросила Фелла тихо.

— Двери уничтожены, — Мечтатель отступил на несколько шагов и потер рукой лоб. — Чтобы открыть их вновь, потребуется столетний труд… или Витязь, но и тогда это будет делом нескольких лет… или хотя бы месяцев. Строить — не ломать или как-то так…

— А мы сейчас — в Одонар?

— Да, нужно будет лишь миновать посты Ниртинэ, которые там дежурят…постой, — по лицу Экстера пронеслось какое-то предчувствие, — Фелла, вернись к Майре. Будь с ней.

— Что? — Экстер сделал несколько шагов назад, Бестия было дернулась за ним, но он остановил ее жестом. — Погоди, а ты?

Мечтатель повернул лицо в сторону бывшего убежища Ниртинэ. Из распахнутых дверей только что шагнул Алый Магистр собственной персоной, а вслед за ним начали выходить маги охраны Магистрата. И артемаги в синих плащах — все вместе.

— Ястанир, — голос Рубиниата рокотал, а вот бубенцы в бороде в кои-то веки молчали. — Мы не ожидали от вас такого. Это величайшее предательство из всех, которые мне довелось увидеть со времен Альтау…

— Но не величайшее, которое пришлось увидеть мне, — отозвался Мечтатель грустно. — Вы перенеслись при помощи портала, Магистр?

— Напасть на обитель наших союзников, — каждая фраза сопропождалась продвижением вперед, — сокрушить Кордон! Серая радуга в небесах — такого не бывало со времен Холдона! И… о, Светлоликие, что это?

Один из магов наклонился над телом Оранжевого, посмотрел в застывший оскал и даже не стал проверять пульс.

— Мертв.

— Вы убили одного из Магистров? — натуралистичная скорбь на лице Алого разбавилась негодованием. — Вы будете взяты под стражу, Ястанир!

— Сперва спросите разрешения у его заместителя!

Бестия не стала выхватывать из ножен серп, но сами глаза ее были острее любых лезвий.

Экстер отвернулся от Магистра и взглянул ей в глаза — и Бестия попятилась. Во взгляде Витязя недвусмысленно читалось: «Не смей вмешиваться». Вслух Ястанир сказал другое:

— Останься с Майрой, Фелла. Береги ее.

Сцепив зубы, Бестия отступила по направлению к Майре, встав рядом с ней в недвусмысленной боевой стойке: если кто-то сунется — ему несдобровать. Никто не решился: силы были откровенно неравными, даже с учетом Рубиниата. И потом, у них были свои дела: например, надеть на руки Витязю кандалы.

— Вас будут судить за ваши преступления, — сообщил Алый. Он поглядывал на Экстера недоверчиво, словно не мог поверить, что им удалось заковать в кандалы самого Витязя.

— Вот это едва ли, — пробормотал Экстер, который на ногах не стоял от усталости. Силы, отданные на ломку Кордона, вымотали его до основания. — Но что мне вынесут приговор — не сомневаюсь.

Он бросил прощальный взгляд в сторону Феллы, явно говоря, что прощаются они ненадолго и что так было нужно, потом шагнул за своей охраной — и пропал в дверях Ниртинэ. Всё случилось до смешного быстро: только что были Магистр, охранники и Витязь — и вдруг нет.

Труп Янтариата и тела его свиты так и остались лежать в тех же положениях на своих местах. Почему-то Алый не озаботился судьбою тела сотоварища.

— Мудрый выбор, — прошелестела Нарекательница. — Они опасаются только его, а потому ничего не будут предпринимать, пока не окончится суд и то, что за этим последует. Они попытаются купить его. Уговорить возродить Кордон. И Ратники тоже не покажутся — ибо тогда цепи и подземелья могут не удержать Витязя. Он выиграл для нас время. Мудрый выбор.

Бестия молчала и не оставляла боевой стойки.

Просто оцепенела. И в то, что это мудрый выбор и в то, что они скоро увидятся — мешал поверить голос, который внутри нее медленно и мерно читал стихи. Любимый голос — и она знала, что Мечтатель там, куда перенес его портал Рубиниата, выговаривает губами то же самое, безрадостное:

Вдруг сорвало, завертело, вскружило…

Якорь мой верный, что же ты? Где ты?

Или не видишь: твой парусник милый

В море уносит безжалостным ветром?

Цепи надежной порваны звенья;

Ты остаешься на ласковой суше,

И в штормовом, неотвратном круженье

Вижу тебя я все реже и хуже.

Грудью я бьюсь о холодные волны,

Парус — повис, как иззябшие крылья.

Время, мой якорь, проститься безмолвно:

Я против ветра пути не осилю…

Может, так лучше? Наш пусть нам неведом…

Тонет твой шепот в бушующей хмури…

Что? Собираешься броситься следом?

Остановись! Я пойду против бури!

Она понятия не имела, что это обозначает, но от последних слов тугой узел в груди ослаб — потому что она и правда собиралась броситься за ним, куда бы он ни позвал. Бестия опустила плечи и развернулась к Майре.

— Я сооружу портал до Бересклевта, — сипло сообщила она. — Это не слишком далеко, и оттуда летают драконы. Мы отправляемся в Одонар, где ты сможешь прийти в себя.

— Там сейчас соглядатаи Ниртинэ, — заметила Душечитательница.

— У меня на пути они не встанут, так что внутрь мы попадем беспрепятственно, — Бестия говорила сухо, — о тебе там позаботятся, и можно будет подождать… пока закончится суд.

И изо всех сил постаралась заглушить, не добавить это самое «и то, что за этим последует».

В поезде Макс вел себя… нервно. Проводник почти поседел, глядя, как Ковальски высыпает один за другим пять пакетиков кофе в единственный стакан, потом размешивает и пробует с комментарием:

— Нужно будет прикупить кофе на станции.

Процедура повторялась в третий раз, отчего бедный проводник и не удержался — притащился поглазеть.

Кристо валялся на верхней полке, Дара сидела напротив Макса и была занята пристальным анализом выражения его лица. Анализ подсказал, что Макс дергается из-за конечного пункта их прибытия.

Ковальски предупредил почти готовый ее вопрос.

— А они не могли выбрать место с другим названием? Ну там, Саратов, Владивосток… почему именно Бобропужск[1]?

Он произнес название правильно, но с омерзением. Дара слегка приподняла брови: ее удивляло такое начало разговора.

— Ну, им показалось — это так по-целестийски…

Ковальски фыркнул прямо в кофе, и ему пришлось вытираться рукавом.

— Дети…

— Макс. Скажи только честно: тебе почему-то не нравится Россия?

— А с чего бы я должен к ней воспылать?

— Но ведь это же немножко твоя родина — или я ошибаюсь?

Макс посматривал в окошко на леса и поля с открытой враждебностью.

— Мать была отсюда. Ничего хорошего это не принесло… никому.

— Поэтому ты ненавидишь страну?

— Не поэтому… черт, — Макс наконец перестал отвечать механически, глядя на кофе. — Не ненавижу. Но можешь ты припомнить — сколько раз мы были в славянских странах и сколько раз что-нибудь случалось?

Дара немного подумала:

— Болгария…

— Нарвались на «гидру», во время обезвреживания угробили половину урожая томатов, — охотно припомнил Кристо.

— Украина…

— О, это когда нас пытались отправить на какую-то гиляку?

— Я о твоем отравлении. Как ты вообще… как вообще можно отравиться шоколадом?

— Ну, я не то чтобы отравился… кхм… скорее, переборщил.

— Беларусь?

— Гонки от местного ОМОНа или все-таки час-пик в электричке?

— Словакия?

— Так, вот это я вообще вспоминать не хочу!

— Делайте выводы, молодые люди, — подытожил Макс, обращаясь к полупустому стакану с кофе.

— Да ладно, — тревожась, заговорила Дара, — а может, с Россией всё будет не так плохо. Сколько раз ты там бывал, я имею в виду — по делам?