Снова и снова (СИ) - Мишина Анна - Страница 41

Ребята из «Барсов», с которыми мы зачастую пересекаемся на Ледовой Арене, всегда приветливы, звали даже как-то пойти с ними в клуб. Но после моего отказа и предполагаю, разговора с Димой больше не поступали такие предложения.

Но самым приятным в моей жизни стало время после полуночи. Долгими зимними ночами мне снится Кирилл. И я уже не пугаюсь этих снов. Мне нравится видеть его, словно он рядом и ничего у нас не поменялось. Он, я, Джек, наши уютные вечера на кухни, жаркие ночи в спальне и безумства на улице. Это страшно, но чем дальше, тем отчетливее понимаю — пропадаю, и появляется стойкое ощущение, что живу я лишь своими снами.

Отслеживаю все матчи и жизнь новой его команды. Высматриваю на фотографиях, видео. Свои соцсети он забросил окончательно, да и при мне особо ими не пользовался.

Мой Кир, такой важный, красивый… настоящий, но там. В Америке. Это давит тяжелым грузом в районе груди. И я уже привыкла к этому ощущению.

— Елку ставить будем? — раздается голос с раннего утра в моей комнатке.

— Прямо сейчас? — открываю один глаз и, щурясь, пытаюсь разглядеть Оль Палну.

— Да, а что нам мешает? Завтра уже тридцать первое, тянуть некуда, — хмыкает она и раздвигает шторы в комнате, запуская свет зимнего солнца.

— А можно еще поспать? — ною я, не желая мириться с реальностью.

— Нет, Жень, спать нельзя. Поднимайся, пошли на елочный базар. Придется без помощников справляться, — улыбается она и оставляет меня одну.

Я, тут же воспользовавшись моментом, закрываю глаза и сразу попадаю в жаркие объятия Кира, где он меня целует, прижимая к себе. Я словно ощущаю гладкость его кожи на пальцах и готова целовать каждый сантиметр его идеального тела…

— Ковальчук, — вырывает из грез грозный голос женщины. — Я сказала, подъем и за елкой.

— Уже встаю, — выползаю из-под одеяла, желая, чтобы все провалилось к фигам.

На елочном рынке или, как его еще называют, базаре народу тьма-тьмущая. Елки размерами от совсем малышек до больших, ветвистых и жутко колючих. Эх, а ведь не так давно я и сама мечтала под руку со своим тогда еще Дёминым выбрать пушистую красавицу на наш первый совместный праздник. Роль ворчащего и бубнящего наверняка досталась бы парню. Но сегодня же ханжой была я.

— Я бы один раз искусственную купила бы и не мучила каждый год новые деревья, — причитаю я, пока Ольга Павловна выбирает деревце. А я в это время, неловко переступая с ноги на ногу, растираю замерзшие ладони.

— Ну-ну, посмотрю, как ты в своем доме будешь ставить неживое дерево, — уловила она мою болтовню, на что я всего лишь пожимаю плечами. Нет у меня настроения в этом году. И не будет.

— Может, это? — как же я хочу закончить это мучение и снова вернуться в постель. Сил совершенно нет.

— Отлично, то, что надо, — наконец радует меня ответ тренера.

Домой мы возвращаемся замерзшие, но Оль Пална довольна, и ладно.

Установив дерево в специальную подставку и налив туда воды, мы принялись за ее украшение. Оказалось, что у тренера дома масса новогодних игрушек и гирлянд. Столько, что можно ими увешать всю квартиру. Без особого энтузиазма принимаюсь за навешивание шариков и думаю, как же мне хотелось украшать ель с Киром и Джеком, который наверняка разбил бы пару игрушек. Мы бы обмотались новенькой мишурой, хохотали и много-много обнимались.

У Устиновой к тому же полно игрушек еще советских времен. И вид этих красивых и причудливых фигур возвращает меня в детство, где мы с мамой наряжали деревце и с нетерпением ждали бой курантов. Тогда это было время волшебства и писем к Деду Морозу.

— Жень, ну ты чего такая хмурая? Праздник же. Улыбнись! — пожурила улыбчивая Ольга Павловна, приобнимая и накидывая мне на плечи пушистую мишуру.

Вымучила из себя максимально счастливую улыбку. Что-то в прошлом, а что-то и вовсе не сбылось. Тяжело вздыхаю и продолжаю украшать нашу красавицу.

Вечером, перед сном, телефон неожиданно оживает. Смотрю на экран и в первое мгновение думаю, что такого не может быть. С чего бы Варваре Михайловне мне звонить? Но рассудив, что лучше ответить, вдруг что-то случилось, прикрываю дверь в свою спальню и присаживаюсь на подоконник.

— Алло, — прокашливаюсь, так как из-за волнения голос просел. — Варвара Михайловна?

— Женечка, ну какая Варвара Михайловна. Мы же договорились, тетя Варя. Привет, моя девочка, — голос женщины, как всегда, бодрый. Слышу ее, а перед глазами ее сын. Ох, Женя, только без слез.

— Добрый вечер, теть Варь. Как вы?

— Да грущу немного. Все мои мальчики, кто куда на этот праздник. Кирюша наш с тобой в Америку свою, Володю у меня в командировку отправляют, и представляешь, как назло, с тридцать первого по второе января.

— Ого, это как-то грустно. И с кем вы будете встречать Новый год?

— Хотела тебя позвать, ты как? Кирюша говорит, ты отказалась остаться в той квартире, которую вы с ним снимали. У тренера своего живешь, Ольгой зовут, кажется?

— Да, Ольга Павловна временно приютила, после того, как мы с Киром расстались… и не отпускает теперь. Мы вроде неплохо с ней уживаемся, — пожимаю плечами, разглядывая пустую улицу за окном. В трубке виснет тишина. Мама Кира молчит очень долго, и я уже начинаю беспокоиться.

— Теть Варь, вы тут?..

— Что ты сказала, Женечка?

— У Ольги Павловны я, и мы неплохо с ней…

— Нет, нет, — перебивает меня женщина. — Про «расстались». Что ты сказала? — Голос потерял все нотки задора, теперь тон, скорее, растерянный и печальный. — Вы с Кирюшей что..?

И только сейчас до моей пустой головы начинает доходить, что, похоже, Кир не сказал своим родителям ничего про нас. Дура ты, Женя, но отступать уже поздно. Признаваться так во всем.

И я, как на духу, выложила все от и до. Скрепя сердцем, шмыгая носом и комкая в руках носовой платочек, рассказала матери Кира всю правду.

— …Так что, разошлись наши с вашим сыном дороги, теть Варь.

— Вот шалопай! — вскрикнула со злостью моя собеседница. — И ведь вешал мне лапшу на уши, что ты его проводила в аэропорт, что созваниваетесь каждый день, у тебя тренировка на тренировке. Гаденыш такой, вот как полечу в этот его Питтсбург, как отхожу ремнем по одному месту!.. — ругается мать на сына и тут же резко всхлипывает. — Жень, но он ведь любит тебя. Правда. И ты, вижу же, что страдаешь…

— Уже все в прошлом, Варвара Михайловна. Он там, очень далеко, а я здесь. И как бы мы не хотели, ничего не выйдет.

— Почему? Дети, что вы творите, нельзя же так! Такая любовь, она только раз в жизни дается. За нее бороться надо, как за самое святое.

Глаза снова начинает щипать от подступивших слез, и я прикрываю рот ладошкой, чтобы, не дай бог, не начать всхлипывать в трубку. Вот такие мы дураки. То, что имеем, не ценим.

— Извините, теть Варь, — сглатывая ком в горле, — мне нужно идти.

— Женечка, девочка, я уверена, что это еще не все!

— Все, теть Варь. Все.

Бросаю трубку и, уткнувшись в подушку, снова рыдаю. Ощущая, как притупившаяся было боль снова возвращается.

В эту ночь я так и не могла сомкнуть глаз. Немного успокоившись, долго листала телефон в поисках предстоящих игр Кира. Надеялась, может, сегодня будет матч, и хоть так я снова его увижу. Но ничего не находила. И последних новостей не было. Но, скорее всего, я просто не там ищу. Убираю телефон под подушку и укрываюсь с головой.

Утро в моей новой квартире слишком яркое и бьющее по глазам. Говорил риелтору, что мне нужен «склеп», блин. Но нет, вместо этого я арендовал квартиру в презентабельной многоэтажке, с потрясным видом на парк и восходом солнца как раз со стороны окон моей спальни.

Разлепляю веки и понимаю, что еще и восьми нет. Прекрасно. До тренировки еще четыре часа, и видимо, это еще одна возможность почувствовать себя одиноким. Поворачиваюсь на бок и глазею в это самое огромное окно.