Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Диккенс Чарльз - Страница 99
- Предыдущая
- 99/228
- Следующая
Два серых глаза прятались глубоко в глазницах агента, но один из них ничего не видел и был совершенно неподвижен. Одна сторона лица у него как будто прислушивалась к тому, что делает другая. Таким образом, каждая сторона профиля имела свое выражение, и когда подвижная сторона была всего оживленней – неподвижная хладнокровно наблюдала. Это было все равно что вывернуть человека в самом лучезарном настроении наизнанку и увидеть, какое холодное и расчетливое у него лицо изнутри.
Каждый длинный черный волос на его голове висел прямо, как нитка отвеса, зато над глазами вместо бровей были какие-то взъерошенные кустики, словно гусь, чьи лапки глубоко отпечатались по углам его глаз, исщипал и выклевал их, признав в нем хищную птицу.
Таков был человек, к которому они подходили и которого генерал, здороваясь, назвал Скэддером.
– Ну, генерал, – отвечал тот, – как поживаете?
– Бодр и деятелен; тружусь на пользу отечеству и для общего блага. Два джентльмена к вам, мистер Скэддер.
Скэддер пожал руку и тому и другому (в Америке ничего не делается без рукопожатия) и продолжал раскачиваться в качалке.
– Кажется, я знаю, по какому делу пришли сюда эти незнакомцы, не так ли, генерал?
– Да, сэр, думаю, что знаете.
– У вас длинный язык, генерал. Много болтаете, вот что, – сказал Скэддер. – Вы отлично выступаете на общественных собраниях, но только в частных разговорах надо быть поосмотрительнее. Вот что!
– Ничего ровно не понимаю, хоть повесьте! – ответил генерал, подумав.
– Вы же знаете, что мы не собирались продавать участки первому встречному, – сказал Скэддер, – а решили приберечь их для природных аристократов. Да!
– Так ведь вот же они, сэр! – с жаром воскликнул генерал. – Вот они, сэр.
– Ну и ладно, когда так, – укоризненным тоном ответил Скэддер. – Нечего вам на меня злиться, генерал.
Генерал шепнул Мартину, что Скэддер честнейший малый и что он даже за десять тысяч долларов не решился бы его обидеть.
– Я выполняю свой долг, охраняю интересы моих ближних, а они же на меня и злятся, – негромко сказал Скэддер, глядя на дорогу и по-прежнему раскачиваясь в качалке. – Они сердятся, что я мешаю им распродавать Эдем по дешевке. Вот вам человеческая природа! Да!
– Мистер Скэддер, – произнес генерал, принимая позу оратора. – Сэр! Вот вам моя рука, и вот вам мое сердце. Я уважаю вас, сэр, и прошу вашего прощения. Эти джентльмены мои друзья, сэр, иначе я не привел бы их сюда, хорошо зная, что участки теперь продаются слишком дешево. Но это друзья, сэр, мои близкие друзья.
Мистер Скэддер был так доволен этим объяснением, что горячо пожал генералу руку и даже встал для этого с качалки. После чего он пригласил «близких друзей» генерала войти в контору. Сам же генерал заметил с обычной своей благожелательностью, что не хочет мешаться в их дела, поскольку состоит в земельной компании, и, усевшись в качалку, стал смотреть на дорогу, подобно доброму самаритянину, поджидающему путника[67].
– Ого! – воскликнул Мартин, заметив большой план, занимавший всю стену конторы. Впрочем, в конторе, кроме этого плана, не было почти ничего, если не считать ботанических и геологических образцов, двух-трех засаленных конторских книг да некрашеной конторки и стула. – Ого! Это что такое?
– Это Эдем, – сказал Скэддер, ковыряя в зубах чем-то вроде микроскопического штыка, выскочившего из перочинного ножика при нажатии пружинки.
– Я понятия не имел, что это целый город!
– Не имели? Да, это целый город.
И цветущий город! Застроенный город! Тут были банки, церкви, соборы, фабрики, рынки, гостиницы, магазины, особняки, пристани, биржа, театр, общественные здания всякого рода, вплоть до редакции ежедневной газеты «Эдемский скорпион», – все это было очень точно нанесено на план.
– Боже мой! Да ведь это в самом деле большой город! – воскликнул Мартин, оборачиваясь.
– Да, очень большой, – заметил агент.
– Боюсь только, – сказал Мартин, опять разглядывая общественные здания, – что мне там нечего будет делать.
– Ну, он не весь отстроен, – возразил агент. – Не совсем еще.
Мартин вздохнул свободнее.
– Например, вот этот рынок? – спросил Мартин. – Он построен?
– Вот этот? – сказал агент, тыча зубочисткой во флюгер на крыше. – Позвольте-ка! Нет, этот еще не построен.
– Недурно было бы начать с него. А, Марк? – прошептал Мартин, толкая своего компаньона локтем.
Марк, который с самым невозмутимым видом, поглядывал то на агента, то на план, ответил только:
– Еще бы!
Наступила мертвая тишина; мистер Скэддер, по временам давая отдых зубочистке, насвистывал «Янки Дудл»[68] и сдувал пыль с крыши театра.
– Я думаю, – сказал Мартин, делая вид, что пристально разглядывает план, но с дрожью в голосе, которая показывала, с какой тревогой он ожидает ответа, – я думаю, там… уже есть архитекторы?
– Ни единого, – сказал Скэддер.
– Марк, – прошептал Мартин, дергая его за рукав, – вы слышите? Но кто же тогда строил все это? – спросил он вслух.
– Земля там очень плодородная, так постройки, может, сами из нее лезут? – предположил Марк.
Он стоял рядом с агентом, с незрячей его стороны, но Скэддер мгновенно повернулся и устремил на него свой зрячий глаз.
– Пощупайте мои руки, молодой человек, – сказал он.
– Зачем? – спросил Марк, отклоняя это предложение.
– Грязны они или чисты, сэр? – протягивая руки, вопросил Скэддер.
В прямом смысле слова они были решительно грязны. Но было очевидно, что мистер Скэддер предлагал исследовать их в переносном смысле, в качестве символов его нравственности, и потому Мартин поторопился объявить, что они чище только что выпавшего снега.
– Прошу вас, Марк, – сказал он с раздражением, – не вмешиваться с такими замечаниями; хотя они и безобидны, однако совершенно неуместны и вряд ли интересны для посторонних. Я вам удивляюсь.
«Вот «и Кo » и села в лужу, – подумал Марк. – Видно, придется «и Кo » быть без голоса, все равно как болвану в картах».
Мистер Скэддер ничего не ответил, но прислонился спиной к плану и раз двадцать подряд ткнул зубочисткой в конторку, глядя на Марка, словно он его пронзал этим оружием.
– Вы не сказали, кто все это строил? – отважился, наконец, заметить Мартин кротким, примирительным тоном.
– Ладно, кто бы ни выстроил! – недовольно сказал агент. – Вам-то какое дело? Может, он укатил с целой кучей долларов, а может, не заработал ни цента. Может, он был лодырь, а может, и делец, каких мало. Да!
– Это все вы наделали, Марк! – сказал Мартин.
– Может, – продолжал агент, – эти растения вовсе не из Эдема. Да! Может, эта конторка и стул не из эдемского леса. Да! Может, туда не поехала целая орда поселенцев. Может, и совсем нет такого города в великих Соединенных Штатах! Все может быть!
– Надеюсь, вы довольны успехом вашей шутки, Марк? – сказал Мартин.
Но тут, как раз вовремя, вмешался генерал. Он с порога крикнул Скэддеру, чтобы тот дал его друзьям подробные сведения о небольшом участке в пятьдесят акров с домом, который раньше принадлежал компании и теперь снова вернулся в ее руки.
– Вы уж слишком расщедрились, генерал, – ответил агент. – На этот участок надо бы повысить цену. Да, да!
Тем не менее он, ворча, раскрыл свои книги и, все время повертываясь к Мартину зрячей половиной лица, каких трудов это ему ни стоило, показал ему одну страницу. Мартин прочел ее с жадностью и спросил:
– А где же это место на плане?
– На плане? – переспросил Скэддер.
– Да.
Агент повернулся к плану и с минуту раздумывал, как будто, задетый за живое, он решил быть точным до микроскопической доли волоска. Наконец, медленно описав зубочисткой несколько кругов в воздухе, словно только что выпущенный почтовый голубь, он вдруг ткнул зубочисткой в чертеж, пронзив посредине главную пристань.
67
…подобно доброму самаритянину, поджидающему путника. – Добрый самаритянин (житель древнего города Самарии в Палестине), упоминаемый в евангелии от Луки, оказал помощь встретившемуся ему на дороге ограбленному и израненному путнику. Ирония Диккенса очевидна – все поведение генерала преследует прямо противоположную цель.
68
«Янки Дудл» – американская народная песня, возникшая в эпоху войны за независимость США (1775—1783).
- Предыдущая
- 99/228
- Следующая