Тайна пленного генерала - Тамоников Александр - Страница 11

– Вперед! – скомандовал Шубин. – Стегайте своих горячих!

Заскрипели изношенные телеги. Партизаны двинулись рядом, держась за борта и поминутно озираясь. Закачался русоволосый паренек, подстреленный в руку, неуверенно улыбнулся, стал сползать на землю. Его подхватили под мышки, перевалили в повозку.

– Где бинты? – завертел головой Арсен Вартанян.

Шубин не выдержал, запрыгнул в головную подводу, стал разворачивать рацию. Аппарат был тяжелый, соединял в себе возможности радиосвязи и голосового сообщения. Лейтенант схватил трубку, стал настраиваться на нужную частоту. Телега тряслась, настройки срывались. Он пытался сосредоточиться, выбросить все из головы. Сквозь эфир прорвался голос – русский, матерки через слово! Радист Семенчук – интеллигентный очкарик, который в сложных ситуациях забывал о своем воспитании и становился хуже портового грузчика!

– Шубин, это вы? – орал Семенчук.

– Мы, Борис. Уходим в лес на северо-восток, потеряли треть бойцов, немцев тянем за собой. Доложи обстановку в отряде.

– Нормальная обстановка, рабочая! – Радист радостно засмеялся. – Слышали, что вы там устроили. Командир приказал провести разведку дальнего леса. Посыльные уже вернулись, говорят, чисто. Вы, как тот крысолов со своей дудочкой, увели за собой всех супостатов. Отряд уже выступает, спускаемся в низину…

– Будьте осторожны, немцы стягивают в район подкрепления! Проходите быстро, пока там нет никого! Все, конец связи.

Он бросил трубку и посмотрел в небо. Говорят, зима скоро…

Это был не самый легкий день. Работали в нечеловеческом напряжении, сдавали нервы, усталость тянула в сонное болото. Посмеивался неунывающий Кошкин: воевать в спящем виде еще не приходилось. Хотя что тут такого – партизан спит, служба идет.

За спиной гремели взрывы, надрывался станковый пулемет: немцы обрабатывали из минометов окрестности дороги и памятный овраг. Нашим это было на руку, нужно было уйти как можно дальше. Левая дорога все больше отклонялась – тоже неплохо, немцев надо уводить в глухомань…

С пронзительным треском переломилась колесная ось замыкающей телеги – повозка фактически развалилась. Несчастная лошадь выбилась из сил, присела на задние ноги, жалобно всхрапнула.

Партизаны набросились на возницу:

– Ослеп, что ли? Зачем заехал в яму?

– Так не видно же, – оправдывался побледневший мужик. – Все едино, грязь да грязь…

– А как остальные-то проехали? – разорялись бойцы.

– Товарищ лейтенант, давайте его накажем, – нервно смеялся Вартанян. – По всей строгости и со всей принципиальностью!

– Отставить галдеж! – крикнул Шубин. – Бросайте эту телегу, она все равно не нужна!

Он упорствовал, до последнего хотел сохранить обоз. Но долго ли немцы будут верить их уловке? Не пора ли бросать подводы и спасать людей? Но нет, еще немного, еще чуть-чуть…

Немецкий мотоцикл выскочил из-за поворота, как черт из табакерки! Полный комплект – пулемет в люльке, три здоровых лба в плащах и шлемах. Для партизан эта встреча стала неожиданностью. Кусты и деревья глушили звуки – какая-то глухая зона.

Партизаны бросились в лес. Шубин выскочил из телеги и вместе со всеми распластался в грязи, не понимая, что происходит.

Немцы заорали, пилот потерял управление, переднее колесо загуляло по колее. Ударил пулемет – и весь шквал свинца достался головной лошади в яблоках. Бедняжка повалилась на бок, затряслась. Все произошло очень быстро. Пострадала только лошадь. Мотоцикл тряхнуло, стрелок выпустил рукоятку, приклад собственного пулемета двинул ему по челюсти.

Мотоцикл сменил направление, съехал в кювет – еще немного, и он бы стал утюжить засевших там партизан! Подлетел Шаламов, бросил гранату и откатился. Взрыв прогремел справа от люльки, на обочине. Брызнула грязь с обрывками травяного дерна. Мотоцикл повалился на левый бок, двоим зажало ноги, они закричали благим матом. Пулеметчик вылетел из люльки и приземлился на крошечной поляне.

– Вот это да, – пробормотал Кошкин.

Зажатые мотоциклисты надрывали глотки. Снова отличился Шаламов: подбежал к ним, опустошил половину магазина. Обжег руки о раскаленный металл мотоцикла. Бросился к пулеметчику, который еще подавал признаки жизни.

– Отставить, Шаламов! – спохватился Глеб. – Не трогай его, пусть лежит! Пятеро, вперед на дорогу, занять оборону! Остальным – уйти в лес!

Но «первая ласточка» оказалась и последней. Мотоциклетный патруль, похоже, оторвался от своих, в одиночку заехал в лес.

Партизаны рассредоточились за деревьями. Ворчал Халевич: так, мол, и обделаться недолго.

Шубин поспешил к пулеметчику. Тот, по-видимому, отделался переломами, прерывисто дышал. Дотянуться до оружия он не мог – руки не слушались. Время поджимало – некогда справляться о житье-бытье. Шубин не зверствовал, разговаривал спокойно. Пусть враг, но человек был в шаге от смерти и заслуживал хоть какого-то снисхождения.

Пулеметчик переживал шок, плохо понимал, что происходит, и ничего не скрывал. Он шептал слабым голосом, отвечая на вопросы. Его зовут Вальтер Шульберт, отдельный мотоциклетный батальон в составе армейской группы, действующей северо-восточнее Вязьмы. В здешние леса направлены два мотоциклетных взвода – десять экипажей. Был ночной марш по распутице из села Черкасово. Партизанскую базу собирались ликвидировать южнее, но появились данные, что она сменила место пребывания и перебирается на север. Бой в данном квадрате разгорелся полчаса назад, и мотоциклисты гауптмана Вайхмана снова выдвинулись в другой район. Замыкается кольцо на участке местности площадью шесть квадратных километров. Помимо мотоциклистов, действует полностью укомплектованный мотопехотный батальон. Где находятся в данный момент его соратники, Шульберт, к сожалению, не знает, его экипаж получил приказ курсировать в данном районе, уничтожать партизан, оторвавшихся от основных сил…

Увидев ствол на уровне своего сердца, пулеметчик возбудился, зачастил, как печатная машинка. Он еще не все сказал, он так много знает, его нельзя убивать! Пуля пробила сердце и оборвала последний крик. В следующий раз договорим…

Шубин командовал посаженным голосом: бросить телеги, забрать рацию, всем уходить на северо-восток и не растягиваться! Есть шанс, что кольцо еще не замкнулось. А если и замкнулось, не впервой прорываться. Бойцы один за одним исчезли за кустами. Двадцать две души, не считая возниц, которые не бог весть какие воины, – приличная сила, даже есть с кем пару раз в атаку сходить…

Лейтенант пропустил бойцов, волочащих рацию, пристроился в хвост колонны. Предстоял непростой бросок по сложнопересеченной местности…

По карте он уже не ориентировался, только знал, что надо прорваться. А немцы были рядом, их присутствие кожей чувствовалось…

На противника нарвались, когда бегом пересекали поляну. Угодили в то самое оцепление! Не было времени проводить разведку. Пулемет ударил из-под развесистой березы на краю поляны. Следом вступили в бой автоматы. Упали трое бойцов. Смерть прошла рядом: один из погибших упал в метре от Шубина – немолодой возница, заросший свинцовой щетиной.

Партизаны залегли.

– Гранаты к бою!

Не стоило смущаться, что цель далеко. Бросали активно: этого добра набрали предостаточно. Летели советские РГД, кувыркались немецкие «колотушки» с удлиненными рукоятками. Гранаты взрывались с недолетом, только одна, пущенная кем-то рукастым, долетела до леса. Вряд ли немцы ожидали столь слаженных действий от кучки людей. Грохот стоял невообразимый. Ударные волны гнули деревья и рвали кустарники.

– Выкусили?! – хрипел Кошкин, перекатываясь в соседнюю борозду. – Как мы их, товарищ лейтенант! Пусть чертям в аду тошно станет!

– Ада нет, боец!

– А это что? – Кошкин засмеялся животным смехом.

Поляну заволокло прогорклым дымом. Партизаны ворвались в лес и снова увидели перед собой ненавистные мышиные шинели, бледные, охваченные страхом лица.

Схватка была недолгой: стреляли в упор, бились прикладами. Кучку фашистов уничтожили быстро и умело, побежали дальше. Немцы находились и слева, и справа, пусть друг в друга стреляют! Так и случилось: за спиной разразилась яростная пальба.