Вне рамок приличия: Друг моего сына (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas" - Страница 19

— А первая?

Громов опять помолчал:

— Валерия. У неё были проблемы со стрессоустойчивостью. Актриса. Фотомодель. И как творческий человек, она была подвластная эмоциональным качелям. Постоянные приступы агрессии, депрессии. Я не всесильный, хоть и пытался помогать в её карьере, но, увы, ролей ей давали всё меньше, приглашали на кастинги реже. Она зачастила к пластическому хирургу и психиатру. Это всё её удручало. Она начала злоупотреблять алкоголем, наркотическими средства. И чего следовало ожидать, у неё случился передоз. Очередной! И в последний раз я не успел её откачать… — на печальной ноте завершил рассказ Громов.

Мне стало дико жаль Германа. Он говорил искренне, и, судя, по заминкам, тяжким вздохам, до сих пор нёс это бремя в душе.

— А мать Руслана?.. — запнулась под прицелом глаз Громова. — Я думала, она тоже была вашей женой…

— Нет, я не женился на Сагдие, — это признание прозвучало с явной неохотой. — И сына долгое время не признавал, чтобы ты знала и этого.

— Почему?

— Сагдия мне изменяла… Когда я это узнал, не смог смириться, простить. Выбросить на улицу не решился, поэтому отправил её жить отдельно. В подаренную квартиру. Чуть позже узнал о беременности, а уже после рождения Руслана о… болезни Сагдии.

— Мне очень жаль, — шепнула, почему-то ощутив себя гадко. Не любила грязное бельё других, и сейчас влезла по самое…

— Да, это я сейчас спокойно об этом говорю, а тогда… Я был оскорблён, не мог себя пересилить и принять, это Сагдия беременна от меня. Мы почти не виделись с тех пор, но как бы то ни было, я содержал… и её, и сына… Позже, когда она умерла, я продолжил перечислять суммы и её родителям, ведь они взяли Руслана под опеку…

— И когда ты понял, что он твой?

— Я этого не понял, — признался Громов. — Ты же видела его… Мы мало похожи. Он высок… в отца Сагдии, смугл — по её линии, только светлые глаза… достались от моей матери. От меня… разве что непримиримость и упрямость характера.

— Тогда, что толкнуло?

— Я уже не молод, — пожевал слова Герман. — Наследников кроме него нет. Ахметдиновы стары и уже откровенно тяготили Руслана. Он молодой, гулянки, пьянки, девчонки… вечные приводы в полицию. Сначала просто к себе забрал, посмотреть уживёмся или нет, а когда конфликты стали непримиримыми, дело решил тест ДНК.

— А если бы он показал, что Руслан не твой?

— Не знаю, — холодно отозвался Громов.

— Мне кажется, вы себя недооцениваете, — не то чтобы желала его обелить в своих глазах или приободрить, но показалось, что Громов напрашивался на эту реплику. — Принять ребёнка, помня, что его мать сделала вам больно и предала доверие…

— Я не щедр на любовь к тому, кому на меня плевать. Тем более к чужим, — отрезал Герман.

— Опять наговариваете, — мягко пожурила. — Ко мне вы великодушны. Принимаете участие в развитие нашей клиники…

— Не заблуждайтесь на мой счёт, — Громов удерживал на мне тяжёлый взгляд. — Я всего лишь иду за тем, чего желаю, а для этого готов на многое.

Слушала его с замиранием сердца. Меня пронзало от этой суровой откровенности, и подкупала такая прямолинейная честность. Гремучая, опасная смесь для хищника положившего на меня глаз.

— Такие чувства, какие испытываю к вам, у меня редко вспыхивают. Обычно я долго присматриваюсь.

— А Руслан вас быстро принял?

— Нет. Он до сих пор меня ненавидит! При удачном случае напоминает об этом, даже если метод будет аморальный и переходящий все рамки порядочности.

У меня в душе всё похолодело. Война между сыном и отцом… Так вот о чём говорил Рус!

— Как же вы?.. — запнулась не находя более точного слова.

— У нас с Русланом много претензий друг к другу. Поэтому и предпочитаем жить раздельно. И дела вести раздельно. Он не вмешивается в мой бизнес, я в его дела, но купил ему клуб, в котором Руслан играл на тот момент. Пусть будет и хобби и работа…

— Мило, — брякнула, в какой-то мере понимая Германа. — Но до сих пор непримиримы?

— Надеюсь, он повзрослеет быстрее, чем я умру, — кивнул Громов.

Почему-то грустно стало за них обоих. Всё сын и отец, и как поняла, в их семье больше никого не осталось. Тяжко… когда даже самый родной человек тебе хуже врага. Я бы умерла, если бы Жека от меня отвернулся.

И вот так, слово за слово, мы с Громовым узнавали разные нюансы из наших жизней. Он открывался мне всё сильнее, и не только как умный, деловой мужчина, но как мужчина, отец, муж… Не всегда понятный и приятный, зато откровенный и честный.

А прощаясь, он поцеловал меня глубже и властней, чем пред этим. И мне не было противно. Только… я мечтала, молила, чтобы то самое пресловутое «бах» как с Русланом случилось.

Но его всё не было!

— Не забыла, что обещала третье свидание? — отстранился от меня Громов.

— Нет, — помяла связку ключей у двери в подъезд.

— Тогда, отказа не принимаю. Встреча будет… на все выходные…

— Герман, — попыталась притормозить, но Громов в свойственной ему манере заверил:

— Это нужно! Хочу быть открытым для тебя. И тебя хочу узнать лучше.

— Для этого необязательно ехать с ночёвкой.

— Это без претензий на твоё тело, Лиза. Клянусь не применять силу, не трону, пока сама не предложишь. С меня — максимум правды и откровений. Я твой… субботу-воскресенье. И чтобы не думала, мы не одни будем.

— Правда? — нахмурилась, но не потому что расстроилась из-за этого, а потому что просила избегать больших компаний.

— Возьми с собой сына. С ним тоже хочу познакомиться ближе.

Я даже рассеялась:

— Вряд ли… у него режим, тренировки…

— Лиз, наши семьи смогут провести короткий уикенд и не убить друг друга. Тем более нам есть о чём поговорить.

— Не обещаю за Жеку, но я прогуляюсь… — сдалась под мягким напором Громова.

— Поедем за город. Нас будет немного. Ты с сыном. Я, сын с невестой и его родители.

Вообще подурнело.

— Герман, большие компании… — напомнила было.

— Это для бизнеса важно. Твоего, — подмигнул Громов. — У отца Марины большие связи, и что для клиники полезней, живые деньги.

— Живые?

— Пациенты… возможные, если его компания перезаключит контракт на обследования с вами.

— А что за компания?

— Частная авиакомпания.

Я чуть не присвистнула. Деньги там крутились. Ох, и жук, Громов. Знал, чем зацепить, как привлечь, удержать… «непродажную» меня.

— Заманчиво, — согласилась, уже в красках представляя, как будет по этому поводу оргазмировать Марго. И радоваться за дело, и за меня с Германом. Уж больно она на него рассчитывала во всех сферах.

И теперь, как бы это дико не звучало, я тоже начинала к нему проникаться симпатией.

Наверное, к лучшему, что Громов настырный и навязчивый — только упрямством можно было удержать моё внимание, умом закрепить интерес, а не окончательно выбесить.



РУСЛАН

Продержался на расстоянии от Лизы почти неделю, но с каждым днём всё больше зверея. Никогда бы не подумал, но на своей шкуре испытал нездоровую ломку. Мне так хотелось её увидеть, услышать, хотя бы мельком…

С чего вдруг?

Тут даже не было речи о привыкании. И о любви ни слова… Я Лизу и знать-то не знаю. Мы не общались толком, и всё равно чувствовал, что угодил в телесное и психологическое рабство.

Все мысли сводились к матери Жеки.

А мысли влекли за собой массу красочных картинок напрямую влияющих на нижнюю плоть.

Так что да — я в полной, безоговорочной… заднице!

И подыхал потому: мозг кипел, член стоял, и я всё больше загонял себя в ловушку зависимости. С некоторых пор даже секс не был спасением, а наоборот, продлением конвульсий — больше не доставлял такого удовольствия, как раньше. Пресно, спокойно, как по шаблону и чистой механике. А мне требовался взрыв, потеря рассудка и опустошение, но их мне давала только близость с Лизой.