Каталонская компания (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 73

Турки и туркопола не сбежали. Они были на берегу озера в своих лагерях, расположенных рядом и огороженных поставленными впритык кибитками. Им пригнали с пастбища лошадей, которых воины начали седлать. Облегченно вдохнув, я отправился к отряду катапульт, который занимал позицию позади пехоты. В этом сражении у них будет больше возможностей отличиться. Надеюсь, что успеют сделать по несколько выстрелов. Катапульты пристреляны и поставлены так, чтобы бить именно по заболоченному участку. Рядом с ними альмогавары седлали своих лошадей. Сперва им придется посражаться в пешем строю. Вот если враг побежит, тогда они сядут на коней, обогнут слева заболоченный участок и начнут преследование. Арбалетчики смазывали воском тетивы и натягивали их на луки. От них и турецких лучников сегодня будет многое зависеть. Чем больше рыцарей они перебьют или спешат на подходе к нашему строю, тем меньше у нас будет потерь. Копейщики разувались и прятали сапоги в заплечные мешки. Большинство из них почти всю жизнь ходили босиком, так что им не привыкать.

Появился священник, подпоясанный мечом и с щитом и копьем в руках, и все каталонцы встали на колени. Священник положил копье и щит на землю и встал на колени лицом к бойцам. Беренгер Вентайола запел псалом. Голос восхитительный. Хочется или слушать его вечно, или погибнуть в бою.

Во вражеском стане заревели трубы, призывая воинов к бою. Я вернулся к своему шатру, надел поверх шелковой рубахи и стеганки кольчугу и бригандину. Тегак помог закрепить наручи, набедренники и поножи. Вещи собирать не стал, чтобы не нервировать бойцов. Ничего ценного среди них нет, а налегке буду быстрее скакать. Натянул старую, испытанную тетиву на монгольский лук. Сегодня и у меня будет возможность проявить себя. В последнее время я стал стрелять заметно лучше. Сказывался боевой опыт.

Сев на гнедого Буцефала, говорю Аклану и Тегаку:

— Будьте все время рядом со мной.

— Да, барон, — произносит за двоих Аклан.

Ему не хочется погибнуть сегодня, в понедельник, пятнадцатого марта тысяча триста одиннадцатого года. Как и мне, как и остальным бойцам Каталонской компании, как и нашим врагам. Но кому-то придется умереть. Понедельник, как положено, станет для кого-то тяжелым днем. Лучше, если это будут афиняне.

Я выезжаю на невысокий холм левее и немного впереди катапульт и позади копейщиков, смотрю на построившихся бойцов. Чего-то не хватает. Точнее, кого-то. Турецких лучников, а также турецких и туркопольских всадников. Я поворачиваюсь в сторону их лагерей и вижу, что турки и туркополы все еще там и не собираются выходить. Поскольку враг еще не построился, я скачу узнать, в чем дело.

Внутрь турецкого лагеря мешают проехать поставленные впритык, запряженные кибитки, в которых сидят женщины и детвора. Турки приготовились драпать.

— Позови Халила, — приказываю я турку, который сидит на лошади и смотри сквозь меня.

— А чего звать?! — произносит турок. — Вон он едет.

Я замечаю командира турецкого отряда, которого раньше закрывала от меня кибитка. Он в доспехе, но явно не в боевом настроении. Может, так кажется потому, что впервые вижу у него выбритый подбородок.

— В чем дело Халил? Струсил?

— Почему струсил?! — обиженно произносит он. — Просто мы не дураки! Поняли, что вы вместе хотите напасть на нас!

— А что нам мешало сделать это раньше? — поинтересовался я, пораженный глупостью отговорки.

— Потому что вас было мало, — быстро отвечает Халил.

Я понимаю, что уговаривать его бесполезно, поэтому говорю:

— Как только поймете, что мы побеждаем, объедите нас по левому флангу и ударите по их пехоте. Потом поделим трофеи и вы сразу уедете. Мне трусливые воины не нужны.

— Мы давно собирались уехать! С лживыми иноверцами нам не по пути! — напыщенно произносит он.

Я скачу к лагерю туркополов. Мелик уже ждет меня. Он, поблескивая влажными глазами, повторяет ту же дурацкую отговорку. Я приказываю ему то же, что и Халилу. Когда разворачиваю коня, слышу голос Мелика:

— Прости, барон! Я не могу поступить иначе!

— Я тоже! — бросаю напоследок и скачу к каталонцам.

Когда занимаю позицию на холме, ко мне подъезжает Джейм Сакоман.

— Струсили? — спрашивает он.

— Справимся и без них, — говорю я, хотя без лучников нам придется тяжко.

Рыцари построились на правом фланге широким клином, десять человек в первом ряду. Судя по знаменам, в первых рядах заняли места герцог и бароны. Всадники и кони в тяжелой броне. За баронами — простые рыцари. Сержанты и легкие конники стоят позади клина широким фронтом, без строя. Заревели трубы — и конница пошла в атаку.

Я сам когда-то атаковал так, но впервые атаковали меня. Широкий бронированный кулак медленно набирал скорость, смещаясь влево, чтобы ударить в середину нашего строя. Топот тысяч копыт слился в монотонный гул, который становился все громче. Казалось, что дрожит земля. Я не мог отвести взгляд от надвигающейся лавины и чувствовал, как в груди растекается ледяной холод. Казалось, что остановить эту лавину не под силу никому. Теперь понятно, почему неопытная ромейская пехота начинала убегать раньше, чем мы добирались до нее, обрекая себя на гибель.

Сперва мне показалось, что наша ловушка не сработала. Расползшийся в стороны клин добрался, как мне показалось, до вспаханной полосы и продолжил скакать вперед. Только когда передние лошади начали падать на колени и сбрасывать седоков, я почувствовал, как холод в груди сменяется теплом. Натянув тугую тетиву, выстрелил в Готье де Бриенна, на котором была покрытая черным лаком кольчуга с приваренными спереди круглыми бляхами, двумя вверху и одной, побольше, на животе. Наручи и оплечья были позолоченные. Его вороной конь, застряв в грязи, мотал головой из стороны в сторону, но не подчинялся резким и частым ударам шпор. Моя стрела попала герцогу между верхними бляхами. Готье де Бриенн выронил длинное копье и наклонился вперед, к лошадиной шее, перестав бить шпорами. Кто оказался моими следующими жертвами, я не разглядывал. Посылал одну стрелу за другой. Только раз отвлекся, когда в голову рыцаря, в которого я собирался выстрелить, попал камень из катапульты. Голову слетела с плеч так легко, будто держалась на соплях.

Выпустив еще несколько стрел, заметил, что часть рыцарей и легких конников скачет назад, к своей пехоте. Надо развивать успех, пока не прошла паника

— Копейщики, вперед! — крикнул я.

Они уже поглядывали на меня, ожидая приказ. Услышав его, дружно бросились с криками «Арагон!» и «Святой Георг!» добивать раненых и спешенных врагов. Босые ноги легко шлепали по жиже, добираясь до выпачканных в грязи рыцарей, мало похожих на грозных вояк Кто-то отрубил голову Готье де Бриенну, наколол ее на пику и поднял вверх, чтобы видели и свои, и враги. Перед боем я попросил взять в плен побольше рыцарей, чтобы получить за них выкуп, но понял, что вряд ли меня послушают.

Я повернулся к альмогаварам, которые уже сидели на лошадях, и махнул рукой:

— Поехали!

Когда объезжали слева затопленную и вспаханную полосу поля, к нам присоединились турки и туркополы. Им надо было искупать вину, поэтому обогнали нас и первыми врезались во вражескую пехоту, которая уже начала пятиться, а потом и вовсе побежала. Дальше была бойня. Вопреки своему обычаю, я принял в ней участие. Наверное, выплескивал страх, накопленный во время ожидания сражения, атаки рыцарей. На этот раз я рубил саблей. Пленные мне были не нужны. Чем больше перебьем сейчас, тем меньше у нас будет противников в будущем.

Когда я возвращался к вспаханному полю, Буцефал еле переставлял ноги. Попона была мокрой от его пота и человеческой крови, прилипала к телу жеребца. Солнце находилось почти в зените, а мне казалось, что сражение и погоня продолжались не больше часа. По всей долине валялись трупы. Рядом с обозом афинской армии сидели на земле несколько сотен пленных. Охраняли их всего десяток каталонцев. Здесь ко мне присоединяются Аклан и Тегак. В начале сражения они были рядом со мной, но, когда стало ясно, что мы победили, я потерял их из виду.