Каталонская компания (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич - Страница 27

Я еще метров пятьсот гонюсь за убегающими пехотинцами, рассекая шестопером металлические шлемы и кожаные шапки, пока мой конь не начинает спотыкаться. Перевожу его на шаг и разворачиваю в сторону шатра. Буцефал нервно всхрапывает и трясет головой. От него сильно воняет потом. Проезжаю мимо турецкого обоза, который грабят мои конные лучники в компании нескольких альмогаваров. Ребята действуют согласно моему совету увлекаться не погоней, а добычей.

На холме стоит Рожер де Флор с десятком рыцарей. Любуются результатом своей работы. Имеют право. Если не считать струсивших аланов, враг превосходил нас в три-четыре раза. Конных турок спаслось всего тысячи полторы, а пехотинцев столько, сколько сумеет спрятаться в кустах и оврагах и пересидеть там до темноты. Несколько сотен турок сдалось в плен. Сидят на земле, ждут своей участи. Не умеют воевать — будут гребцами на галерах или слугами.

Я останавливаюсь перед великим ромейским дукой, показываю ему шестопер, покрытый кровью по самую рукоять, и говорю:

— Твой подарок хорошо послужил в этом бою.

— Я знал, кому дарю его, — улыбаясь, произносит Рожер де Флор ответный комплимент.

Общение с ромеями нам обоим не прошло даром.

На поле боя появился наш обоз. Женщины и дети рассыпались в разные стороны, начали собирать трофеи, хватая все подряд. Я заметил, что Тегак уже недалеко от холма, а вьюк набит основательно и кое-что привязано к седлу его лошади и второй, караковой масти, с большой рыжей подпалиной на левой стороне головы, отчего казалось, что там ожог. Навстречу женщинам пошли пехотинцы, которые брали только ценные вещи. Вскоре начали возвращаться и альмогавары. Кое-кто вел на поводу захваченную лошадь.

— Пожалуй, вернемся к реке и там станем лагерем, пока не соберем все трофеи, — принял решение Рожер де Флор и приказал стоявшим неподалеку пехотинцам: — Сложите шатер. Он теперь будет моим. Отвезите его в лагерь и поставьте там.

Как ни странно, раньше шатра у командира Каталонской компании не было, ночевал во время перехода, как и большинство воинов, под открытым небом.

Мы медленно поскакали назад, к реке, где оставили обоз. Там будем достаточно далеко от трупов, которые вскоре начнут разлагаться. К нам присоединялись другие рыцари. За нас трофеи собирали оруженосцы, слуги, наложницы. Увидел я и Ясмин, которая вместе с Ханией — наложницей Аклана — стягивала с убитого турка окровавленную одежду. Кстати, Хания значит «Счастливая». Вот и верь после этого, что имя определяет судьбу. Хотя, может, в сравнении с предыдущим мужем Аклан и есть счастье. Понимая, что женщин жестоко отрывать от такого интересного процесса, обогащающего материально и духовно, усложняю им задачу:

— Оставьте это дешевое барахло, берите только ценные вещи.

Они смотрят на порванные, окровавленные тряпки, потом на валяющиеся, по их мнению, сокровища, и делают правильный вывод — начинают двигаться вперед, выбирая только самое ценное. Ясмин ведет под узду лошадей, запряженных в кибитку, в которую Хания и подъехавший Тегак нагружают оружие, металлические шлемы, доспехи. Колеса кибитки переезжали через мертвые тела и лужи крови, оставляя колеи.

Я замечаю, что рыцари повернули вправо, к краю поля боя. Там появились аланы, около тысячи человек, принялись собирать трофеи, отгоняя наших женщин и слуг. От такой наглости я опешил. И не только я. Каталонские рыцари быстро оценили ситуацию и приняли решение. Я присоединился к ним.

Видимо, спешенные аланы не ожидали от нас ответной наглости, все еще считали нас союзниками, поэтому не сразу прореагировали на скакавших на них рыцарей. Я достал саблю, которая была длиннее, чем шестопер, догнал и снес две трусливые головы. Одна принадлежала юноше лет шестнадцати, у которого на ремне, набранном из серебряных пластин, украшенных чеканкой и чернью, висели сабля и кинжал с серебряными навершиями и в ножнах, обтянутых черным бархатом и украшенных серебряной чеканкой с чернью. Всего мы перебили сотни три-четыре аланов. Если суждено погибнуть на этом поле боя, погибнешь. Вопрос только, со славой или позором. Остальные аланы успели смыться. Общение с ромеями и для них не прошло бесследно. Я снял с молодого алана ремень с саблей, серебряный браслет с темно-синей эмалью, называемую на Руси финифтью, который был на левой руке, и с обрубка шеи залитую кровью, золотую цепочку с крестиком. Затем поймал его красивого жеребца-иноходца бурой — цвета жженого кофе — масти, у которого были украшеные серебром с чернью сбруя и передняя лука седла, и повел его на поводу, двигаясь вслед за остальными рыцарями. Они тоже вели на поводу по одной или две лошади, ранее принадлежавших аланам.

— Все-таки есть от массагетов какая-то польза! — пошутил Рожер де Флор.

Вечером к нам приехала делегация из трех аланов. Поскольку они не намного лучше каталонцев говорили на греческом языке, я предложил себя в переводчики.

— Погиб сын нашего командира и другие наши товарищи. Разрешите нам забрать их тела и похоронить, как христиан, — попросили они.

— Пусть забирают, — разрешил Рожер де Флор, — но предупреди, что если возьмут хоть что-то из трофеев, полягут рядом.

Я перевел и добавил от себя:

— А вы действительно аланы или только говорите на их языке?! Я когда-то воевал вместе с аланами. Среди них таких трусов не было.

Все трое опустили головы и ушли, ничего больше не сказав.

Рано утром, когда мы завтракали, готовясь продолжить сбор трофеев, прискакала другая тройка аланов. Главным среди них был мужчина с широким лицом, густыми черными бровями и усами и покрытым щетиной, тяжелым подбородком со шрамом слева, частично прикрытым усом. На нем был кожаный колпак, заломленный назад, длинная просторная кольчуга с короткими рукавами, короткие кожаные штаны и тупоносые, растоптанные сапоги, которые вот-вот должны были запросить каши. На портупее висела сабля с деревянной рукояткой и в простых деревянных ножнах. Звали его Беорг.

— Мы отступили потому, что Гиркон приказал. Я и еще тысяча человек ушли от него. Хотим служить под твоим командованием, — сказал он Рожеру де Флору.

— Где гарантия, что вы опять не сбежите?! — презрительно произнес командир Каталонской компании.

— Мы поклянемся на кресте, — пообещал Беорг, достал из-за пазухи медный крестик на тонкой веревочке и поцеловал его.

— Да на кой мне ваши клятвы?! — отмахнулся великий дука.

— Аланы — хорошие воины, если у них командир толковый, — заступился я.

— Ты согласен стать их командиром и отвечать за них головой? — спросил Рожер де Флор.

Я мысленно выругал себя, потом спросил Беорга:

— Ты знаешь, как татары поступают с теми, кто сбежал с поля боя?

— Знаю, — ответил он. — Десяток отвечает за одного, сотня за десяток.

— Так и вы будете отвечать, если присоединитесь к нам и я стану вашим командиром, — предупредил его.

— Нам не придется отвечать, — пообещал Беорг.

— Я согласен, — сказал я великому дуку.

— Что ж, пусть возвращаются, — разрешил Рожер де Флор. — Будет кому обоз охранять.

В лагере у реки мы провели восемь дней. Первые два собирали и делили трофеи, а потом ждали, когда вернутся те, кто сопровождал в Пиги императорскую долю. Она была намного меньше трети и состояла из пленных турок и самых плохих трофейных лошадей. Из Пиг и Филадельфии, из-под стен которой ушел отряд турок, осаждавших ее, приехали купцы. Они скупали все, платя пятую, а то и десятую часть цены. Я продал им только самые дешевые и тяжелые вещи, типа одежды, щитов, плохого оружия. Остальное лежало в кибитке. Также поступили и конные лучники. Теперь у них была своя двуконная кибитка, нагруженная доверху. Если не считать лошадей, добыча была дешевая, но в большом количестве. Каждый боец Каталонской компании имел, если хотел, как минимум, одного хорошего жеребца.

Я приказал перешедшим под наше знамя аланам расположиться в стороне от каталонцев. И те, и те народ горячий, а повод для стычек есть. Я разбил отряд аланов на две части по пять сотен в каждой, назначив командиром одной Беорга, а второй — Аклана. Остальных своих конных лучников сделал сотниками. В одиннадцатую сотню, правда, набралось всего три десятка человек, но и командовал ею самый тормозной член моего бывшего отряда. Сказать, что конные лучники возгордились, — ничего не сказать. Во-первых, значительное повышение статуса; во-вторых, сотники при разделе добычи получат три доли, а мои заместители — пять. Правда, от ромейского императора они будут получать всего лишь, как конные сержанты.