Быть Корелли (СИ) - Грэм Анна - Страница 15

— Поняла, сэр. Это всё?

— Да, закончишь, можешь идти домой.

Она поблагодарила его лёгкой полуулыбкой и кивком головы.

Этот вечер Алек встречал в пафосном отеле «Четыре сезона» ниже по Север-Мичиган-авеню, обложившись деловой прессой и номерами местных мелких новостных газетёнок — ему нужно было знать, что пишут об аресте Романо. «Белые апартаменты» давали усталым глазам отдых, а вид из окна умиротворял настолько, насколько это вообще возможно на данном отрезке его жизни.

Алессандро ненавидел американские горки. Впервые он сел на них в тринадцать лет и после его здорово стошнило. И сейчас, стоило чуть задеть память, Алек испытывал схожее ощущение: под грудью начинало поджиматься, лёгкие словно подбрасывало вверх и вдохнуть было невозможно. Сухой, колючий воздух бил в глаза, а потные ладони едва удерживали перила. Алек тогда не чувствовал своего сердца, а сейчас оно билось бескрылой птицей в клетке, потому что жизнь его шла на крутой вираж и готовилась сорваться в свободное падение. Что-то должно было случиться, но Алек никак не мог понять, что.

Лео Фалани прислал ему личное дело Изабеллы Бланко без четверти десять. Фалани умел составлять характеристики человека на основе разрозненных данных: досье из полиции, кредитные истории банков, информация из колледжа и даже из школ. Изабелла Бланко не врала — её мать Марсела Марселлини (ну и имечко!) действительно была певицей, успешно выступавшей в чикагских ресторанах первого и высшего класса. Кроме этого, она преподавала вокал и фортепиано в частной музыкальной школе. Оскар Бланко, её отец, выкупил франшизу одной известной компании экспресс-доставки корреспонденции, взяв большой кредит. Дела у него шли прекрасно. Семья Бланко — иммигранты из местечка Валле-д'Аоста на северо-западе Италии во втором поколении — была крепким представителем среднего класса. Юная Изабелла ещё не окончила первый курс, как её мать скоропостижно скончалась от рака горла. Безутешный отец через полгода повесился в кабинете собственного дома, который на следующий же день опечатали судебные приставы. Тело обнаружила Изабелла… Дом и всё имущество семьи Бланко ушло с молотка в счёт погашения кредита. У Изабеллы не было водительских прав и не было сведений о местах работы. Официанткой она работала нелегально, по договорённости с работодателем — Лео сумел раскопать и это.

В неполных двадцать лет Изабелла оказалась совершенно беспомощна: её растили, как цветок в теплице, не научив ни зарабатывать, ни как-либо выживать самостоятельно. В неполных двадцать лет девчонка успела пережить две смерти, увидеть собственными глазами висельника, остаться без крыши над головой, узнать, что такое голод и от отчаяния буквально продаться в рабство. Она не лгала ему о себе тогда в машине. Но она почему-то считала во всём виноватой себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Перелистывая сканы её школьных фотографий Алек злился. Он злился на её отца, трусливо бросившего дочь на произвол судьбы. На юристов, которые не проявляли к ней ни капли сочувствия. На её работодателя, не удосужившегося открыть ей медстраховку. На Осборна, у которого хватило совести фактически сделать её вещью. Долговязая, угловатая, с чуть длинноватым носом (по мнению Алека, абсолютно не нуждавшимся в исправлениях), с чистым и наивным взглядом, полным надежд — сейчас это была другая Изабелла Бланко. Она научилась играть, чтобы скрывать этот навсегда потухший блеск глаз. Алеку до ощутимой боли в груди захотелось защитить её от этого мира. Снова посадить в теплицу, из которой её так бесцеремонно выдернули. И он сделал это. Только чем он отличался теперь от Осборна?

Телефонный звонок выдернул его из липких, как мазут, размышлений. На экране высветился номер его квартиры. Алек принял вызов и молча поднёс трубку к уху.

— Я запомнила ваш номер наизусть.

Словно кто-то провёл гладким, тёплым кончиком языка вдоль изгибов ушной раковины. Всё внутри вздрогнуло, поджалось и окаменело — голос Изабеллы Бланко действовал на Алека магнетически.

— Я хотела сказать вам спасибо за инструмент, он прекрасен. Это настоящий итальянский «Фациоли Айвори». Никогда не понимала этого всеобщего благоговения перед «Стенвеями»…

Алек не понимал ни слова из того, что она говорила, он просто слушал, как льётся мелодия её голоса, едва искажённая помехами телефонной связи. Он прикрыл глаза и вздохнул. Зубы не разжимались, мозги не собирались в кучу, чтобы родить хоть полслова в ответ. Алессандро определённо терял голову.

— И вашей помощнице тоже огромное спасибо, она была очень мила, но я была не в состоянии ответить ей тем же…

Изабелла печально вздохнула. Алек представить не мог, что она могла быть с кем бы то ни было груба, наверное, как всегда берёт на себя слишком много вины. Чувствительная, тонкая женщина. Осборну — этой низко ползающей по земле твари — никогда не понять её.

— Такая отзывчивая клавиатура… — в трубке послышался лёгкий перелив — Изабелла провела пальцем по трём клавишам. — Хотите послушать, как он играет? Что бы вам хотелось послушать?

— Выберите на свой вкус.

Она имеет право делать то, что хочет. А не то, что хотят от неё другие.

Спустя целую вечность тишина прервалась — Изабелла вступила вместе с первыми аккордами рояля. Это была песня из фильма «Касабланка», спетая Фрэнком Синатрой. В её исполнении она приобретала особое очарование. Изабелла могла бы спеть с ним дуэтом, настолько совпадали их тембры, жаль, что этот старый чёрт давно умер — Алек отвалил бы за этот концерт половину состояния. Она пела о том, что самые важные вещи не меняются со временем: поцелуй остаётся поцелуем, вздох — вздохом, сердца всегда полны страсти, ревности и ненависти, а женщине всегда нужен мужчина…

Он нужен. Именно это она и хотела сказать, Алек был в этом уверен. Алек проклинал своё страдающее воображение, потому что видел подтекст там, где, возможно, просто хотел его видеть.

— Вы хотите, чтобы я приехал?

Он ничего не придумал лучше, чем спросить в лоб. Робкое «да», услышанное им в ответ заставило его немедленно сбросить звонок и схватиться за круглую трубку винтажного телефонного аппарата, чтобы связаться с портье.

— Мне нужно такси. Немедленно.

Личный лифт распахнулся прямо в коридоре его квартиры, но Алек словно ошибся домом. Из гостиной лились чарующие неспешные звуки — «Лунная соната», он узнал эту мелодию. Его квартира неумолимо изменилась — всё осталось, как было, но изменился дух. Атмосфера, воздух, свет. Пахло мандарином, верхние лампы были выключены, горели лишь настенные бра, придавая полуголому мужскому лофту ауру чувственности и тайны.

Ослабив и скинув через голову галстук, Алек шагнул в гостиную. Да, рояль был действительно прекрасен. Цвет слоновой кости с едва заметным оттенком золота, элегантная форма без лишних броских украшений — он идеально вписался в интерьер, но солистка, чьи пальцы легко и грациозно касались клавиш, перетянула на себя всё, абсолютно всё внимание. На ней было насыщенно-красное платье в пол простого, но элегантного кроя: скромный размер выреза дополняла драпировка у талии и совершенно невозможный разрез до самого бедра. Длинные узкие ступни в босоножках с тонкими золотистыми ремешками чутко касались чёрных педалей инструмента. Её чёрные волосы были небрежно заколоты наверх, в ушах блестели крупные серьги с позолотой. Если бы только не пластырь позади шеи, как напоминание о том, что это вовсе не сказка.

Она взглянула на него и замерла. Её тонкая рука с изящным запястьем зависла над клавиатурой. В её глазах застыл немой вопрос и, кажется, надежда.

— Продолжайте, — едва слышно произнёс Алек. Голос его охрип. У него закружилась голова, когда он опустился на диван, стоящий теперь ровно напротив рояля. Так он мог без зазрения совести разглядывать её. Алек потянулся к столику, где стоял мини-бар и, не отрывая взгляда от Изабеллы, плеснул себе двойную. Нет, сегодня он точно напьётся. Виски и Изабелла Бланко — одуряющее сочетание, наверняка до жути похмельное на утро, но Корелли не собирался останавливаться.