Паранойя. Почему он? (СИ) - Раевская Полина "Lina Swon" - Страница 38

Наверное, занят или спит – решила я и не стала больше беспокоить.

Он перезвонил мне утром, разбудив ни свет ни заря.

-Алло! – прорычала я, кое –как сдержавшись, чтобы не швырнуть разрывающийся телефон об стену.

-Доброе утро, звонкая попка, - одной фразой разминировал меня Сергей Эльдарович. - Проснулась?

-Вообще-то сплю. Ты чего в такую рань поднялся? – улыбнувшись, сладко потянулась я.

-По тебе соскучился, - произнес он таким проникновенным голосом, что меня в жар бросило.

-Неужели? Что-то вчера ты не особо горел желанием общаться, - конечно же, не могла я не припомнить.

-Спал без задних ног, Сластён, даже не слышал, что ты звонила.

-Выспался?

-От души. Увидимся?

-Давай. Но не раньше семи часов смогу.

-Раньше я и не планировал.

-Только давай, пожалуйста, без всяких просвещений, - попросила я, вызывая у Сережи смех.

-Не волнуйся. Всё будет чинно и благородно, я же вроде как тебе ужин обещал.

-А-а, то есть мне одеться поприличней?

-Да можешь и неприлично, я против не буду.

-Ладно, я подумаю, - кокетливо обещаю я.

-Тогда до вечера?

-До вечера. После обеда скину адрес, куда подъехать.

-Давай.

-Целую, - переборов смущение, шепнула я.

-И я тебя, сладкая попка, - также шепотом, со смешком парирует он.

-Дурак, - рассмеявшись, закончила я разговор, и довольная продолжила спать дальше. Проснулась аж в час дня и как сумасшедшая стала носиться по комнате.

На сборы оставался всего час, а мне нужно было выглядеть на все сто, чтобы и Сережу сразить наповал, и Олькиных родителей не шокировать. Пока мылась в душе, ломала голову, как найти компромисс между этими условиями, но так ничего и не придумав, плюнула на это дело. Решив, что яркости много не бывает, остановила свой выбор на асимметричном топе морковного цвета и мини - юбке с высокой талией, декорированной принтом из разноцветных вертикальных полос, подчеркивающих и длину моих ног, и тонкую талию. Дополнив яркий образ золотыми серьгами-кольцами и браслетами, сделала неброский макияж, уложила волосы в небрежную волну и надев босоножки на невысоком каблучке, чтобы не выглядеть вульгарной, поспешила к Ольке.

Въехав на территорию дома, я поняла, что до сего момента ничего не знала о роскоши. Открывшаяся передо мной картина по-настоящему поражала воображение размахом, красотой, и как ни странно, уютом. В этом доме хотелось жить, просыпаться каждое утро и любоваться открывающимся с горы видом.

-Потрясающе, - выдохнула, когда Олька вышла встречать меня.

-Да, папуля отгрохал на славу, - понимающе улыбнулась она и пригласила внутрь. – Пойдем, мама уже готовит чай, потом прогуляемся.

Я кивнула, и забрав у водителя пакет с пирожными, последовала за Олей.

-Выглядишь отпадно, - шепнула она по дороге.

-Спасибо, а то я волновалась, что слишком пёстро.

-На такой фигуре ничего не может быть «слишком», кроме количества одежды, - как всегда отмела Олька все сомнения и подмигнув, подразнила. – Да и потом, к его красным труселям самое оно. Шикарно будете смотреться.

Не сговариваясь, мы засмеялись, и до самой гостиной, никак не могли успокоиться. Но тут навстречу нам вышла Олина мама, и смех оборвался сам по себе. Смеяться в ее присутствие почему-то показалось неуместным.

Честно, я представляла ее себе по – другому. Почему-то мне казалось, что у такой солнечной девчонки, как Олька, и родители должны быть соответствующими: теплыми, рыжими, энергичными и эмоциональными. Передо мной же была сдержанная, словно закованная в цепи, очень худая, миниатюрная женщина, от которой за версту веяло холодом. Единственным теплым мазком были шоколадные глаза и волосы, в остальном вся ее внешность состояла из холодных оттенков и острых, как лед, линий: строгие черты лица, уложенные волосок к волоску короткие волосы, элегантный брючный костюм и королевская стать. То, как она держалась, создавало впечатление, будто это не я, а она выше меня на целую голову. На несколько первых секунд мне даже стало не по себе, но тут Лариса улыбнулась, и я поняла, что внешность действительно бывает обманчивой. Столько теплоты было в этой улыбке и взгляде, что я сама не поняла, как улыбнулась в ответ, а потом вдруг оказалась в кольце тонких рук.

-Ох, какой чудесный, «кашемировый» аромат! Прямо весной повеяло, - воскликнула Лариса, с шумом втянув воздух. – Это что? Что-то знакомое…

-Эм… Курреж ин блю от Андрэ Куррежа, - растерявшись от такого приема, пробормотала я едва слышно.

-Надо присмотреться к нему, - отстранившись, сделала она пометку и смущенно улыбнувшись, добавила. – Ой, я тебя, наверное, ошарашила.

-Конечно, мам. Настька у меня скромная, а ты тут сразу обниматься полезла.

-Оля! – засмеявшись, одернула я подругу и переведя взгляд на Ларису, заверила. – Не слушайте её, я только рада такому теплому приему и знакомству с вами.

-Добро пожаловать, дорогая. Тоже очень рада, наконец, познакомиться, хотя Олька столько о тебе рассказывала, что мне кажется, я тебя уже сто лет знаю.

-Ну, скажи же, мам, она, как с обложки, - не преминула Прохода поднять свою любимую тему.

-Не то слово, - подтвердила Лариса с улыбкой и пригласила нас к столу. – Ну, пойдемте пить чай.

-Ой, это вам, -спохватившись, протянула я пакет со сладостями и торопливо добавила. – Я, правда, пока еще плохо ориентируюсь в городе, но мне сказали, что это лучшая кондитерская.

-Вот как? – усмехнулась Лариса, снова превращаясь в Снежную королеву. – Ну, давайте попробуем, что там приготовила «лучшая кондитерская».

Я непонимающе воззрилась на Ольку, давящуюся смехом.

-У мамы сеть кондитерских, а это ее главные конкуренты, - пояснила она и не выдержав, все-таки захохотала, мне же хотелось провалиться сквозь землю.

Такой конфуз!

К счастью, в ходе беседы он быстро забылся, и вскоре мы уже непринужденно болтали, пока за спиной, как гром среди ясного неба, не раздался любимый голос:

-Лариса, где папка, которую я вчера… У нас гости?

Вздрогнув, замираю на мгновение, но тут же резко оборачиваюсь, не в силах терпеть неизвестность, и реальность разлетается на куски. Мир вокруг сжимается до одной-единственной точки – его синих – пресиних глаз. Я смотрю и не верю. Сердце начинает отчаянно колотиться в груди, умоляя об ошибке. Но Оля будничным тоном убивает во мне всякую надежду:

-Знакомься, Насть, это мой папа - Сергей Эльдарович. Пап, это моя Настюха.

Чашка с чаем выпадает из моих ослабевших пальцев, но я даже не замечаю. Оля и Лариса, подскочив, убирают со стола, а мы с ним все также смотрим друг другу в глаза и начинаем всё-всё понимать…

Его губы, которые еще вчера целовали меня и шептали всякие нежные глупости, кривятся в холодной усмешке. Она, словно клинок входит мне под ребра, вызывая тупую боль, которая в следующее мгновение взрывается во мне с яростной силой, когда он ничего не выражающим голосом произносит:

-Приятно познакомиться, Анастасия…

Андреевна - отчетливо звучит в мыслях то, что он проглотил. И от этого так больно, что слезы подступают к глазам, но я не даю им волю и таким же мертвенно - безликим голосом ставлю точку в двухнедельном фальшивом счастье.

-И мне.

И всё. Нет больше никаких «Анастасия Андреевна» и «Серёжа», есть только подруга Оли и папа Оли. И эти вселенные даже в одно предложение ставить запрещено.

 Твою… мать! – единственное, цензурное из того, что крутится в голове. Хотя Зойка бы наверняка сказала, что головы у меня, как не было – так и нет, и я с ней абсолютно согласен.

Только будучи отбитым наглухо дебилом, можно в сорок лет попасть в подобный переплет, отдающий стойким душком бразильских сериалов.