Всё начинается со лжи (СИ) - Лабрус Елена - Страница 7

Она улыбнулась.

— Хорошо. А баночку дадите?

Сегодня без косметики, в мешковатой одежде она казалась младше своего возраста. Ранимой, трогательной. Грустной. А вовсе не наглой и агрессивной, как вела себя рядом с Верейским.  

— Конечно, — достав из ящика стола, я протянула ей стерильную пластиковую ёмкость в целлофане. По крайней мере теперь мне понятно, как она подделала тест — помогла беременная подруга. Или капнула в мочу всё тот же гормон? Сейчас в сети можно найти всё что угодно. Но в принципе, это уже не важно. — Что-нибудь ели с утра?

Она отрицательно качнула головой.

— Ну идите тогда в лабораторию. А потом напою вас кофе и поговорим.

— А можно чай? — остановилась она в дверях. И когда я уверенно кивнула, уточнила: — Мне зелёный.

Честно говоря, понятия не имею чем закончится эта её самодеятельность с уколами. Но не будь она такой самостоятельной, я бы разобралась сама, раз уж мне поручили это дело.  

Вот именно с этого я и начала, подвигая ей через стол чай, бутерброд с сыром, конфеты, когда она вернулась.

— Больше так не делайте, пожалуйста, Юлия Владимировна. Это всё же не витамины, а гормоны. Витамины-то не так безобидны, как кажутся, а уж рисковать с препаратами, да ещё в такой дозировке, точно не следует. Тем более вы пили контрацептивы.

— Я постараюсь, — согласно кивнула она и отхлебнула чай. Её молчаливость, даже подавленность, невольно бросалась в глаза.

— Итак, если я правильно поняла, менструация у вас закончилась за пару дней перед осмотром. И до следующей есть около месяца. Какой у нас план?

Она пожала плечами.

— Возможно, забеременеть. Или инсценировать выкидыш. По обстоятельствам.

— Тогда могу я узнать причину такой поспешности? — удивилась я. — Ведь если беременность в планы входит, то зачем вся эта ложь? Зачем что-то срочно выдумывать, если пройдёт месяц, два и всё само сложится?

— А если не сложится? — она подумала и всё же взяла бутерброд.

— Значит, сложится на несколько месяцев позже.

— Вы не понимаете, — покачала она головой, жуя.

— Нет, конечно, этого я не понимаю. Но я видела разрывы, ссадины и синяки. Повреждения, которые при всём моём желании и уважении к чужим предпочтениям в сексе, я не могу назвать безопасными для твоего, если позволишь на «ты», чтобы слово «вашего» не ввело в заблуждение, здоровья. И уже вашего с малышом здоровья, раз он всё же есть в планах. Этого я ещё больше не понимаю.

Она тяжело вздохнула. Вытянула ноги и посмотрела на меня так, словно сомневаясь, стоит ли мне доверять.

— Рассказывайте, Юлия Владимировна!  Меня вы вряд ли смутите. А кому ещё, если не вашему врачу, стоит знать правду? Эти повреждения, — я набрала в грудь воздух. — Это ведь не будущий муж?

Она снова помотала головой. Отрицательно. Отложила надкушенный хлеб.

— Я не могу об этом сказать. Никому.

Я всплеснула руками.

— Вы не забыли? Я ведь и так знаю. Так может стоит рассказать и остальное, раз я тоже теперь участник этой… — на язык просилось слово «аферы», но я смягчила, — инсценировки.

— У меня есть всего три месяца. И, если учесть, что подготовка к свадьбе тоже займёт какое-то время, — а без свадьбы выдать свою единственную дочь замуж отец не согласится, — значит, и того меньше.

Значит, дело и правда в свадьбе. Я понимающе кивнула. Но эти сжатые сроки!

— Ты должна за три месяца выйти замуж?

— Отец поставил Верейскому условие, что, если я забеременею, мы распишемся без разговоров. Поэтому мне срочно и потребовалось залететь.

— Неужели ради штампа в паспорте?

Она скривилась.

— Ради акций, что станут моими, как только мы оформим брак.

— Тебе так нужны эти акции?

Я пыталась осмыслить услышанное. И вроде всё было предельно понятно, но ничего не понятно.

— Вы даже не представляете себе, как мне нужны эти акции!

И столько страдания было на её лице, что я поверила.

А она не заставила себя ждать с объяснениями.

— Это случилось две недели назад. Две грёбаных недели назад я нажралась в сопли в баре, или мне что-то подсыпали, я честно не помню, как и почему это произошло. Но видео, где я трахаюсь с двумя парнями, что мне потом предъявили, сильно освежило мне память.

— Ты была одна в этом баре?

— Нет, конечно! С подругами. Но одна беременная, потому ушла почти сразу, а вторая, уверяет, что тянула меня домой, но я смутно помню как послала её и осталась.

— А они там уже были? Эти парни?

— О, да! — закатила она глаза. — Они там уже были. С этого всё и началось. А потом пошли недвусмысленные намёки, ну и... вот.

— То есть ты их знала?

— Вы прямо как дознаватель, — усмехнулась она. — Да, я их знала. В том-то и дело, хорошо знала. Одного.

— А второй?

— Такой же чёрный, — отмахнулась она, но непонимание на моём лице заставило её уточнить. — Ну в смысле, хач. Так понятно?

— Вполне. То есть ты трахалась с двумя хачами?

— Ага. Аж пыль стояла столбом, — невесело хохотнула она. — И теперь он грозится выложить это видео в сеть.

— И, наверно, прислать Верейскому?

— О, это не так страшно. А в сети, когда все увидят, — она мучительно, болезненно сморщилась. — Вот это капец. Снова не понимаете? — недоверчиво покосилась на меня. Вздохнула. — В нашей среде белой девочке трахаться с чёрными — это лютый зашквар. Это же навсегда запомоиться. Всё равно, что опустили, если тебя имел какой-нибудь Марат или Мурад.

— Да?! — искренне удивилась я, первый раз слыша о таком табу, но не стала настаивать на подробностях, до их среды мне как до луны. — Ладно, тебе виднее. Но, пусть ты не помнишь первый раз, то, что было три дня назад, перед осмотром, ты же помнишь?

— А три дня назад они мне и заявили о серьёзности своих требований. Он заявил. Второй там так, чисто номинально, — она кашлянула, словно запнулась. — В общем, либо я с ними и дальше кувыркаюсь. Либо дарю ему акции. И не просто какие-то, а именно те семь процентов, что отец обещал оформить на меня после свадьбы с Верейским.

Юлия допила чай одним глотком.

— А кувыркаться с ними, — она резко выдохнула, — больно. Очень, сука, больно, когда тебя трахают вдвоём и жёстко. Теперь вы понимаете, — она посмотрела на меня с надеждой, — как мне нужна эта фиктивная беременность. Срочно.

— А рассказать? — я прочистила горло. — Будущему мужу?

Она посмотрела на меня как на идиотку.

— Тогда отцу? — снова предположила я.

— Вы не представляете чей он внук, этот больной ублюдок. Мой отец просто ничего не сможет сделать. Это разобьёт ему сердце. Это просто его убьёт. Его. Его бизнес. Его репутацию, — она закрыла рукой лицо. — И всё равно он ничего не сможет сделать. Я не могу так поступить с отцом. У меня никого нет, кроме него. Да и с Пашей, — первый раз она назвала Верейского по имени. С теплотой, с искренним сожалением. — Не могу так поступить.

— Но надо же что-то делать!

— Я и делаю, — решительно встала она. — Мне дали отсрочку. Я выйду замуж. Получу эти сраные акции. И всё закончится. Тихо и мирно. Ясно? И не вздумайте никому даже пикнуть, о том, что услышали, — упёрлась она в стол, нависнув надо мной. — Это хотя бы понятно?

— Как никогда, — кивнула я.

И то, что я увязла по уши в этом дерьме, тоже как божий день мне было ясно.

— Вот и славно, — Юлия подхватила сумку.

— Может я могу тебе чем-нибудь помочь?

Она обернулась на мой вопрос.

— Вы?! — скривилась. — Это вряд ли. Спасибо за чай!

За ней закрылась дверь. Ирина Львовна пришла забрать посуду. А я всё сидела, глядя на пустой стул. И очень хотела, чтобы всё вышло именно так, как она и задумала: тихо и мирно. Но очень, очень в этом сомневалась.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, когда женщина расстроена. Или лезть в сеть в поисках популярных статеек на тему «Семь признаков того, что ей плохо».