Всё начинается со лжи (СИ) - Лабрус Елена - Страница 4

Только не говори «нет»!

— Нет, — улыбнулась она и вздохнула. Словно я спросил: а не попробовать ли нам снова? А я разве не об этом спросил?

— Поужинаешь со мной? — посмотрел на неё исподлобья.

— Паш, — растерялась она и первый раз за время беседы утратив официальный тон. Пару секунд собиралась с мыслями. — Это, как минимум, неэтично.

— А как максимум? У тебя на пальце нет кольца.

— У тебя тоже. И никогда не было. Но это ведь ничего не значит.

— Значит, Эль. Теперь значит. Ведь мы встретились. Снова.

Она стояла спиной к столу, положив на него руку. Я накрыл её пальцы своими. Легонько сжал.

Ответь. Как тогда, когда всё только между нами начиналось. Ответь на это пожатие, пожалуйста! И я горы сверну ради тебя. Мне плевать кто сейчас с тобой, если он — не я. Ответь, чёрт тебя побери!

Но в кармане её халата заверещал телефон, и она убрала руку, чтобы достать его, словно не помнила, что оно значит, это прикосновение. Или как раз потому, что слишком хорошо помнила.

— Иду я! Уже иду!

И может, мне снова показалось, но тон у неё был недовольный.

Она отключилась, не добавив ни единого слова. Не оставив мне ни имени, ни намёка на то, с кем она говорила, только бесконечное количество вариантов для догадок. Заторопилась, собирая работы студентов, халаты, макеты, дидактический материал.

— Помочь хрупкой женщине донести тяжёлые коробки, надеюсь, не будет считаться неэтичным? — подхватил я почти невесомый картон.

— Если только ты не понесёшь их в свою машину, — придирчиво изучая меня, как один из своих экспонатов, приподняла она бровь.

Ну что ж, на безптичье и жопа соловей. Не прогнала — уже хорошо.

— А подвезти доктора неэтично? — сгрузив учебные пособия в её кабинете, я предпринял ещё одну тщетную попытку, если не отвоевать немного её времени, то хоть что-то узнать.

— Меня подвезут, Павел Викторович, — отрицательно покачала она головой. — Я надеюсь, что ответила на все ваши вопросы? И впредь я предпочла бы видеть вас не чаще, чем на приёме с вашей… невестой, — споткнулась она на последнем слове.

— А если нам понадобится срочная консультация? Не подскажите свой телефон, Эльвира Алексеевна?

— Он у вас есть, — открыла она дверь. Я даже невольно глянул на свою грудь, не задымилась ли рубашка — так обжёг её взгляд. — Всего доброго!

— Всего! — улыбнулся я.

И действительно заторопился к выходу.

Да, да, да! И сам не мог я понять, чему так радовался. Хотя нет, мог. Я радовался тому, сколько чувств было в её взгляде. Пусть обиды, пусть даже ненависти, зла или презрения — кто поймёт эту женщину, ведь тогда она так убедительно дала понять, что всё что было в Сочи, останется в Сочи, и я, конечно, чу̀ден как Днепр при ясной погоде, но не тот, с кем она хотела бы состариться.

Сейчас я видел в её глазах совсем другое. Или это тогда я был слеп?

Главное, я видел его сейчас — неравнодушие. На смотрят так на тех, на кого плевать. И я радовался. Искренне. Отчаянно. Сумасшедше.

— Малыш, ты куда так бежишь? — в вестибюле подхватил я выскочившую мне под ноги девочку лет трёх. Такую хорошенькую, что глаз было не оторвать. С такими ангельскими кудряшками и восхитительно серыми, цвета голубиного крыла глазами, что, поставив её на пол, я невольно присел перед ней на корточки.

— К маме, — удивлённо уставилась она на меня.

— А как зовут твою маму?

— Мама, — она улыбнулась. И ямочки на её пухлых щёчках, и необычный низкий голос, эдакий басок у такой малышки, меня просто приворожили, влюбили, сразили наповал.

— А тебя как зовут?

— Матлёшка.

— Матрёшка? — удивился я.

Но она спряталась за подошедшего молодого мужчину, и я встал.

— Какая прелесть ваша девочка! — искренне восхитился я с лёгкой завистью к её отцу. А потом мазнул взглядом по его лысоватой блондинистой шевелюре, водянистым голубым глазам, непримечательным чертам лица и лёгкой сутулости, и удивился. Такое чудо у такого неинтересного мужика. Наверно, похожа на мать. Помахал малышке. — Пока, Матрёшка!

Она смущённо и энергично замахала мне вслед маленькой ладошкой.

— Пап, я же сказал: приеду завтра, а ты всё время сегодня звонишь, — уже в машине ответил я на звонок отца и улыбнулся. Эта маленькая бойкая принцесса так меня очаровала, что я невольно подумал: хочу дочь. В груди нехорошо заныло: Юлька беременна. Но отец меня отвлёк. — Правда, правда, пап. Часам к трём буду. И маме скажи, пусть не наготавливает на десятерых. Я буду один.

 «Котик, а ты где?» — пришло сообщение, когда мы с отцом закончили короткий разговор.

«А ты?» — настучал я ответ.

«Жду тебя дома. Готовлю ужин. Купи вина. Себе. Мне же нельзя».

«Готовишь?! Или заказала?»

«Коть, ну какая разница» (куча возмущённых смайлов)

«Большая. Если готовишь ты, я лучше возьму водки».

«Фу таким быть!» (и снова куча смайлов)

 «Буду минут через тридцать», — отправил я ответ и вздохнул, выворачивая с парковки.

С Юлькой в принципе было неплохо. Она забавная, дерзкая, самоуверенная. Ненасытная в постели. Открытая к разным экспериментам. Но, положа руку на сердце, наверно, я уже слишком стар для всего этого. Я так от неё устал.

И от семейной жизни я ждал другого. Не вечных хайп-проектов, сумасбродных подружек, родительского контроля её отца и ресторанной еды. А чего-то совершенно другого. Милого, уютного, домашнего. Единства. Постоянства. Ответственности.

«Да, кстати, будет Евка. При ней не говори о нашей беременности, — прилетело уже по дороге. Нашей! Я скрипнул зубами. Ну вот, что я говорил! — Пусть, сучка, думает, что залетела первая. Коть, давай пока вообще никому не будем говорить, хорошо? Люблю тебя…»

До конца эту «поэму» в смайликах я не дочитал. Вот только желание ехать домой резко пропало.

Я развернулся на следующем же светофоре.

И уже припарковавшись у частного клуба, открытого только для «своих», с панорамным видом, живой музыкой и собственной пивоварней, настучал ответ:

«Прости, задерживаюсь. Срочная работа. Хорошо вам посидеть».

Долго мучительно обдумал все варианты и вместо «люблю» поставил смайлик.

— Прости, — Костя выдохнул, перекатился на спину, простыней вытер стекающий по лбу пот. — Эль, да что с тобой?

— Ничего. Ты меня прости, — отвернувшись, прикусила я подушку.

Третий раз до обеда я развожу Костю на секс. И третий раз подряд не могу кончить. Словно его резко стало слишком мало. Всё слишком медленно, слишком вяло, нерешительно, неглубоко. А раньше мне ведь хватало. Да, не спорю, бывало и лучше. И Костя меня до пятницы устраивал. Но сегодня меня всё в нём раздражало.

Распогодилось. И родители с утра в субботу даже забрали с собой на дачу Матрёшку, чтобы мы побыли вдвоём. Но выходные пропали зря. Я ничего не сделала из того, что планировала, ещё и осталась неудовлетворённой.

— Ты не виноват. Дело во мне, — подцепив простынь и прикрывшись, я пошла в душ. Вот насадка душевого шланга с меняющимся напором воды меня ещё ни разу не разочаровывала.

И дело, конечно, было не в Косте. А в Верейском. И в том, что все выходные я думала: что же делать.

Что, чёрт бы тебя побрал, делать?

Я включила в ванне воду и присела на закрытый унитаз.

У меня чуть сердце не остановилось, когда Костя рассказал, как Матрёшка бежала ко мне и врезалась в мужика, что вышел из моего кабинета. А вышел из него Верейский.

Если он и дальше будет настаивать на встречах, приходить, задавать вопросы, приглашать, а то и следить (А он будет! В этом я даже не сомневалась), то рано или поздно снова увидит дочь. А там сложит одно с другим, это не трудно.

Но этого я никак не могла допустить — нового витка отношений. Даже не потому, что у него почти беременная невеста. Сейчас я была куда более эгоистична. Я думала о себе. Ответ: потому что он разобьёт мне сердце. И в этот раз не только мне. Привяжется к Машке. Моя девочка тоже будет его ждать, а он снова вернётся к своей богатенькой дочке богатенького папочки. Потому что он всегда к ней возвращается.