ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 73

— Проснулась?

Она стояла передо мной в одних трусиках, прикрывая одной рукой свои грудки. Я улыбнулся ей, взял её лицо в свои руки и нежно поцеловал в губы. Она ответила более страстным поцелуем, а дальше… В общем, нам обоим в этот момент было плевать, что мы неумытые и с нечищеными зубами, тем более что мы их чистили перед сном. А потом принимали совместный душ.

До самого вечера нам делать было нечего. Когда мы вернулись с завтрака, в номер позвонил Евдокименко. Сказал, что хотел покатать нас сегодня по известным местам вроде Воронцовского и Ливадийского дворцов, показать «Ласточкино гнездо», даже на Массандровский винзавод хотел нас отвезти, но боится выводить свою «ласточку» на «всесезонке» из гаража.

— Ничего страшного, Анатолий Кириллович, — успокоил я его, — в такую изумительную погоду мы с Ингой просто пешочком прогуляемся.

— Ну и ладненько, — с готовностью согласился тот. — А за вами часа за два до творческого вечера тогда заедет вчерашний «пазик», я только что звонил в филармонию, вопрос решил, ему с его колёсами такой снег нипочём. Так что в пять вечера вам нужно быть готовыми к отъезду.

Инга была не против пешей прогулки, но получилось прошвырнуться только по набережной, с которой мы понаблюдали за свинцовыми водами Чёрного моря и беспокойно кричащими чайками. Купили батон хлеба и весь его скормили этим летающим крысам, кидая крошки в воздух.

В гостиницу мы вернулись к обеду, перекусили в местном ресторанчике и отправились играть в пинг-понг — было здесь и такое развлечение. Оказывается, Инга очень неплохо играла в настольный теннис, и сначала мне пришлось поднапрячься в игре один на один, а потом против нас выступила молодая семейная пара из Донецка, и мы в тандеме их одолели с общим счетом 3:2.

Пока играли, соперница всё вглядывалась и вглядывалась в меня, наконец, когда мы менялись сторонами, не выдержала и прямо спросила:

— Простите, а вы не Максим Варченко?

— Кто, я?! Нет, вы ошиблись, меня Иван зовут. А кто это — Максим Варченко? — закосил я под дурачка, опережая открывшую было рот Ингу.

Ну в самом деле, зачем мне сейчас лишняя шумиха? Вечером на концерте… то есть творческом вечере — пожалуйста, а сейчас мне хочется побыть инкогнито.

— Ну как же, молодой композитор, его в «Песне года» показывали, — принялась она пояснять.

— Да я как-то такие вещи и не смотрю, всё больше футбол да хоккей…. Ну что, подавайте, может, получится у вас отыграться.

Ровно в семнадцать ноль-ноль у входа в гостиницу и впрямь стоял давешний «пазик». От семейства Ротару никого не было, похоже, мы с ними в ближайшее время не увидимся. Зато нас сопровождала заместитель директора Крымской республиканской филармонии — обаятельная женщина предпенсионного возраста с повадками потомственной аристократки. Представилась Генриеттой Платоновной Кожедуб. Она же вручила мне два билета за завтрашний авиарейс до Москвы. Я сразу отдал их Инге, у неё целее будут.

Пока ехали, мы с Генриеттой Платоновной обсудили, что и как будет. Кожедуб согласилась, что идея с вопросами от зрителей ей нравится, она и сама об этом подумывала, но я её опередил. В остальном ничего необычного. Маленький, приземистый столик с наполненным водой графином и стаканом на подносе, стул, микрофон, сбоку рояль тоже с микрофоном. Я сказал, что рояль — не моя специализация, пусть лучше предоставят гитару со вторым микрофоном и дополнительной стойкой. Генриетта Платоновна записала моё пожелание в свой маленький блокнотик и добавила, что по окончании концерта я получу причитающийся мне гонорар вы размере 15 рублей 50 копеек. Добавив, что это уровень оплаты исполнителей первой величины по первой категории.

— В ведомости за вас распишется Богатиков, проведём это мероприятие как его концерт, всё равно никто проверять не будет. И он сам не против, говорит, вы на него произвели неплохое впечатление ещё при первой встрече.

Надо же, снова судьба меня сталкивает с этим исполнителем. Так и идём с 10 ноября рука об руку: концерт к Дню милиции, потом «Песня-78», теперь вот подписи за меня ставит, да ещё и расхваливает, хоть толком с ним так ни разу и не пообщались. Ну, чай не последний день живём… Надеюсь.

Продолжительность вечера в диапазоне от полутора до двух часов. Блин, о чём трындеть столько времени? Ну не ответами же на вопросы… Хотя могут накидать целую коробку. Песнями, что ли, забить половину в случае чего?

Крымская республиканская филармония располагалась в таком же старом, двухэтажном здании, как и ялтинский филиал. Нас с Ингой провели через служебный вход, до предназначенной мне гримёрки.

— Костюма, я так полагаю, у вас нет? — скорее констатировала, нежели спросила Кожедуб.

— Я за демократичность во всём, включая одежду.

— Хм, ну… Не знаю, если что, можем подобрать что-нибудь.

— Не стоит, на мне всё чистое, и джинсы, и свитер… И даже ботинки, — добавил я, посмотрев на свои ноги.

Пока в зал никого не пускали, решил сделать небольшой саунд-чек. Зал мест на пятьсот, не больше, со вторым ярусом. Мне торжественно выносят инструмент. Электроакустическая гитара, почти дредноут по форме, и моего любимого цвета санбёрст. Ого, да это же самый настоящий «Epiphone»! Посмотрим, как звучит…

— Шнур вот, держите, — суетится молодой, длинноволосый парень, видимо, заметив мой ищущий взгляд.

Воткнул «джек», взял несколько аккордов.

— Микрофон подключен? — спрашиваю «волосатика».

И не дожидаясь утвердительного ответа, говорю в микрофон:

— Раз, два… Закусочная, сосисочная.

Несколько минут уходит на то, чтобы совместно со звукорежиссёром вечера, сидевшим за своим монитором сбоку за кулисами, устранить все шероховатости. Между делом появляются две телекамеры с операторами бегающая среди них девушка с микрофоном: оказывается, мой творческий вечер собирается снимать республиканское телевидение. Ничего себе, а вот это уже серьёзно.

Прежде чем покинуть сцену, под перебор негромко исполняю первый куплет и припев песни «Берёзы» из репертуара «Любэ». Судя по взглядам присутствующих, в том числе и Инги, даже этот кусочек произвёл определённый эффект. А что, может, и исполню сегодня. Ежели в этой версии Перестройка не грянет, глядишь, и «Любэ» не появится, да и Матвиенко опять же может не написать все эти песни. Конечно, отмазка так себе, но определённая доля прагматизма в этих рассуждениях имеется.

В компании Инги я вернулся в гримуборную, где она сразу же поинтересовалась, что это за песню я сейчас исполнял. Пришлось наврать, что из свежего, так сказать, из неопубликованного.

— Красивая, — вздохнула она. — А ты её сегодня споёшь?

— Думаешь, стоит?

— Макс ну пожалуйста!

Я не мог устоять против взгляда кота в сапогах из «Шрека». Минут через двадцать в дверь постучалась Генриетта Платоновна.

— Максим, зрители собрались.

Я бросил взгляд на часы. Пять минут восьмого, и впрямь пора. Инга решила смотреть на шоу из-за кулис, наверное, чтобы почувствовать себя причастной к тому, что будет происходить на сцене. Главное, чтобы в спину иголки не втыкала… Шутка.

Я пристраиваюсь рядом с ней, гляжу в щелочку между тяжёлых портьер. Ни одного свободного места. На краю сцены стоит коробка вроде как из-под обуви, рядом стопочка аккуратно нарезанной бумаги и несколько карандашей.

Подавляющая масса зрителей по виду и впрямь настоящие работяги, не пожалевшие отдать по рублю за возможности посмотреть на юное дарование. Мужчин и женщин примерно поровну. Тут кто-то на галёрке не выдерживает, кричит:

— Варченко, выходи!

В зале смеются, потом начинаются сначала одиночные, затем всё более частые хлопки.

— Пора, Максим, — шепчет мне в ухо Генриетта Платоновна, мягко подталкивая в спину.

На немного подгибающихся коленях выхожу на авансцену, останавливаюсь у стойки с микрофоном. Только бы от волнения не дать «петуха».

— Добрый вечер, друзья!

Зал шумит, кто-то всё с той же галёрки под смех зрителей кричит: