ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 69

Нет, не сметь забивать голову подобной чушью. Тем более я уже подхожу к парочке чекист-террорист, про себя размышляя, что история знает примеры, когда и чекисты становились террористами. Но сейчас это не тот случай.

— С облегчением! — ехидно поздравляет меня Дмитрий Сергеевич.

— Спасибо, — благодарно отвечаю и ту же киваю в направлении хвоста самолёта. — Ой, а что это?

Не ожидавший от меня такой заподлянки мужик на инстинкте делает полоборота, удобно поставляя правую сторону челюсти, в которую и летит мой кулак. В этот удар я вкладываю всю свою силу, но в то же время помню, что, даже отправив соперника в нокаут, я не должен расслабляться ни на мгновение. Потому что в следующий миг предстоит сделать самое важное — а именно поймать руку падающего террориста и не дать пальцам разжаться. Только когда прошло секунд пять и я понял, что успел, у меня возникло непреодолимое желание сесть прямо на пол и вытереть моментально выступивший на лбу пот, как будто я только что отпахал пару раундов. Кинул взгляд на опешившего комитетчика:

— Чего стоим? Скотч, изоленту, колючую проволоку — что-нибудь, чем можно замотать руку.

— Ага.

Тот, видимо, пропустив мимо ушей мой мрачный юмор про колючую проволоку, кивает и стремглав мчится к выходу. Я же ловлю на себе взгляды пассажиров, которые осмеливаются выглянуть в проход. Что, не ждали от плаксивого дурачка таких действий? Больше всего меня радует реакция Инги. Та не только облегчённо улыбалась, но ещё и сделала попытку прийти мне на помощь. Пришлось прикрикнуть, чтобы сидела на месте и не высовывалась. Мало ли что…

Чекист возвращается примерно минуту спустя, и не один, с ним ещё двое человек. Пока его не было, Дмитрий Сергеевич сделал попытку прийти в себя, пришлось одну руку освободить и продлить его отключку ещё одним ударом в челюсть.

Один из новоприбывших тут же споро принялся приматывать гранату к руке террориста синей изолентой, второй позволил мне убрать руку и теперь сам сдавливал пальцы угонщика. Я потряс пальцами: вроде и держал недолго, но, похоже, так сильно, что у самого чуть не онемели.

— Вставай, гнида!

Это они горе-угонщика на ноги поднимают. Тот всё ещё не может окончательно прийти в себя, ноги подкашиваются, но всё же фокусирует на мне свой взгляд.

— Сучёныш… Знал бы…

Что он сделал бы, если бы знал — для меня остаётся загадкой, так как его всё же уводят под белы руки, сцепив их спереди «браслетами». Переговорщик, как и все присутствующие, провожает их взглядом, после чего поворачивается ко мне и жмёт руку:

— Спасибо, товарищ, огромное спасибо! Вас как зовут?

— Максим.

— Вы проявили настоящий героизм, Максим!

Тут кто-то начинает аплодировать, а затем к овациям присоединяются все присутствующие в салоне, включая выползший из своей кабины экипаж вместе с коренастой бортпроводницей. С трудом преодолеваю желание кланяться, как артист после выступления, лишь смущённо улыбаюсь:

— Да что вы, на моём месте…

Тут же осекаюсь, понимая, как глупо звучит заезженная фраза. А дальше меня уводят в комнату милиции при здании аэропорта, где я должен дать показания, и где записывают мои данные, на всякий случай проверив паспорт. Инга терпеливо дожидается меня в коридоре. Пока со мной общаются, приходит информация, что граната настоящая, не муляж. Даже не знаю, радоваться или огорчаться. Всё-таки с настоящей гранатой мой поступок выглядит более героическим.

Наконец присутствующий при «допросе» начальник УКГБ Крымской области, представившийся Николаем Петровичем, жмёт мне руку:

— Ещё раз большое спасибо за проявленную смелость и смекалку! О вашем поступке, Максим Борисович, мы обязательно сообщим по месту вашего жительства и по месту учёбы.

— Вот что значит занятия боксом, — добавляет такой же счастливый начальник местного УВД.

Он тоже долго трясёт мне руку, после чего интересуется, не нужно ли мне помочь с доставкой меня и моей девушки в Ялту? Я отвечаю, что меня должен поджидать автобус от Крымской филармонии.

— Точно, стоял такой на стоянке у аэропорта. А вот Ротару не видел.

— Должна была в зале прилёта ждать.

— Ну тогда пойдёмте провожу. Если вдруг ни её, ни автобуса нет — доставим в Ялту в лучшем виде. А можете у нас в ведомственной гостинице вместе со своей девушкой переночевать.

Я благодарно улыбаюсь:

— Всё же надеюсь, что София Михайловна всё устроила.

Ротару и впрямь обнаружилась в зоне прилёта, скромно сидела в уголке, в повязанном на голову платке, не сводя взгляда с прохода, откуда появлялись пассажиры. Увидев нас, вскочила и чуть ли не бегом бросилась навстречу. Подбежала, моргает и, похоже, не знает, что и сказать.

— Здравствуйте, София Михайловна, — заговариваю я первым. — Очень рад вас видеть.

— Здравствуй, Максим, — наконец выдыхает она. — Я слышала об этом ужасе, что случился на борту самолёта. Ты правда обезоружил преступника?

— София Михайловна, — выходит на первый план догнавший нас начальник УКГБ, — все пассажиры давали подписку о неразглашении. Не знаю, откуда вы узнали, но это на данный момент — государственная тайна. Я надеюсь, вы умеете держать язык за зубами?

Не очень-то, на мой взгляд, вежливо, зато действенно. Ротару под тяжёлым взглядом чекиста, что им, пожалуй, можно было заколачивать сваи, сразу закивала и дала понять, что она умеет хранить государственные тайны. После чего оба начальника передали нас с Ингой рук на руки популярной советской певице, которая нас провела к автобусу от крымской филармонии.

— Ну уж мне-то можешь рассказать, что там случилось? — вполголоса спросила она, когда автобус с тремя пассажирами тронулся в направлении Ялты. — Ведь рано или поздно всё равно все всё узнают, так же, как было со взрывами в московском метро[1].

Глядя в её любопытные глаза, я вздохнул и принялся за рассказ, надеясь, что из-за своей болтовни не стану фигурантом уголовного дела. Как-никак и я, и Инга тоже давали подписку о неразглашении, не хотелось бы из героев попасть в разряд преступников.

[1] В 1977 году в Москве произошла серия взрывов. Первый прогремел в вагоне московского метро на перегоне между станциями «Измайловская» и «Первомайская». Второй взрыв прогремел в торговом зале продуктового магазина № 15 на улице Дзержинского (ныне Большая Лубянка), неподалёку от зданий КГБ СССР. Третья бомба взорвалась у продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (ныне Никольская). В результате погибли 7 человек (все — при первом взрыве в метро), 37 были ранены. Следствием были установлены трое виновных: армянские националисты Степан Затикян, Акоп Степанян и Завен Багдасарян. Они были приговорены к смертной казни и расстреляны по приговору суда 30 января 1979 года.

Транспортное средство производства Павловского автомобильного завода насквозь пропиталось запахом бензина. Поэтому, усевшись у окошка, я сразу же чуть сдвинул фрамужку в сторону, обеспечив хотя бы некоторый приток свежего воздуха. За бортом было плюс семь, натуральная осень, если не смотреть на календарь. Я расстегнул куртку, Инга тоже сидела в своей дублёнке нараспашку, а вот Ротару застегнула пальто на все пуговицы, а платок лишь чуть сдвинула на затылок. Ну да, при её аномальной худобе лучше не рисковать, а то легко можно подцепить простудное заболевание. И вообще сейчас певица была совсем другой, не той, с которой я познакомился на банкете после итогового концерта «Песня-78». В той было что-то хищное, а эту даже можно было принять за простую сельчанку, только очень симпатичную.

О происшествии на борту самолёта я ей в общих чертах рассказал, сгладив кое-какие детали вроде той, когда отпрашивался в туалет по-большому. Сказал, что просто отпросился по нужде. Теперь мы с Ингой смотрели в окно, и она вспоминала, как этой же дорого они ехали на автобусе летом, когда они всей семьёй приезжали в Ялту на отдых. София Михайловна поглядывал на нас со снисходительной улыбкой, может, себя вспоминала в нашем возрасте?