ВШ 3 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 23

Владлен Эдуардович, как ни странно, был сессионным преподавателем. То есть его основным местом работы считалась обычная средняя школа, а поскольку часов у него там было немного (обществоведение преподавалось лишь в выпускном классе), Коромысло сумел каким-то образом договориться в гороно и параллельно с Бузовым, чтобы появляться и в училище. И вот уже несколько лет он издевался над несчастными студентами. Раньше я слухами питался, а теперь судьба сама свела меня с ним.

Чего-то невзлюбил он меня. Может, ему не нравились физически развитые по сравнению с ним молодые люди, или он просто считал, что я не по годам успешен, и тупо мне завидовал? Не знаю, но его придирки порой настолько выводили меня из себя, что я чудом сдерживался, чтобы не нагрубить или вообще двинуть в ухо.

В целом-то я, конечно, на его уроках не усердствовал, да и вообще не сказать, чтобы по каким-то предметам был отличником. Учёба меня откровенно тяготила, отнимала массу времени, которое я мог бы потратить с пользой на что-то более важное. В первую очередь на книги, музыку и спорт… Но не бросать же училище! Не принято так в нашей стране, человек должен ходить в детский сад, школу, училище или техникум, в институт, наконец, если уж так приспичит получить высшее образование. Мне ничего из вышеперечисленного не было нужно. То есть детсад и школу я миновал, а ПТУ и ВУЗ меня совершенно не интересовали. Я хотел стать если не культовым, то известным советским писателем, причём исключительно на своих, а не ворованных книгах или сюжетах. Хотел заниматься музыкой, но это в охотку, постольку-поскольку, на заполненные до отказа стадионы и Дворцы спорта я не претендовал. Бокс — это пока здоровье позволяет, надеюсь, до того момента, как окончательно повешу перчатки ан гвоздь, успею создать в нашей с Ингой квартире небольшой музей спортивных достижений Максима Варченко. А почему бы и нет? Это я и насчёт нашей с Ингой квартиры, и насчёт домашнего музея. Если мы поженимся — а с этим, надеюсь, проблем не возникнет — то рано или поздно у нас появится собственная жилплощадь. Скорее рано, учитывая должность Михаила Борисовича и, думаю, не «хрущёвка». Ну и почему бы не устроить в нашей большой и светлой квартире с лоджией уголок моих достижений? Надо же будет куда-то складывать медали и грамоты, вот там им будет самое место.

Поймал себя на мысли, что думаю, как какой-то приспособленец. А если Козырев подарит нам квартиру, на которую десять, а то и двадцать лет стоял в очереди какой-нибудь заводчанин? Может, я и не узнаю об этом, да и скорее всего, не узнаю, но кто мне запретит строить такие предположения? И мучайся потом всю жизнь, представляя в видениях, как многодетная семья ютится в коммуналке с обваливающейся от сырости штукатуркой.

Можно, конечно, предположить, что я гордо взбрыкну и попробую сам заработать на собственную жилплощадь. Жилищно-строительные кооперативы ещё никто не отменял, а доходы попавшего «в струю» писателя позволят вложиться и в «двушку». Вот только тянуло меня в столицу, хоть убей. Там кипела, бурлила жизнь, там я смогу себя реализовать в полной мере, не тратя драгоценное время на переезды из одного города в другой. А с годами, глядишь — если в стране всё ещё будут строить коммунизм под чутким руководством партии — может, стану обладателем дачи в Переделкино. Правда, в XXI веке Переделкино станет практически частью Москвы, но до того времени ещё дожить нужно. Почему-то дачка в писательском посёлке, пропитанном духом литературных небожителей, периодически виделась мне в моих грёзах. К тому времени, чего доброго, ещё и сам стану в один с ними ряд. Хотя, может, и не встану, я не собирался тратить годы на сочинение скучных опусов, которые можно читать только под дулом пистолета. Я беллетрист, и этим всё сказано. И уж стихи точно не моя самая сильная сторона, дальше текстовок для песен я не заглядывал. А дачу, может, просто возьму и куплю. Ну или подмажу кого надо в самом крайнем случае.

С другой стороны, не лучше ли оставаться первым парнем на деревне? В Москве таких «звездунов» пруд пруди, а здесь я буду на виду, обласкан местной властью… Короче говоря, мечтать не вредно, а реальность тем временем расставляла свои приоритеты. Одним из них стал вечерний звонок от Полевого. Тот интересовался, смогу ли я подъехать в редакцию в субботу, 16 сентября. Если смогу, то он даёт в свежем номере «Вечерней Москвы» объявление о творческой встрече с молодым писателем Максимом Варченко. Я сказал, что придётся отпрашиваться, так как суббота у нас учебный день, на что Борис Николаевич просто попросил дать номер директора училища, пообещав созвониться с ним с утра. На следующий день Бузов сам меня вызвал к себе в кабинет.

— Варченко, я только что говорил с человеком, который представился главным редактором журнала «Юность» Борисом Полевым. Он сказал, ты ему дал номер моей приёмной.

— Ну да, — подтвердил я, — Борис Николаевич вчера вечером мне звонил, приглашал на встречу с читателями 16-го числа, а я сказал, что это учебный день, и нужно будет у вас отпрашиваться.

— Считай, что отпросился, — улыбнулся Николай Степанович и, прежде чем я начал его благодарить, немного заискивающе сказал. — Максим, тут такое дело… Дочь моя старшая, Ольга, 23-го сентября замуж выходит, не мог бы ваш ансамбль обеспечить музыкальное сопровождение?

— Ваша дочь Ольга Бузова?

Я едва не прыснул, но в последний момент сумел себя сдержать.

— Да, Ольга Николаевна Бузова. А что такого?

— Да нет, это я так… Когда, говорите, свадьба, 23-го? А где?

— В кафе «Ландыш». Знаешь, где это?

— Конечно!

— Ну так что, выручите?

— Само собой… Машиной обеспечите, чтобы туда-сюда инструменты и аппаратуру возить?

— Без вопросов! Давай только насчёт оплаты вашего выступления сразу договоримся…

— Нет-нет, денег я с вас не возьму, — запротестовал я, увидев моральные терзания директора. — И ребята меня в этом поддержат, не сомневайтесь. Разве что покормите где-нибудь в уголке, а то ещё слюной изойдём.

В общем, так и порешили, и товарищи по ансамблю меня действительно поддержали. Собственно, на их месте я бы тоже особо не выпендривался, учитывая, что мы второй год на халяву пользуемся репетиционной базой.

За три дня до поездки меня вызвонил Сергей Борисович, пригласив на очередное свидание на явочную квартиру. Когда мы сели пить традиционный чай, начал он издалека. Расспросил о моих делах, о поездке в Грецию, о конфликте с поляком. Поздравил с победой на чемпионате Европы.

Его постоянное «выканье» как-то давило мне на нервы, я привык, что все относятся ко мне, как к подростку, а тут всё на «вы» да на «вы». Так и заявил Козыреву. Тот улыбнулся и сказал, что и сам каждый раз устал себя контролировать, чтобы не перейти со мной на «ты», дабы не обидеть.

— Сергей Борисович, — протянул я, — да чем же вы меня обидите? Давайте я так и буду к вам на «вы» обращаться, а вы ко мне на «ты», так будет и мне, и вам привычнее.

На том и порешили. Когда я дошел до предстоящей в встречи с поклонниками и журналистами в редакции «Юности», Сергей Борисович стал серьёзен:

— А я, собственно, об этом и хочу с тобой поговорить. Ты понимаешь, тут вот какая штука получается… На пресс-конференции собирается появиться собкор в СССР американского издания «USA Today» Генри Стоун. По нашим данным, этот самый Стоун связан с ЦРУ. То есть, судя по всему, ты сумел каким-то образом заинтересовать американцев.

— Надо же, — покачал я головой. — Что же мне теперь, всё отменить?

— Не стоит, это ещё больше их насторожит. Просто старайся быть более осмотрительным в ответах. А некоторые из них можно подготовить заранее. Например, Стоун может спросить, откуда ты знаешь английский язык…

— А я разве на нём часто разговариваю?

— А песню «Heart-Shaped Box» кто написал? Ну или позаимствовал у какой-то там «Нирваны», не суть важно, журналист знает только то, что её автором являешься ты. И естественно, может спросить у тебя про такое хорошее знание английского. Отговорка с якобы оконченной спецшколой, которой ты попотчевал Свиридова, здесь не пройдёт, они наверняка про тебя уже кое-что нарыли, в том числе, что учился ты в обычной средней школе и прежде особого владения иностранными языками не демонстрировал.