Внутренний дворец. Книга 1 (СИ) - Архангельская Мария Владимировна - Страница 27

– Но в собутыльники луну

Позвал я в добрый час,

И тень свою я пригласил,

И трое стало нас.

Но разве, – спрашиваю я, –

Умеет пить луна?

И тень, хотя всегда за мной

Последует она?

А тень с луной не разделить,

И я в тиши ночной

Согласен с ними пировать

Хоть до весны самой.

– Ваше высочество… – растерянно проговорила я. Вот сейчас у меня никаких оправданий для того, чтобы остаться стоять столбом, не было, и я опустилась на колени и коснулась лбом сложенных рук. Слышно было, как он подошёл ко мне вплотную.

– Ладно, вставай. Как ты здесь очутилась? Опять сбежала?

– Нет, я… ничтожная собирала лотосовую росу. Её величество приказала…

– Ясно, – он зачем-то обошёл вазу, у которой я сидела, кругом. – И так устала, пока собирала, что решила отдохнуть?

Я промолчала. До смерти хотелось спросить – а как вы сами-то тут очутились? Впрочем, он удовлетворил моё любопытство, не дожидаясь вопроса:

– А я был в гостях у тётушки Лэ и решил вернуться через сад. И тут ты сидишь – такая одинокая и печальная в свете луны. Очень живописно. Жаль, что я не художник, я бы тебя нарисовал.

– Я польщена, ваше высочество, – пробормотала я. – Тётушка Лэ?

– Госпожа Талантливая супруга Лэ Дин. Ты что, ни разу не слышала, как её зовут?

Я покачала головой:

– У недостойной скверная память на имена.

– Ладно. Раз уж ты здесь, я давно хотел тебя кое о чём спросить.

Я подавила вздох, понимая, что теперь он не отвяжется. И когда он медленно двинулся по дорожке вглубь сада, послушно побрела следом.

– Так ты говоришь, что прочла немало книг?

– Да, ваше высочество.

– Значит, в твоей стране простолюдинов учат читать? – видимо, это казалось ему настолько невероятным, что он решил повторить вопрос.

– Да, ваше высочество. Простолюдинов и простолюдинок, читать и писать. Учат всех.

– И зачем это простолюдинам нужно?

Я моргнула, чувствуя, что поставлена в тупик.

– Простите, ваше высочество… а зачем это нужно благородным?

– Хм! Ну и вопросы у тебя. Благородные мужи занимают высокие должности, они занимаются документами, составляют доклады, подчитывают подати, государственные расходы и прочие потребности государства. Наконец они изучают науки, учёные мужи развивают государственную культуру и наслаждаются её плодами.

– Но ведь и простолюдины занимаются тем же самым, пусть и в меньших масштабах. Конечно, они не ведут учёта государственным расходам, но вот подсчитать собственные расходы, и какую их часть потребует государство, необходимо всем. И насладиться плодами культуры простолюдины способны не хуже благородных.

– Думаешь, что крестьянин способен оценить красоту стихов? – похоже, его эта мысль изрядно позабавила.

– А почему нет? Красоту способны оценить все.

– То есть он идёт за плугом, и при этом повторяет…

– Когда идёшь за плугом, заняты руки и ноги. А голова свободна. Можно и повторить.

Тайрен открыл рот, чтобы что-то сказать… но внезапно закрыл и нахмурился.

– Может, в чём-то ты и права, – неожиданно сказал он. – В конце концов, «Древние гимны» сочинялись не только знатью… Ну, стихи ладно. Но разве образование простолюдинов не нарушает порядок вещей? Каждый должен занимать место, отведённое ему Небом. Благородные люди занимаются умственным трудом. Простолюдины – слушаются их и работают руками. Зачем им лишние умствования?

Он остановился и присел на невысокую каменную оградку, окружающую часть пруда. Поколебавшись, я присела рядом. Прямо за нашими спинами из воды на сваях поднималась беседка, соединённая с берегом горбатым мостиком.

– Ваше высочество, я не знаю истории вашей страны. Неужели в ней не бывало ни одного случая, когда рождённый незнатным достигал высокого положения?

– Ну, вообще-то бывало. После падения Великой империи, когда всё смешалось. Тогда исчезло много благородных родов, а их место заняли… кто попало, откровенно говоря. Но это – исключительный случай.

– У нас такие случаи тоже бывали. И пусть они исключительные, они доказывают, что среди простолюдинов есть те, кто ни в чём не уступит благородным. Просто в обычной жизни им не выпадает случая проявить себя. Надеюсь, ваше высочество простит мне эту дерзость… – спохватившись, добавила я.

Однако его высочество отнюдь не выглядел рассерженным смелыми речами.

– Допустим, и что? И хорошо, что не выпадает, а то иначе как сохранить порядок в государстве, если каждый забудет своё место и будет стремиться к тому, что ему не дано.

– Но разве для государства не лучше, если самые умные и способные будут стремиться принести ему наибольшую пользу? И, можете мне поверить, ваше высочество, подавляющее большинство людей, получив возможность устремиться наверх, предпочтут остаться на своём месте. Ну, разве что попытаются улучшить… как это сказать… жить побогаче, короче говоря, но, полагаю, они и так пытаются. Уж очень хлопотное это дело – лезть наверх, на него согласятся только те, кто действительно готов претерпевать лишения ради пользы дела.

– И честолюбцы, готовые идти по головам ради личной выгоды.

– И эти тоже, – согласилась я. – Но честолюбцы, готовые идти по головам, есть и среди знати. И если человек сумел пробиться снизу вверх, про него точно можно сказать, что он не только честолюбив, но и по крайней мере не глуп. А это уже кое-что.

– А речи у тебя и правда дерзкие, – задумчиво отметил принц. – Ум приносит государству пользу, а не вред, если человек знает, что такое долг.

– А вот это уже зависит и от учителей. И, думается мне, образование способствует пониманию долга. Учёный больше знает о долге перед государством, чем крестьянин, который не видит дальше своего поля.

– Крестьянину достаточно знать, что он должен честно трудиться и подчиняться вышестоящим.

– И точно так же он подчинится, скажем, завоевателю. Какая ему разница, чьи приказы исполнять, был бы урожай. Чтобы пожертвовать урожаем ради блага страны, надо быть более… – я сделала неопределённый жест, не находя аналога слову «продвинутый».

– А ему и не нужно ничем жертвовать. Справляться с завоевателями – дело армии.

– А разве солдаты набираются не из крестьян?

– Солдаты воюют, подчиняясь приказам командиров.

– И умирают, подчиняясь этим приказам, если нужно. А не бегут, предварительно прикончив командиров, чтобы не мешали. А значит, верят, что есть что-то большее, чем они сами. То, за что не жаль и жизнь отдать. Совсем как благородные.

Некоторое время принц молчал.

– Тебе повезло, что всё это слышу лишь я, – сказал он наконец. – Боюсь, что многие сочли бы твои слова крамолой. Мой тебе совет – не нарывайся на неприятности, не повторяй это никому другому. Иначе… Забить палками – не худшее, что можно сделать с человеком.

– Благодарю ваше высочество за заботу.

– Вообще-то я хотел поговорить с тобой о кое-чём ещё, но сейчас уже поздно. Так что отложим продолжение нашей занимательной беседы до следующего раза, – он поднялся, и я тоже вскочила. – Праздник через месяц, примерно… Как насчёт того, чтобы повторить прогулку по городу в праздничную ночь? Чтобы никуда не торопиться, и никто не помешал?

Влипла, обречённо подумала я. Знала бы, что так обернётся – ещё раз хорошенько бы подумала, прежде чем переться его спасать.

– Но я… Не знаю, смогу ли я. Возможно, я буду нужна государыне вашей матушке…

– О, на этот счёт не беспокойся, – Тайрен усмехнулся. – Она тебя отпустит.

Он повернулся и зашагал в сторону дворца. Я пошла следом как привязанная. Семь бед – один ответ, и я всё-таки решилась:

– Ваше высочество…

– А?

– Разрешите задать вам один вопрос?

– Валяй, – он обернулся.

– Зачем вам было выслеживать тех… кон… контрабандистов, – я запнулась, не будучи уверенно, что правильно вспомнила звучание слова, – самому? Неужели городская стража настолько плохо выполняет свои обязанности?