Комонс (СИ) - Батыршин Борис - Страница 11

Короче, я оставил Женьку в покое. Нет, больше не засыпал – вместо этого сумел вогнать себя в медитативный транс, сквозь который и воспринимал окружающую действительность. И пока он поглощал ужин (мама вернулась рано, сказала, что отпросилась с работы, благо, ВНИИТЦ, где она числилась старшим научным сотрудником, неподалёку, на Флотской), пока рассказывал о новой классной, пока хвастался пятёркой по истории (ни слова о «совместном» докладе, мошенник эдакий!), пока делал вид, что готовит уроки (уселся за стол, пристроил перед собой учебник, а сам выдвинул ящик с розовым томиком Вальтера Скотта…) – так вот, пока «реципиент» занимался обычными своими делами, я раскладывал по полочкам, нумеровал, выстраивал намерения, мысли, воспоминания. Делал всё, чтобы после нового «щелчка» он получил стройную картину, материал для размышлений, почву для шага вперёд в налаживании контакта. И сам не заметил, как сполз в глухое забытье.

На этот раз обошлось без наводящих оторопь новостных репортажей с ядерными ударами и огнемётными танками. Монитор, правда, имелся – он висел на противоположной стене, чёрный, кажется даже покрытый пылью. Стол, пластиковая бутылочка газированного «Святого источника» (эта деталь почему-то отчётливо бросилась в глаза – всё остальное было слегка размыто, не в фокусе, и лишь бутылка имела нормальный вид), россыпь разноцветных файлов, несколько ручек. Одним словом, офисная рутина.

А вот сидящий напротив человек в это понятие никак не вписывался. Казалось, он только что выбрался из бункера – а может, это место тоже располагалось глубоко под землёй? Нестарое ещё, лет пятидесяти с небольшим, лицо уродуют мешки под глазами и какая-то неистребимая серость – словно кожа месяцами не видела солнца, а воздух его овевал исключительно кондиционированный, мёртвый. Генеральский мундир, хоть и сидит аккуратно, но носит следы застарелой несвежести. Китель нараспашку, узел галстука слегка распущен, верхняя пуговица рубашки расстёгнута. Так и видишь, как владелец не которую по счёту ночь засыпает прямо в рабочем кабинете, не снимая брюк, повесив китель и рубашку с галстуком на спинку стоящего возле кожаного дивана стула.

И за всем этим – серым лицом, несвежим кителем, отёчными веками – прячется неимоверная усталость, тоска, обречённость.

Бункер – он бункер и есть.

– Вас выбрали за некий присущий вам взгляд на окружающий мир. – заговорил генерал. Голос у него был хриплый, свистящий, одышливый – человек явно злоупотреблял сидячим образом жизни. – А так же, и далеко не в последнюю очередь, за родственников и близких, причём не вас нынешнего, шестидесятилетнего, со всем вашим жизненным багажом, а того, подростка…

– То есть, и в прошлое теперь отправляют по блату?

Второй голос – мой. Обычно человеку непросто узнать себя на звукозаписи, если, конечно, он не блогер, артист или телеведущий. Но тут сомнений почему-то нет. Причём голос этот явно принадлежит мне шестидесятилетнему, как и сказал только что незнакомый генерал. Голос деланно-ироничный, слегка небрежный – ясно, чтобы скрыть неуверенность, а пожалуй, и испуг. Обычное дело.

– Не совсем по блату. Точнее – совсем не по блату. Впрочем, можете считать и так, для дела это значения не имеет. Вы были отобраны по многим критериям, и родственные связи – лишь один из них. Главное, что вам следует запомнить: без сотрудничества со своим юным альтер эго, вы не добьётесь ничего. Ясно? Ни-че-го. Либо выгорите, рассосётесь в подростковом сознании, оставив после себя заведомого неврастеника, а то и законченного инвалида по психиатрии. Либо наоборот, поглотите, подавите его, и тогда придётся заново прожить жизнь, совершенно точно зная, какая беда ожидает и вас и всех на этом шарике – и понимать, что единственный шанс отвести её безвозвратно упущен. Вами. И долго вы так протянете, прежде чем потянетесь к бритве, пачке снотворного или открытому окну?

Генерал умолк, наклонился вперёд – при этом кончик галстука зацепил одну из авторучек, и та покатилась по столешнице – протянул руку к бутылке и…

Женька сидел на диване – встрёпанный, перепуганный. За окном глухая беззвёздная ночь, будильник на столе показывает четверть третьего. Что до меня – то я пришёл в себя, как и в прошлый раз, одновременно с ним, и теперь лихорадочно пытаюсь осмыслить этот, второй по счёту, флэшбэк. Чем он отличается от предыдущего? А вот чем: в нём я увидел (ну хорошо, услышал) себя самого. А ещё – из него можно почерпнуть информацию, касающуюся меня лично. Точнее – нас. Обоих. А ещё точнее – того, зачем с нами происходит… то, что происходит. Потому что, кого, как не Женьку имел в виду генерал, рассуждая о том, что мне – нам – предстоит сделать?

А, собственно, что именно нам предстоит? Ни слова о природе опасности, грозящей «шарику», как и природе «особого взгляда» на действительность, якобы мне присущий, и тех «родных и близких», из-за которых меня выбрали, он не сказал. Может, потом? В очередном флэшбэке? Похоже, им положено случаться именно во сне. Конечно, двух случаев маловато для уверенной статистики, но ведь будут и другие, будут! А значит – подтверждается ещё одно заключение: я не стайер. Генерал и те, кто за ним стоят (а стоят ведь, к гадалке не ходи!) похоже, ждут от меня вполне конкретных действий. И откладывать их «на потом» никак нельзя категорически.

И при всём при том – отчётливое, засевшее, как гвоздь в сапоге и оттого столь же раздражающее чувство, что я совершенно точно знаю, о чём идёт речь.

Вот и понимай, как хочешь…

– …и как же всё это понимать?

Женька уже немного пришёл в себя. Паники, как прошлой ночью нет – наоборот, есть ясное осознание реальности происходящего. Похоже, мои усилия не пропали даром.

А понимать это надо так, что мы имеем бонус. Причём – чертовски важный бонус. Уж не знаю, где тут курица, а где яйцо, был ли флэшбэк следствием налаживания контакта общения, или, наоборот, стал толчком к нему – но факт есть факт. Теперь у нас получается не просто обмениваться «подталкиваниями», ощущениями, намёками, но и общаться напрямую.

А может, сам флэшбэк – следствие того, что я дал «реципиенту» доступ к моей памяти? А что, вполне себе версия: он просматривает её и как бы собирает заново – то есть, делает то, до чего у меня самого никак не дойдут руки. Текучка заедает, хе-хе…

В общем, мы сумели поговорить. Недолго и не слишком вразумительно, но ведь лиха беда начало? Разговор этот вымотал обоих почище самого флэшбэка, но Женькину фразу, произнесённую перед тем, как мы оба провалились в сон, я расслышал хорошо:

«Пожалуйста, только не надо больше так делать – силой выкидывать меня из меня…»

Среда, 6 сентября, 1978 г.

Ул. Онежская.

Новое утро.

Удивительно, но трудности диалога двух наших личностей рассеялись вместе со звонком будильника. Потому что уже в ванной, за обязательным утренним туалетом мы с альтер эго попробовали поболтать – и выяснили, что не испытываем при этом особых трудностей. Больше всего диалог походил на телефонный разговор. Или, скажем, на беседу людей, совместно занятых достаточно сложным делом.

Хороший пример: раллийный экипаж на каком-нибудь «Даккаре». Есть пилот и есть штурман. В каждый конкретный момент нагрузка на них сильно различается, но ведущим в этой паре всё равно пилот. Что не мешает им беседовать по ходу гонки, в том числе – и на тему управления общим «транспортным средством». Когда же нагрузка на одного из них резко возрастает – скажем, особенно сложный поворот, или штурман должен быстро выбрать новый вариант маршрута – то он может и выпасть на время из беседы. Или ограничится тем, что будет слушать рассуждения напарника.

И вот что у нас получилось:

Я: «Ладно, договорились, я пока не лезу. Но если понадобится помощь – имей в виду, я всегда готов, как юный пионер. Ты только пропусти, а дальше уж я сам…

Женька (хихикая): Это как в анекдоте про вьетнамского лётчика?