Золотое рандеву - Маклин Алистер - Страница 53

— Вы понимаете по-испански?

—Да, и довольно неплохо. Он сказал примерно следующее: «Это так похоже на этого садиста—заставить Кэролайна открыть поручень, чтобы тот представил себе, что его ожидает». Он считает, что я набросился на охранника, схватил его автомат и во время борьбы, до того как мы оба вывалились за борт, мой парик был сорван. На подкладке парика, сказал он, клочьями висят мои волосы.

— Извините меня, доктор Кэролайн.

— Господи, извинения! Вы спасли жизнь нам обоим. Мне, во всяком случае. Извинения! — Доктор Кэролайн, подумал я, имеет весьма крепкие нервы. Он очень быстро отходил от шока. Хорошо бы они и на самом деле были очень крепкие — ему это крайне пригодилось бы, чтобы пережить испытания, которые сулили нам грядущие часы.— Именно эти клочья его окончательно убедили.

Я молчал, и он попросил:

— Пожалуйста, объясните мне, что происходит.

В течение следующих пяти минут, пока я наблюдал за палубой через дверную щель, доктор Кэролайн забрасывал меня вопросами, и я отвечал по возможности быстро и коротко. Он поразил меня своим острым, цепким умом, хотя особо удивляться этому с моей стороны было бы глупо: как правило, ведущими конструкторами нового атомного оружия балбесов не назначают. Я решил, что подсознательно составил о нем совершенно превратное представление из-за его потешно звучащего имени и того мимолетного впечатления, которое он произвел на меня минувшей ночью. Любой человек выпучит глаза, если его связать по рукам и ногам, туго припеленать к кровати и ослепить ярким лучом фонаря. Через пять минут он знал о всех происшедших событиях столько же, сколько знал я. Единственное, чего он не знал, так это того, что еще предстояло впереди: у меня не хватило духу ему рассказать. Он сообщал мне подробности своего похищения, когда появились Каррерас и его спутник.

Они поставили на место доски натянули брезент и без задержки отправились в сторону носовой части. Это означало, как я предполагал, что установка взрывателей двух вспомогательных устройств, находящихся в двух оставшихся гробах, была завершена. Я отвернул клеенку с фонаря, осмотрел склад, взял несколько инструментов и погасил свет.

— Порядок,— сообщил я Кэролайну.— Можно двигаться.

— Куда? — Ему никуда не хотелось идти, и его трудно было в этом винить после тех испытаний, которые выпали на его судьбу.

— Вниз, в трюм. Быстрее. У нас очень мало времени.

Через две минуты, поставив, насколько это было возможно, на место доски и, поправив брезент, мы были уже на дне трюма. Я мог и не беспокоиться об инструментах, Каррерас оставил все свои, разбросав их в беспорядке по полу. Понятно, почему он не потрудился их собрать. Ему они больше не понадобятся.

Я передал фонарь Кэролайну, взял отвертку и приступил к крышке гроба, на которой была медная пластина.

— Что вы собираетесь делать? — нервно спросил Кэролайн.

— А вы не видите?

— Ради бога, будьте осторожны. Оружие на боевом взводе.

— И когда оно должно сработать?

— В семь часов. Но оно очень ненадежно, очень ненадежно. Оно абсолютно непредсказуемо. Боже мой, Картер, я-то знаю! — Его дрожащая рука легла на мою руку, его лицо было искажено волнением.— Разработка этой бомбы не была еще закончена, когда ее украли. Взрыватель у нее экспериментальный — не отработанный. Испытания показали, что пружина прерывателя слабовата. В обычных условиях «Твистер» совершенно безопасен, но когда его приводят в боеготовность, этот прерыватель включается в цепь.

— Ну и…

— Удар, вибрация, малейшее падение, все что угодно может растянуть эту пружину и замкнуть цепь взрывателя. Бомба взорвется через пятнадцать секунд.

Раньше я не замечал, что в трюме было намного теплее, чем на палубе. На лбу у меня выступил пот, и я механически, но без особого успеха, попытался вытереть его насквозь мокрым рукавом.

— Вы говорили об этом Каррерасу? — Тепло оказало странное воздействие на мои голосовые связки, и голос прозвучал напряженно, хрипло и приглушенно.

— Говорил. Но он не желал слушать. Мне кажется, что Каррерас немного не в себе. Даже больше, чем немного. Он ни за что не хочет упустить свой шанс. Он отдал приказ обложить «Твистер» ватой и одеялами, чтобы предохранить его от толчков.

В течение какого-то времени я смотрел на него, хотя и не видел, затем приступил к следующему шурупу. Он поддавался намного хуже, чем предыдущий, но, возможно, это было вызвано тем, что я прикладывал меньше усилий, чем раньше. При всем этом я отвинтил все шурупы за три минуты. Очень осторожно я снял крышку, поставил ее рядом набок, отогнул одеяла и увидел «Твистер». Он выглядел еще более зловещим, чем обычно.

Я встал, забрал фонарь у Кэролайна и зачем-то уточнил и без того известный факт:

— Заряжен?

— Конечно.

— Вот вам инструменты. Отключайте эту проклятую штуку.

Он уставился на меня, и лицо его внезапно потухло.

— Так для этого мы здесь?

— А для чего же ещё? Это же совершенно очевидно. Приступайте к делу.

— Этого нельзя сделать.

— Как нельзя? — Не очень нежно я схватил его за руку.— Послушайте, вы взвели эту проклятую штуковину. Сделайте теперь наоборот.

— Это невозможно,— в его голосе прозвучала безысходная решительность.— Когда механизм взведён, он запирается в этом положении ключом. Ключ в кармане у Каррераса.

11. Суббота. 1.00 — 2.15

Слабость в левой ноге, почти парализующая слабость. Я почувствовал ее внезапно и вынужден был сесть на доску, опершись о трап. Я смотрел на «Твистер», смотрел долго и горестно. Затем, как бы очнувшись, посмотрел на доктора Кэролайна.

— Пожалуйста, повторите еще раз.

Он повторил все, сказанное ранее.

— Я очень сожалею, Картер, но дела обстоят именно так. Без ключа разряжать «Твистер» опасно. А ключ у Каррераса.

Я перебрал в уме все пришедшие мне в голову решения этой новой задачи и отверг их все. При кажущемся разнообразии их роднило одно — полнейшая неосуществимость. Я знал, что нужно было теперь делать, что единственно можно было теперь делать.

— Знаете ли вы, доктор Кэролайн,— устало произнес я,— что приговорили сорок человек к смерти?

— Что я сделал?

— Ладно, не вы, а Каррерас. Положив в карман этот ключ, он приговорил себя и всех своих людей к смерти столь же однозначно, как палач, включающий рубильник электростула. И вообще, чего я беспокоюсь? Смерть — это единственное и радикальное средство для лечения таких мерзавцев, как Каррерас и его люди. Что же касается лорда Декстера, то он всегда может построить новый «Кампари».

— Вы о чем говорите, мистер Картер? — на его лице отражалось смятение, больше, чем смятение,— страх.— С вами все в порядке, Картер?

— Конечно,— раздраженно ответил я.— Все постоянно задают мне одни и те же глупые вопросы.— Я наклонился, поднял портативную лебедку «Халтрак», которую захватил с собой из склада боцмана, затем с трудом встал на ноги.— Приступим, доктор.— Помогите мне управиться с этой штуковиной.

— Помочь справиться с чем? — он прекрасно знал, о чем идет речь, но страх блокировал его сознание.

— С «Твистером», конечно,— сказал я нетерпеливо.— Я хочу доставить его к левому борту и спрятать там под брезентом у перегородки.

— Вы сошли с ума,— прошептал он.— Явно сошли с ума. Вы меня слышите? Собираетесь поднять его из гроба вот этим? Малейшая неточность, малейшая вибрация и...

— Вы будете мне помогать?

Он покачал головой, поежился и отвернулся. Я зацепил лебедку за верхнюю ступеньку лестницы, спустил нижний блок почти до уровня «Твистера», поднял трос и направился к хвосту бомбы. Когда я склонился над ней, вдруг услышал позади себя торопливые шаги, и пара рук сомкнулась вокруг моего тела, пара рук, от страха и отчаяния обретшая невероятную силу. Я попытался освободиться, но с таким же успехом я мог пытаться стряхнуть с себя щупальца спрута. Тогда я попробовал ударить его по ногам, но лишь ушиб себе пятку. Я совершенно забыл, что был босиком.