Золотое рандеву - Маклин Алистер - Страница 28

— Но... Я хочу спросить, какую роль этот старик-инвалид, мистер Сердан, мог играть во всем этом?

— Как утверждает мистер Картер, Сердан вовсе не старик, он просто загримирован под старика. И опять же, согласно мнению мистера Картера, если Сердан калека, парализованный по пояс, то вы станете свидетелями современного чуда исцеления, когда он придет в сознание. Как знать, вполне вероятно, что Сердан является главарем этой шайки убийц. Правда, точно мы не знаем.

— Но скажите, ради бога, что за всем этим стоит? — настаивал Бересфорд.

— Именно это мы и собираемся сейчас выяснить,— твердо сказал Буллен. Он посмотрел на Каррерасов, отца и сына.— Вы, двое, подойдите сюда.

Они подошли. Макдональд и Томми Уилсон следовали за ними. Каррерас-старший обернул вокруг своей раздробленной руки носовой платок, безуспешно пытаясь приостановить кровотечение. Когда его глаза встретились с моими, они извергали ненависть. Тони Каррерас, с другой стороны, выглядел совершенно спокойным и даже слегка удивленным. Про себя я отметил, что ни в коем случае нельзя спускать с него глаз. Слишком уж спокоен и уверен он был.

Они остановились на расстоянии нескольких футов. Буллен сказал:

— Мистер Уилсон.

— Да, сэр?

— Этот обрез, принадлежавший нашему покойному приятелю. Поднимите его. Как вы считаете, вы сможете им пользоваться? И не направляйте эту чертову игрушку в мою сторону,— торопливо добавил он.

— Думаю, смогу, сэр.

— Сердан и так называемая медсестра. Следите за ними. Если они попытаются что-то предпринять...— Буллен не закончил предложение.— Мистер Картер, Каррерас и его сын могут быть вооружены.

— Да, сэр. — Я обошел вокруг Тони Каррераса, стараясь не попасть под прицел Буллена и Макдональда, схватил его пиджак за воротник и резко дернул вниз до уровня локтей.

— Похоже, вам уже приходилось заниматься подобными делами, мистер Картер,— непринужденно заметил Тони Каррерас. Он был хладнокровным типом, слишком хладнокровным, по моему убеждению.

— Видел по телевизору,— объяснил я. Под левой рукой у него был пистолет. На Тони Каррерасе рубашка с застежкой сбоку, которая позволяет легко добраться до спрятанной под рубашкой кобуры. Его экипировка отличалась завидной продуманностью.

Я обыскал его, но у него был только один пистолет. Проделал такую же процедуру и с Мигелем Каррерасом, правда, он был не столь любезен, как его сын, но, вероятно, у него сильно болела рука. Оружия у него не было. Вполне возможно, это указывало на то, что Мигель Каррерас являлся главарем. Ему и не нужен был никакой пистолет, вероятно, его положение давало ему право приказывать совершать убийства другим.

— Спасибо,— сказал капитан Буллен.— Мистер Каррерас, через несколько часов мы будем в Нассау. В полночь на борт прибудет полиция. Вы хотите сделать заявление сейчас или предпочитаете сделать его полиции?

— У меня покалечена рука,— Мигель Каррерас говорил хриплым шепотом.— Указательный палец раздроблен, его придется ампутировать. Кто-то заплатит за все это.

— Полагаю, это и есть ваш ответ,— спокойно сказал Буллен.— Очень хорошо. Боцман, четыре линя, пожалуйста. Я хочу, чтобы их спеленали, как младенцев.

— Есть, сэр! — Боцман сделал шаг вперед и застыл на месте. Через открытую дверь послышался длинный, прерывистый звук пулеметной очереди. Казалось, он доносился прямо сверху, с мостика. И тут погас свет.

Думаю, я был первым, кто начал действовать. Более того, думаю, я был единственным человеком, кто начал действовать. Я шагнул вперед, левой рукой захватил Тони Каррераса за шею, ткнул ему в спину кольт и тихо сказал:

— Даже не думай что-либо предпринимать, Каррерас.

Затем снова наступила тишина. Казалось, она тянулась бесконечно, но на самом деле длилась не более нескольких секунд. Вскрикнула женщина, короткий крик перешел в стон, и затем опять тишина, которая резко оборвалась, когда послышался грохот и звон разбиваемого стекла. Тяжелыми металлическими предметами были выбиты иллюминаторы, выходившие на палубу, в тот же момент раздался резкий звук, который случается при ударе металла о металл,— кто-то резким ударом распахнул дверь, и она с грохотом ударилась о металлическую переборку.

— Всем бросить оружие! — крикнул Мигель Каррерас высоким звонким голосом.— Бросить немедленно! Если не хотите бойни.

Зажегся свет.

В проемах четырех разбитых иллюминаторов я увидел неясные очертания четырех голов, плеч и рук. Люди меня не интересовали, меня беспокоило то, что они держали в руках — зловещего вида дула и круглые магазины четырех пулеметов. Пятый человек, одетый в зеленый маскировочный костюм и зеленый берет, стоял в дверях, сжимая в руках такой же пулемет.

Я понял, что имел в виду Каррерас, когда потребовал бросить пистолеты. Мне это показалось замечательной идеей, у нас было столько же шансов уцелеть, как у последней порции мороженого на детском дне рождения. Я уже собирался выпустить пистолет из рук, когда, не веря своим глазам, увидел, что капитан Буллен резким движением направил свой кольт на человека, стоящего в дверном проеме. Это была самоубийственная глупость. Либо он действовал совершенно инстинктивно, абсолютно не думая, либо в отчаянном порыве, когда убийственное разочарование в проигрыше, когда на руках все козыри, оказалось для него слишком сильным. Можно было догадаться, мелькнула у меня мысль, слишком уж он был спокоен и хладнокровен — кипящий паровой котел с сорванным предохранительным клапаном.

Я попытался крикнуть и предупредить его, но было поздно, было слишком поздно. Я резко оттолкнул в сторону Тони Каррераса и попытался достичь Буллена, чтобы выбить из его руки пистолет, но опоздал, опоздал почти на целую жизнь. Тяжелый кольт грохнул и дернулся в руке Буллена, и человек в дверном проеме, которому в голову не могла прийти мысль о возможном сопротивлении, выпустил пулемет из безжизненных рук и вывалился из дверей за пределы видимости.

Тот, кто стоял за ближайшим к двери иллюминатором, навел свой пулемет на капитана. В эту секунду я считал Буллена самым большим в мире глупцом, безумным маньяком-самоубийцей, но даже я не мог себе позволить, чтобы его пристрелили. Не знаю, куда попала моя первая пуля, но вторая попала в пулемет. Я видел, как он дернулся, как от удара огромной руки, после чего начался непрерывный, какофонический, ураганный, оглушающий грохот. Спусковые крючки пулеметов были вдавлены до упора. Что-то, с силой и энергией чугунной бабы копра, ударило мне в левую ногу, опрокинув меня на стойку бара. Я ударился головой о металлический угол стойки, и звук барабанной дроби затих вдали.

Запах пороховой гари и тишина, как в могиле. Еще до того, как ко мне вернулось сознание, еще до того, как я открыл глаза, я почувствовал — порох и невероятная тишина. Я медленно приоткрыл глаза, с трудом приподнялся и сел, более или менее прямо, облокотившись спиной о стойку бара, и встряхнул головой, пытаясь прояснить сознание. Вполне понятно, я забыл о своей больной шее — острый приступ боли лучше, чем что-либо другое, прояснил мою голову. Первое, что я осознал, были пассажиры. Они все лежали на ковре, лежали очень тихо. В какую-то долю мгновения я подумал, что все они мертвы или умирают, скошенные непрерывным пулеметным огнем. Затем я увидел, как мистер Гринстрит, муж мисс Харбрайд, немного двинул головой и осторожно и перепуганно посмотрел вокруг себя. Я видел только один его глаз. В другое время это могло показаться очень забавным, но не сейчас, сейчас мне меньше всего хотелось смеяться. Пассажиры, повинуясь мудрому решению, а скорее всего, руководствуясь рефлексом самосохранения, упали на пол, когда начал строчить пулемет, и только теперь рискнули приподнять головы. Я пришел к выводу, что был без сознания не более нескольких секунд.

Я перевел взгляд вправо. Каррерас и его сын стояли там же, где и раньше, но сейчас в руке Тони Каррераса был пистолет. Мой пистолет. За ними была видна группа людей, в беспорядке лежавших и сидевших на полу. Сердан, «медсестра», которую я застрелил, и еще трое. Томми Уилсон, улыбчивый, милый, беспечный Томми Уилсон был мертв. Ему больше не придется беспокоиться о своей математике. Мне не нужен был доктор Марстон со своей близорукостью, чтобы определить, что Уилсон мертв. Он лежал на спине, и с моего места было видно, что он прострелен пулеметной очередью поперек груди. Очевидно, он принял на себя главный удар из этого шквала огня. А ведь Томми даже не поднимал пистолета.