Голос во тьме (СИ) - Танго Аргентина - Страница 9

— Нет, — Лонгсдейл провел рукой по лбу. — Я не знаю. В том–то и дело. Ее убили с помощью магии, но я не знаю, как.

18 февраля

Мороз кусал за уши и щеки; Виктор ван Аллен повыше поднял воротник и пониже натянул шапку. Он редко позволял себе так бесцельно бродить до ночи, тратить время без всякой пользы, но сейчас ему было необходимо уединение и долгая, долгая прогулка.

С той самой ночи, когда мисс Шеридан впервые с ним заговорила, она заезжала в кафе не меньше дюжины раз, и с каждым разом становилось все хуже и хуже. Это как принимать яд доза за дозой, но не умирать, а привыкать к его действию настолько, что в конце концов возникает зависимость. И нужно все больше, и больше, и больше…

Виктор пнул невысокий пушистый сугроб у края дорожки. Он знал, что никогда не сможет пригласить мисс Шеридан на прогулку. Кто он, а кто она? Дочь богатого фабриканта, вхожего в высшее блэкуитское общество, — да она просто посмеется! Что он, сын эмигрантки, который все еще говорит с акцентом, сможет ей предложить? Стоять за прилавком в кафе? Считать тюки с чаем и ругаться с мельниками? Работать каждый день с утра до ночи? Да Боже мой, она даже не знает, что такое — работать!

«Ну почему?» — с тоской подумал Виктор. Почему нельзя было полюбить трудолюбивую прилежную девушку, ровню по положению? Почему так тяжело и сладко вспоминать нежный грудной голос, смех, огромные темно–карие очи, золотой отблеск на волнистых каштановых волосах, случайное прикосновение узкой белой ручки, от которого у Виктора темнело в глазах. И ведь нельзя сжать в своей руке длинные тонкие пальчики и шепнуть «Выпьем кофе за столиком, когда все уйдут?»

Она всегда была веселой, любезной и смешливой, но кто она на самом деле? Что кроется за внешностью эльфийской принцессы? Вдруг лишь пустышка? Боже, как хорошо было бы, если б он точно знал, что это так! Тогда он приказал бы себе не думать о ней, не вспоминать, отворачиваться, когда она приходит… но Виктор уже знал, что это ему не под силу. Стоит ей войти, улыбнуться и сказать: «Прекрасный день, мистер ван Аллен! У вас еще есть печенье с корицей?» — и он забудет все данные себе обещания. Она не просто нравилась — она одурманивала, как наркотик. И опьянение после ее ухода долго не проходило, пока счастливая эйфория не сменялась тяжелой тоской.

У развилки перед статуей, символизирующей Свободу, Виктор остановился и тупо посмотрел на две дорожки. Ему хотелось просто идти, не думая ни о чем, а не принимать снова какие–то решения! Снег за спиной захрустел под чьими–то шагами, и Виктор резко обернулся. Наверняка по парку уже ходят смотрители, выпроваживая задержавшихся гуляк… хотя, честно говоря, он не имел никакого представления, который теперь час.

Голые кусты скребли воздух тощими ветками, у корней кучками лежал осыпавшийся снег, но никакого смотрителя ван Аллен не заметил. Правда, в густой темноте мелькнуло что–то вроде человеческой фигуры, но, может, ему показалось. Вздохнув, Виктор повернулся спиной к Свободе и зашагал назад, к восточным воротам. В конце концов, матушка уже наверняка волнуется. Да и остальные тоже…

Снег захрустел снова, будто кто–то шел за Виктором, прячась за кустами. Не останавливаясь, ван Аллен обернулся. В тени деревьев двигался смутный силуэт. Он почти сливался с ними, но его выдавал хруст снега. Виктор остановился. Силуэт удалился в глубину парка. Если это смотритель, то какой–то слишком застенчивый.

— Эээй, — позвал молодой человек. — Сэр? Я уже ухожу, не волнуйтесь. Эм… вы не подскажете, сколько времени? Я забыл дома часы.

Ответа не последовало. Виктор с досадой отвернулся и двинулся к воротам. Наверное, он пытался узнать время у какой–нибудь бездомной шавки, которая забрела в парк… шаги раздались снова. И это были определенно человеческие шаги.

Ван Аллен снова оглянулся, не сбавляя ходу. Деревья несколько поредели, и теперь он на мгновение смог разглядеть мужскую фигуру — невысокую, довольно худощавую, в приталенном пальто до колен. Лица не рассмотреть…

Вдруг его охватило беспричинное раздражение. Какого черта этот тип за ним тащится? Ему что, заняться больше нечем? Ван Аллен повернулся к нему и сердито крикнул:

— Эй вы! В чем дело?! Что вам надо?

Силуэт замер. Он стоял неподвижно пару секунд, а потом вдруг резко приблизился. В глазах у Виктора все расплылось, в ушах зашумело, голова закружилась, а ноги стали ватными. Из тихого монотонного шума выделился какой–то слабый звук, отдаленно похожий на голос. Он что–то говорил, но молодой человек не мог разобрать — что. Он замотал головой, пытаясь вытрясти из ушей шум, и вдруг все прекратилось. Голова немного кружилась, но наваждение сгинуло бесследно — вместе с силуэтом.

Виктор протер лицо и глаза снежком. Вдруг до него донесся все тот же звук — шаги по снегу, только теперь они быстро удалялись. Ван Аллен подошел к аллее, вдоль которой за ним шел таинственный преследователь, и увидел в снегу глубокие следы ботинок. Раздражение мигом превратилось в злость, и Виктор перескочил через низкую оградку.

Следы вели в глубину аллеи, забирая вбок и прочь от восточных ворот. Она расширялась, переходя в парковую полосу, и вскоре Виктору уже казалось, что он бредет сквозь настоящий лес. Вскоре меж деревьев мелькнул свет, и ван Аллен инстинктивно направился к нему. Опустив глаза, молодой человек заметил, что следы ведут туда же.

«Может, этот бедолага просто заблудился?» — подумал Виктор, уже стыдясь своей злости. Конечно, этот тип помешал ему думать о Маргарет и вообще, видимо, был невеликого ума, раз смог потеряться в парке, но… Свет мелькнул и пропал; раздался слабый вскрик.

Виктор вздрогнул и замер. Тишина длилась пару минут; потом свет снова вспыхнул, подрожал и стал удаляться. Ван Аллен бросился вдогонку, забыв о следах. Он бежал, спотыкаясь о корни, стараясь не терять из виду огонек. Наконец он прорвался к дорожке, выскочил на нее там, где она изгибалась дугой, и понял две вещи. Во–первых, огонек пропал; во–вторых, не надо быть идиотом, чтобы заблудиться в парке.

Виктор остановился, растерянно озираясь. Он понятия не имел, где очутился. На изгибе дорожки стояла скамейка, и никаких других примет местности, за вычетом деревьев, кругом не было. Ван Аллен, выругавшись, пошел по дорожке — все кругом было одинаковым, так что направление не имело значения. Виктор шел довольно долго, проклиная этот дурацкий порыв, из–за которого вообще полез в аллею. Можно подумать, велика важность — какой–то человек в парке! Тьфу!

Наконец деревья слева расступились, и показалась стена, выложенная слоистым камнем. Виктор облегченно вздохнул — теперь он хотя бы знал, что ворота где–то тут. Он пошел по дорожке вдоль стены, мечтая о горячем чае, пока не уловил смутно знакомый запах. Молодой человек сбавил шаг, принюхался и замер. Это был запах из его юности. Он помнил его до сих пор — запах крови, человеческих внутренностей и пожара. Запах погромов.

Виктор вдохнул поглубже и бросился туда, откуда сочилась эта вонь. Она усиливалась, по мере того, как ван Аллен приближался к бурной разросшейся глицинии у стены. Кто–то топтался тут до него, оставив кровавые отпечатки в снегу. Виктор перескочил через бело–красное месиво и раздвинул ветви глицинии. Перед ним все потемнело; ван Аллен отшатнулся, упал на колени, и его вырвало.

Комиссар молча изучал тело, лежащее в снегу. При свете фонарей кровь казалась чернилами на скомканной белой бумаге. Вокруг девушки снег превратился в бурую кашу, подтаявшую от тепла остывающего тела. У корней глицинии растеклась лужа рвоты; две цепочки следов вели в разные стороны — одна к восточным воротам, другая — в противоположную сторону, к пруду.

Натан присел на корточки. Девушка была молода, судя по ее рукам, коже и фигуре; высокая, стройная, с длинными волнистыми волосами каштанового цвета. Лицо разбили камнем до такого состояния, что Бреннона самого замутило. Кругом все было в брызгах крови и мозга. В толстом комеле глицинии застряло несколько кусочков кости.