Держись от меня… поближе! (СИ) - Рымарь Диана - Страница 8

Адель не знала большей радости, чем когда ребенок улыбался ей, был накормлен, обут, одет, в хорошем настроении. Знать, что у твоего чада всё хорошо, — особое благо, от которого хочется петь.

«Кто не растил ребенка, тот не жил!» — твердила когда-то ее мама.

Адель очень хорошо поняла значение этой фразы, когда, морщась от боли после операции кесарево, впервые смогла встать, доковылять до палаты, где держали новорожденных. Стоило ей взять на руки сокровенный сверточек со спящим ребенком, жить без него стало невозможным. Она забрала сына в палату, и с того дня они не расставались.

Эти сокровенные воспоминания Адель хранила до сих пор наравне с кучей других, не менее трогательных. Забота о Борюсике радовала ее.

А Максиму, оказывается, всё это поперек горла? Как?

Эта информация никак не укладывалась в ее голове.

Она помнила, каким внимательным и любящим был ее отец. И уроки сделать поможет, и иностранными языками с ней позанимается, расскажет интересную историю, отдаст последние деньги ей на платье к Новому году. Совместные поездки к морю, кино в выходные, восхищенный взгляд, когда она готовила для семьи что-то вкусное, похвала… Всего этого в жизни Адель было с избытком. Она, как цветок водой, питалась родительской любовью, росла в ней и не могла представить мира, где этой любви нет.

Но что же это получается… Максим сына не любит? Иначе как можно объяснить нежелание содержать собственного ребенка? Тем более готовность отказаться от отцовства?

— Ты не любишь Борюсика? — спросила она хриплым голосом.

— Вот только не надо мне тут давить на жалость! Ничего я тебе платить не буду! Если надумала, что будешь шиковать за мои деньги, этого не будет!

— Я спросила не об этом… — еле выговорила она.

— Да что там любить? — замахал руками Максим. — Сплошные слезы да сопли, разносчик инфекций! Я из-за него два раза в прошлом году гриппом заболел!

— Пиши отказ от ребенка… — бесцветным голосом ответила Адель.

— Вот только не надо из меня Дракулу лепить… — начал было он, но Адель услышала достаточно, больше ей было не вытерпеть.

Она развернулась и зашагала к выходу.

— Ух, я б его… — шипела Софочка, закинув за плечо каштановую прядь.

Цвет волос и фигура, даже лица у Софии с Адель отчасти похожи, только глаза разные — у двоюродной сестры они насыщенного карего цвета. Впрочем, сейчас и у той, и у другой глаза были настолько сощурены от злости, что цвет бы никто при всем желании не рассмотрел.

— Ну он у тебя и козел… — продолжала она тем же гневным тоном.

— Не у меня… — шмыгнула носом Адель.

— В смысле? — нахмурила брови сестра. — Будешь оспаривать степень его козлиности?

— Ну нет… Точно козел, но не у меня, в смысле не мой… Пусть теперь с ним эта блондинка воюет!

Адель выпрямилась, поерзала на стареньком диване и, скорчив недовольное лицо, принялась копировать голос Велесова:

— Носки мне сложила не так, у брюк стрелки недостаточно острые, почему на ужин не форель, я же просил!

— Вот говнюк! — фыркнула Софа, откинувшись на спинку дивана. — Так и представляю себе его недовольную рожу…

— Еще какой говнюк! И плевать ему, сколько эта форель стоит, не волнует, что если я ее куплю, мне тогда на молоко ребенку не хватит! — Адель сморщила лицо, потерла щеки руками. В памяти то и дело всплывали разные далеко не приятные образы их совместной жизни. Но если раньше она старалась быть позитивной, не обращать внимания на всякую обидную ерунду, теперь ей казалось, что из этой ерунды и состояла их жизнь с Велесовым.

— Я так старалась быть ему хорошей женой… — простонала она. — А он меня как щенка… пинком под мягкое место. Самое обидное — ведь не только меня!

Обе девушки повернулись к Борюсику. Он стоял на кресле Софы и подтанцовывал в такт детским песням, придерживая пухлыми ручками большие наушники, которые ему сегодня разрешили надеть. Очень радовался нежданной удаче, ведь обычно тетины наушники ему трогать запрещалось. Сегодня Адель решила сделать исключение, ведь комната Софочки совсем крошечная, а им не хотелось, чтобы малыш слушал взрослые разговоры.

— Вот у кого никаких проблем… — хмыкнула двоюродная сестра. — И невдомек ему, что папашке сто лет в обед не сдался… Прям так и сказал, что лучше напишет отказную, чем заплатит алименты?

— Так и сказал, — шмыгнула носом Адель.

— Кстати, Велесов не просто придурок, а тупой придурок! Я же в садике работаю, всяких историй наслушалась! Даже если он напишет отказ от родительских прав, это ничего не даст! Во-первых, прав лишает суд, во-вторых, даже если он откажется от прав через суд, всё равно будет вынужден платить алименты, пока у мальчика документально не появится новый отец! Борюсик же его родной сын, ведь так?

— Конечно, родной!

— Ну вот! Так что можно смело идти в суд и наказать этого гада рублем… Чего скуксилась? — сестра обратила внимание на выражение лица Адель.

— Ты знаешь, после сегодняшнего Велесов открылся для меня с новой стороны… Уверена, он сделает всё, чтобы алименты были минимальными. Будет поливать грязью, мотать нервы… Я смотрела ему в глаза и не верила, что этот тот же самый человек, с которым я жила! Как будто его злобный брат-близнец, честное слово… Точнее, я видела, что он может быть злым по отношению к другим людям, но никогда не думала, что он будет таким по отношению ко мне … Я не хочу больше видеть этого урода! Если ему жалко крох на его же ребенка, пусть подавится!

Софа примолкла, покачала головой, потом спросила:

— Ну а ты что будешь делать? А, ну да… Ты ж у нас птичка высокого полета, писательница, книжку по изучению иностранных языков написала! Поди, получила жирный гонорар?

— Ага, жирный! — кисло усмехнулась Адель. — Тридцать тысяч рублей!

— Сколько-о-о?! — Софочка воскликнула так громко, что даже Борюсик обернулся. — Это почему так мало? Ты же ее полгода писала!

— Ага, — кивнула Адель. — А материал собирала полжизни… Но это же тебе не Гарри Поттер! Тираж — три тысячи экземпляров… Десять рублей с корешка автору, вот и посчитай…

Софа насупилась, сложила руки на груди и продолжила спрашивать:

— Небось, уже всё потратила?

— Нет, как можно! — хмыкнула Адель. — Я только купила немножко вещей, в парикмахерскую сходила, на карточке осталась половина…

— И долго, ты думаешь, мы проживем на твои пятнадцать плюс моя гигантская зарплата в целых восемнадцать тысяч рублей? И если ты считаешь, что я на эти деньги шикую, то нет! Мне их едва хватает…

— Я пойду работать! — не очень уверенно сказала Адель. — Наберу переводов, и…

— Ты же говорила, что там платят крохи… И потом, жить-то ты где будешь с Борюсиком?

— Уже гонишь? — охнула Адель и в очередной за сегодня раз закусила губу. 

— Да успокойся ты, никуда я тебя не гоню! — воскликнула сестра и бросилась обнимать свою практически бездомную родственницу в слепой надежде не дать той разрыдаться.

И тут вдруг в их комнату раздался стук.

— Софа! Со-о-офа! — послышался из коридора скрипучий старческий голос.

— Чего надо, баб Надь? — спросила она.

— Там какой-то мужик баулы принес! Говорит — вам! Чай бомбы какие-нибудь?

Адель и Софа тут же вскочили с дивана, поспешили в прихожую.

Незнакомый грузчик поставил перед ними две огромные сумки и ноутбук.

— Ваши вещи, — отрапортовал он и был таков.

— Всё-таки не совсем козел! — воскликнула Софа. — Хоть вещи передал и ноут твой…

Адель бросилась к сумке с ноутбуком. Именно ему была особенно рада, ведь там целая жизнь. Ее наработки, литература, фотографии, огромный пласт информации…

Открыла сумку и обомлела. Вместо ее сравнительно нового и современного Hewlett Packard там лежал старый, купленный еще ее отцом Packard Bell. Адель его не выбросила только потому, что это была память, но аппарат уже давно пора было утилизировать, хотя он еще работал.