Голые чувства (СИ) - Рымарь Диана - Страница 50

— Снимай, гляну на тебя. Не понравишься — отпущу…

«Правда отпустит?» — пульсировал в голове вопрос.

Ведь ничего выдающегося у нее в бюстгальтере не было — так, с натяжкой второй размер. Может, и правда увидит, разочаруется и отстанет?

И она стянула куртку. Сгорбилась перед бритоголовым, сжала руки на груди, тут же озябла на осеннем ветру.

— Вау, какие мы скромные! — зацокал языком бритоголовый. — Люблю скромных мышек.

«Черт, черт, черт…» — простонала она про себя. Надежда на то, что удастся отделаться малой кровью, тихо умирала, задушенная напором этого гада.

Слада подумала: лучше действовать решительнее, зашипела:

— Если Хватов узнает, что ты меня тронул, он с тебя кожу живьем спустит!

— Еще раз попытаешься спиздеть, я тебе по морде съезжу, поняла меня? Да он и знать не знает, кто ты такая! Ты на себя глянь: футболка старая с пятном, куртка нищебродская.

«Черт, футболка!» — простонала она про себя. И зачем ее надела?

Бритоголовый меж тем продолжал:

— Я скажу Крюгеру «фас», он тебя загрызет, и всем будет плевать…

— Отстань от меня! Чего прицепился? Я просто шла своей дорогой…

— Шла своей, а пойдешь моей. Пошли!

— Никуда я с тобой не пойду!

— Фас! — вдруг рявкнул бритоголовый.

И псина резко дернулась вперед, хоть до Слады и не достала, резко остановленная хозяином.

У Слады аж зубы от страха застучали. Она уронила сумку, отступила на несколько шагов назад.

— Замри, а то Крюгер больше не остановится!

И она замерла, не дыша. Только и смогла, что тихо наблюдать за тем, как бритоголовой подошел к ее сумке, вывалил содержимое наружу и сморщился, пиная ногой ее потрепанный жизнью кошелек. Поднял его, заглянул внутрь и уверенно сказал:

— Кошель нищебродский, а сумка фирменная… Сперла? И ботинки, по ходу, тоже! Нехорошо, ой нехорошо! Еще и непослушная, со мной идти не хочешь. Я тебя наказывать буду. Ты хорошо бегаешь? Три минуты форы тебе, а когда Крюгер тебя нагонит и немного потреплет, я с тобой поиграю. На старт, внимание…

И Слада побежала…

Домой тянуло неимоверно…

И когда это лесная дача стала казаться ему домом? Он здесь находился всего-то второй день. Удивительное дело.

Впрочем, дом — понятие растяжимое. Где Слада, там и дом.

А всё же находиться там не мог без того, чтобы не продолжить то, чем занимался всю первую половину дня. Он и закончил-то любить Белоснежку только потому, что она под ним уже буквально засыпала. Честно пытался просто остаться рядом, тоже поспать, но ничего у него не выходило. Так и тянуло снова начать ласкать, целовать, гладить.

Слишком долгим и тяжелым оказалась для него неделя воздержания. Особенно учитывая, что желаемый объект был всё время на виду. А после вчерашнего резкого потепления в отношениях держаться подальше стало в принципе невыносимо.

Пошел прогуляться — по тропинке, противоположной дороге, которая вела к городу. Хотелось побыть в лесной глуши, проветрить мысли, надышаться осенним лесным воздухом.

Где-то далеко-далеко вдруг услышал звук, очень напоминавший собачий лай.

Сразу насторожился.

Перед глазами всплыл образ утопленницы, о которой рассказывала домработница.

Вспомнил, что говорила о псах: «Наверное, собаки ту девку и покусали, а теперь ищут… Может, шерстина какая к ейной одежке прилипла, да в речке не смылась. Всякое ведь бывает!»

— Не может быть та самая…

Он, уж конечно, никогда не повез бы Сладу в место, где недавно было совершено убийство и разгуливали опасные личности.

Полицейские, которые шерстили местность, свое дело знали отлично, даже к нему на дачу с обыском заглядывали. Они отыскали виновного уже на следующий день, как сообщил Хватову начальник службы безопасности, когда тот попросил его заняться вопросом. Из-за того, что жертвой оказалась дочь генерала, расследование провели масштабное. Убийцу нашли в рекордные сроки.

Данил подозревал, что с ним что-то сделали, поскольку в тюрьму сажать оказалось некого — подозреваемый повесился на собственной простыне в КПЗ. Им оказался садовник одного из коттеджей в нескольких километрах отсюда. Редкостный садист — не раз и не два избивал жену; и вообще, человек, мягко говоря, неуравновешенный. Такого лично Хватову не жалко. И собака у него имелась — волкодав бело-коричневой окраски. Но Хватов сильно сомневался, что у человека, годами избивавшего жену, вдруг проснулась совесть. Скорее уж самоубийство ему совершить попросту помогли.

В любом случае Сладе здесь бояться теперь нечего. Иначе он ни за что сюда ее не привез бы, тем более не отпустил бы телохранителей. Но собачий лай всё равно заставил насторожиться.

Хватов поспешил домой. Домой к ней!

Самым что ни на есть приятным за эту пару дней для Данила стало то, что Слада, кажется, начинала оттаивать, пускать его в свое сердце. Уже тепло с ним говорила, да что там — любить себя позволила! И как страстно отвечала, как живо реагировала на его близость — вспомнить приятно.

Эта девушка определенно к нему неравнодушна. А значит, к концу путешествия он вполне может сделать то, зачем сюда ее и привез, — предложение руки и сердца. Он уже и кольцо купил, успел раз двадцать представить, как подарит, когда они будут нежиться у камина.

Дошел до места с рекордной скоростью. Пробрался в огороженный двор через заднюю калитку, обошел дом и тут же занервничал: входная дверь приоткрыта. Он точно помнил, что запирал. Дверь не взломана, слава богу, просто открыта изнутри. Но что могло понадобиться Белоснежке на улице? Или она просто открыла дверь?

— Слада! — позвал он, когда вошел.

Ответом ему была тишина.

Данил поспешил в спальню. Как и ожидал, драгоценной девочки не обнаружил, зато увидел приоткрытую полку комода.

Ту самую гребаную полку!

Подлетел и увидел рассыпанные на белом пушистом полотенце таблетки. А рядом еще и его телефон.

«Догадалась о таблетках?» — внутренне содрогнулся.

Ведь хотел сказать. Столько раз хотел сказать, но так и не решился…

— Догадалась, — хмуро пробормотал, заметив записку, придавленную вазой, на комоде.

Взял, развернул, прочитал и обомлел:

«С меня хватит. Я ухожу от тебя. А свои деньги ты получишь позже!»

Подписи нет, но она и не нужна.

Хватов на минуту замер, мозг будто отключился, отказываясь работать. Он стоял, как робот, и мял, мял проклятую записку.

«Какие деньги? При чем тут вообще какие-то деньги?!»

Уходит… Короткое слово — всего шесть букв, но какое огромное в нем скрыто значение. Оно бесконечное, значение это.

«Даже поговорить нормально не захотела. Нацарапала пару строчек и сбежала, паршивка такая! Как будто я чумной! Думала, буду удерживать ее тут силой?»

Да, он будет, обязательно будет, по крайней мере до той поры, пока не объяснит, зачем соврал о таблетках. Пока не убедится в том, что у нее нет к нему совершенно никаких чувств. Ведь он видел вчера и сегодня: чувства были! А она ушла.

Как могла? Как ей только в голову это пришло?

Сердце заныло, будто изнутри выпотрошенное, а мозг отказывался принимать то, что Слада написала в записке. Это неправда, они не расстанутся! Слада не может вот так просто от него уйти.

Хватов не позволит ей так разбрасываться его любовью. Он поговорит с ней. Найдет нужные слова и объяснит, по крайней мере постарается. Ведь есть же какой-то способ ее убедить? Есть?

Но как с ней поговоришь, если она сбежала? Позорно, без объяснений. Может, не успела далеко уйти?

Хватов выскочил на крыльцо и заорал во всю мощь:

— Слада, вернись!

Ответа не дождался. Но вдруг снова услышал треклятый лай.

Где лаяла собака, он не понимал, в лесу потрясающая передача звука на расстояния. Но где-то она была.

Вдруг дикая?

Хватов рванулся обратно в дом, схватил телефон, на всякий случай засунул за пояс пистолет и отправился на поиски. Справедливо решил: если Слада решила от него уйти, двинется в сторону города. Поэтому пошел по дороге, по которой сюда ехали.