Шаг из тьмы (СИ) - Марс Остин - Страница 4

Она её почти видела, почти слышала её тихий смех, твёрдые решительные шаги. Женщина обошла комнату, скорее демонстрируя свой роскошный костюм, чем изучая интерьер, и теперь стояла за спиной министра, опираясь двумя руками на его плечи и уложив подбородок на его макушку, вся такая беленькая, гладкая, с узкими чёрными глазами и алыми губами, с килограммами украшений в волосах, в ушах, на пальцах, на запястьях.

«Господин королевский сын любит всё самое лучшее.»

Эта женщина выглядела дорого, не просто элитно, а эксклюзивно. Вера наконец отделила запах от ощущения и узнала его — она нюхала эти духи в лавке косметики, торговец показывал Вере всё, начиная с самого дорогого, эту крохотную баночку он принёс на бархатной подушке и подал двумя руками, как сокровище. Она не спрашивала, сколько стоят эти духи, они ей не понравились — слишком горькие, слишком сладкие, слишком густые и приторные. В них был свой особый шарм, заставляющий нюхать, морщиться, но всё равно нюхать ещё раз, пытаясь понять аромат до конца, дойти до дна его бесконечной глубины, но Вера остановилась раньше, чем полюбила его, сама себе сказав, что для таких духов ей нужно прибавить либо 20 килограмм, либо 30 лет, а лучше и то, и другое. Тогда она надела бы что-нибудь блестящее, уложила волосы крутыми волнами и украсила перьями, а потом накрасила губы и улыбалась бы только бокалу вина, зато с невероятной страстью, её бы все хотели, а она не хотела бы никого, и её бы ненавидели за это, а она бы этим упивалась.

И вот, женщина и духи нашли и полюбили друг друга, где-то под одеждой министра Шена.

Он отложил инструкцию к тампонам, сделал шутливо-ошарашенные глаза и сказал:

— Давайте следующий лот, а? Я пока к такому не готов.

Она чуть улыбнулась и придвинула ему мусорные пакеты.

«Упакуйте себя сами, сделайте одолжение.»

Он взял, снял бумагу, развернул и стал изучать на вид и на ощупь, спросил:

— Это что?

— Это то, что разумный и предусмотрительный человек на вашем месте сжёг бы, никому об этом не сказав.

Её голос звучал размеренно и прохладно, как чужой, она пыталась понять, кто за неё говорит. Это был не доверчивый адвокат, и не грубый прокурор, это была третья сила, новая и незнакомая, этот холодный голос появился в ней тогда, когда она открыла синюю коробку.

«Здравствуйте, черти из омута. Гейзер послужил вам лифтом.»

Она сама изумлялась, откуда в ней столько спокойствия и равнодушия.

Министр внимательно изучил мусорные пакеты и поднял глаза на Веру:

— Почему? Что это такое?

— Это полиэтилен, один из трёх главных убийц экологии моего мира.

— Почему?

— Потому что он не разлагается естественным путём.

«В отличие от вас.»

— В смысле? Он вечен? — он посмотрел на пакеты внимательнее, с долей уважения, Вера медленно кивнула с еле заметной циничной улыбочкой:

— Вечного нет. Но эта штука способна отравить жизнь вам, вашим детям и внукам, а сама при этом почти не измениться.

— Для чего это используют? — он стал рассматривать пакет внимательнее, Вера ответила:

— Упаковочный материал. Лёгкий, водо- и пыленепроницаемый, дешёвый в производстве.

— Это хорошо, — он придвинул к себе чистый лист, стал быстро писать. Вера положила свой карандаш и подпёрла подбородок ладонью, задумчиво глядя на министра Шена.

— Вы осознаёте, что от ваших действий прямо сейчас зависит будущее вашего мира? Любой ваш шаг имеет последствия, вы держите в руках историю, от ваших решений зависит, каким путём она пойдёт. Не совершайте ошибок, они дорого обойдутся всему вашему миру.

Тон был такой, как будто она отговаривала его заказывать невкусное блюдо в ресторане, но не особенно настойчиво, ей казалось, что уже ничто и никогда не будет иметь для неё значения.

Он дописал строку, поднял глаза и без улыбки спросил:

— Вера, вы в порядке?

— А что? — она улыбнулась холодной улыбкой фотомодели, которой за это платят, он помрачнел ещё сильнее:

— Вы хорошо себя чувствуете? Выглядите бледненько.

— Я могу работать.

«Это единственное, что я могу.»

Он нахмурился, она кивнула на бумаги:

— Давайте закончим, раньше доделаем — раньше пойдём каждый по своим делам.

Министр удивился, но ничего не сказал, его гниловатая слабость манила, как будто уговаривая — ударь, давай, я хочу сломаться.

«Рано. Страдай.»

— Ладно, — он потёр подбородок, взял карандаш, положил, размял пальцы, опять взял карандаш. Осмотрел стол, как будто забыл, о чём они говорили, схватил тампоны, поставил, они упали. Он опять поставил их, взял пакеты, — вы всерьёз считаете, что это может повредить целому миру? — Вы мне не верите? — сладко улыбнулась она, — я давала поводы?

— Я пытаюсь понять, — он так вцепился в пакет, и так на него смотрел, как будто с ним и разговаривает.

— Вы мне не верите, — медленно констатировала Вера, с наигранной скорбью и укоризной. — Это потому, что вы никогда не видели свою планету со стороны, вы думаете, что она бесконечна, и вы никогда не сможете загадить её всю. Поверьте, сможете. Одной ошибки хватит. Она маленькая, она настолько крохотная и хрупкая, что её надо беречь даже от такой, казалось бы, ерунды. Потому что если вы её загадите, вы же и захлебнётесь в собственном мусоре. Она вас уничтожит.

В портал ворвалась Эйнис, растрёпанная, красная и настолько злая, что Вера ей почти завидовала, она уже не считала себя способной испытывать такие чистые и мощные эмоции.

— Вы охренели, блин?! — завопила Эйнис. Министр резко обернулся, побледнел и застыл, Эйнис ничего не заметила, её распирало от негодования. Она вся тряслась, неуверенный подбородок, влажные глаза, сжатые до белых костяшек пальцы, отодвигающие брезгливо подальше длинный чёрный волос. — Вам негде блин больше, кроме как в моей квартире?! Нахрена ты её ко мне притащил?! — она смотрела на министра, но тот окаменел и не реагировал, Эйнис впилась взглядом в Веру и заорала: — Что ты у меня забыла?!

Вера медленно улыбнулась, наконец решая, что идеальный момент настал.

— Эйнис, ты вроде агент, а такая невнимательная.

Блондинка растерялась, лицо перестало пылать огнём, глаза неуверенно стрельнули на министра Шена, но ответа там не нашли, она опять уставилась на Веру, Вера улыбнулась ещё холоднее:

— Этот волос не мой. Посмотри поближе и убедись, у нас общий только цвет. У меня мягкие волосы, тонкие и чуть вьющиеся, а этот волос прямой и жёсткий как леска, он принадлежал цыньянке, немолодой, но всё ещё красивой. И очень богатой.

Эйнис ахнула и застыла с раскрытым ртом, посмотрела на министра и заорала ещё истеричнее:

— Ты таскал ко мне эту шлюху?!

— Она не шлюха, — сухо процедил министр, Эйнис фыркнула и закатила глаза:

— Она спит с мужиками за деньги — кто она?!

— Это не так.

«Дзынь.»

Он напрягся ещё сильнее, Вера смотрела, как выступают вены на его шее, как ребрятся мышцы на скулах, и мечтала довести его таки до срыва, хотя бы раз, чтобы увидеть, как он теряет самообладание, пусть это будет позорная истерика, с криком и швырянием вещей, чтобы она могла запомнить всё до секунды и пересматривать в памяти как любимый клип, каждый раз, когда опять захочет им восхищаться.

Эйнис смотрела на министра долго, но похоже, он на неё не смотрел, она не дождалась реакции и повернулась к Вере, требовательным жестом указывая на волос и на министра:

— Ты так это и оставишь? Ничего не хочешь сказать?

Министр перестал дышать, Вера выдерживала паузу и прохладно улыбалась волосу в руке Эйнис. Наконец перевела взгляд к глазам блондинки и с издевательским смирением сказала:

— А кто я такая, чтобы предъявлять претензии? Я, дорогая моя, как и ты, чего-то требовать не имею права. И я это понимаю. А ты ведёшь себя то ли как ревнивая жена, то ли как сварливая тёща, это ужасно некультурно. Закругляйся и иди с миром, а? И мусор свой с собой забери, будь добра.