Десерт по имени Аля (СИ) - Рымарь Диана - Страница 52

Подхожу к ней вплотную, про себя уже почти молюсь, чтобы моя красавица завизжала, обвинила меня в домогательстве, запахнула халат и избавила меня от соблазнов. Но она продолжает стоять и, похоже, чего-то ждет.

«Что, если взять и прикоснуться? Ведь простое прикосновение ей никак не повредит».

Аккуратно провожу пальцами по ее щеке, подбородку, шее, едва касаюсь груди. Наклоняюсь к ее лицу, нежно прикасаюсь губами. Потом обнимаю за плечи, прижимаю к себе, начинаю поглаживать спину.

— Что ты делаешь? — вдруг задает она гениальный вопрос.

— Спинку тебе чешу!

— Чего?

Хмыкаю, пытаюсь разъяснить:

— Ну, ты ж как-то говорила, что я могу тебе попку гладить, спинку чесать… я, в общем-то, не против. Могу еще пятки пощекотать или другие части тела, я вообще за тактильный контакт!

Она хихикает, поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза, и нагленько так заявляет:

— Я надеялась на кое-что большее…

— Но нам же нельзя! Врач строго сказала… Ты знаешь, я очень рад ребенку, но я уже почти жалею, что он получился с первого раза!

— Может, и не с первого, — снова смеется она.

И этими словами будто бьет меня сковородкой по затылку. Мне больно даже представить, что она спала с кем-то еще.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы тогда не один раз занимались любовью, может, кроха получилась с третьего! — Аля уже вовсю хохочет.

— Дурочка! Не шути так больше!

Я целую ее, очень скоро понимаю, что зайти в комнату к голой жене было очень плохой идеей. Всё во мне буквально вибрирует от желания.

— Так, Аля, я пошел!

— Куда?

— Под холодный душ!

— Давай лучше поласкаемся…

— Я тебе не железный! Я уже очень сильно хочу того, чего ты мне дать сейчас не можешь!

— Ну, вообще-то кое-что могу, и ты, кстати, тоже! У нас ведь всё еще есть губы и руки…

Она настойчиво ведет меня к своей кровати, тянется к пуговицам рубашки.

— Ты позволишь? — спрашивает тихо.

— Делай, что хочешь, детка, я весь твой!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Через пару часов:

Аля

Никогда не думала, что у Михаила такие волшебные руки. Я бы даже назвала их оргазмотворящими. Да, именно так. И губы тоже, и язык. Вообще весь он просто до невозможности сексуальный. Я не знаю, как раньше этого не замечала. Правда, до сегодняшнего дня он никогда не был со мной настолько нежен. В это утро я получила больше ласки, чем за все годы брака.

Как-то так получалось, что раньше он меня просто брал, а сегодня любил. Именно любил, по-другому я это и назвать не могу. Трепетно так, с придыханием… ласкал мои самые сокровенные местечки. Кстати, о существовании некоторых из них я даже не имела представления.

Думала, в Потапове есть только животная страсть, а оказалось, что он способен еще и на животную нежность. Как выяснилось, я на нее тоже очень даже способна. Мой дорогой муж весь искусан и зацелован мной.

Кстати, вот уж не чаяла, что у него такие удобные плечи. Лежу на левом уже полчаса, и совершенно не хочется подниматься. Слышу, как бьется его сердце. Мне очень спокойно и хорошо. Хочется долгих разговоров о чувствах, признаний, однако Михаил молчит.

Может… попросить? Но разве о таком просят?

Представляю себе сцену — поднимаюсь я с мужниного плеча и аккуратненько так спрашиваю: «Дорогой Топтыгин, а не изволишь ли ты признаться мне в любви?»

Мысленно сама над собой смеюсь. Лучше уж начать признаваться самой и надеяться — авось подхватит инициативу. Но если я это сделаю, плакали мои шансы выбить себе приличные условия после официального возвращения к моему гризли. Хотя по факту мы уже сошлись, и я его не брошу. Он мой, только мой, никому не отдам.

Вдруг милый муженек поднимается с кровати и, о чудо, собирается что-то сказать.

Жду с придыханием, а он выдает:

— Я что-то проголодался. Может, наконец, позавтракаем?

«Вот же царь Долдон!» — рычу на него про себя.

То есть в «Сказке о золотом петушке» он, конечно, Дадон, а не Долдон… Но тут уж не удержаться. Глубоко вздыхаю, мысленно себя успокаиваю. Ну не готов еще человек, не надо его торопить.

— Ты хочешь, чтобы я что-нибудь приготовила? — спрашиваю нежно.

— Лежи, отдыхай, съезжу в город за пиццей. Тебе прихватить мороженого и карамелек?

— Конечно! И побольше! — тут же соглашаюсь.

Этого добра вообще много не бывает.

Потапов целует меня в нос, спрыгивает с кровати, собирает вещи и уходит.

Я остаюсь на месте. В очередной раз слышу, как где-то там, в недрах тумбочки, отчаянно вибрирует телефон. О боги, как же мне хотелось, чтобы муж его вернул. Как же сильно я мечтала об этом моменте. Зато когда взяла в руки, у меня глаза на лоб полезли от миллиона пропущенных звонков.

Никому, кроме Иришки, перезванивать не хотелось. С ней и проболтала вчера до глубокой ночи. Но бесконечно игнорировать людей я не могу. Достаю жужжащий аппарат и чуть не кидаю обратно, сообразив, кто на проводе.

«Вот уж банный лист!»

Дорогой директор-цаца, зачем же ты решил побеспокоить меня субботним утром…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В это же время:

Антон Закревский

— Я занят! — строго чеканю посмевшей заглянуть в мой кабинет служащей. Мне сейчас не до забот о ресторане.

В который раз за последние сутки набираю один и тот же номер. Откидываюсь в кресле, жду. Первое время абонент был недоступен, потом просто нагло не брал трубку, точнее не брала. В общей сложности пятьдесят звонков. Она посмела проигнорировать пятьдесят моих звонков. У этой девчонки инстинкт самосохранения напрочь отсутствует.

Я не знаю, что с ней сделаю. Хочется прижать маленькую сучку к стене и надавать таких оплеух, чтобы голова два дня гудела.

Продолжаю звонить, уже ни на что не надеясь, и вдруг слышу ее робкое:

— Алло, Антон?

Два слова, всего два коротких слова, а у меня всё нутро переворачивается.

В голове возникает образ ее распластанного тела. Представляю, как аппетитно бы она смотрелась на моем игральном столе. Ноги и руки прикованы к ножкам цепями. Сама абсолютно нагая. И я сверху, смотрю в ее огромные глаза, полные животного ужаса. Возбуждает невероятно. Чувствую, как учащается мой пульс.

Да, маленькая сучка, я прикую тебя к столу так, что ты двинуться не сможешь, буду душить, пока не начнешь терять сознание, а потом переверну все твои представления о сексе и мужской анатомии. Есть чем…

— Антон, ты тут? Связь плохая.

Наконец соображаю, что я всё это время молчу. Эдак она сейчас еще и трубку бросит. Нет, нет, нет, только не это, поговори со мной! Пожалуйста, поговори!

— Алечка, с тобой всё в порядке? — не узнаю свой голос, он как из трубы. Во рту вдруг становится сухо, как в Сахаре, аж горло дерет. — Аля?

Я еще раз громко ее зову. Мне делается страшно, что больше не услышу.

— Я тут, тут… Ты получил мое письмо? Мне, конечно, надо было позвонить и лично извиниться, просто у меня в жизни случился форменный дурдом…

Слушаю ее голос и расплываюсь лужей. Жадно ловлю каждое слово, каждый вздох. Мне хорошо от этих звуков, мне от них просто обалденно, я по ним скучал…

Ее голос даже как-то изменился вроде. Стал более спокойным, певучим, женственным. Она вообще сама по себе очень нежная, женственная, трогательная такая. Ловлю себя на мысли, что она стала бы великолепной матерью. Представляю, как она своим нежным голоском пела бы малышу.

Меня давно преследует мысль о ребенке. Как любой здоровый мужчина, я хочу продолжить свой род. Останавливает лишь то, что традиционный брак я вряд ли смогу выдержать. Мне подходят отношения совсем другого типа, а они для женщин очень травматичны.