Десерт по имени Аля (СИ) - Рымарь Диана - Страница 5

«Уж с этим проблем не будет, — думаю я, нервно сглатывая. — Вряд ли я вообще осмелюсь открыть при нем рот…»

— Так, о чем это я… — продолжила Марисоль. — Ты, главное, не противься. Слушайся его, постарайся понравиться. Если начнет обнимать — обнимай в ответ, станет целовать — целуй! Мужчины… они как дети, приласкай — и он твой.

Едва представив, что великан прижимает меня к себе, я начинаю нервно икать.

— Да что ж с тобой такое, — всплескивает руками приемная мать. — А давай-ка я тебя напою успокоительным! У меня есть хорошее!

Она вливает мне в рот несколько капель какой-то горькой настойки. Я морщусь, но усиленно глотаю, запиваю водой. После этого мне делается чуточку легче.

— Ты подготовилась, как я тебе велела? — спрашивает Марисоль, указывая взглядом на мои ноги и то, что скрывается между ними.

Это она про депиляцию. Я киваю, чувствуя, как начинают гореть щеки.

— Алечка, деточка, ты хоть при нем-то так не красней! — снова всплескивает руками приемная мать. — Давай-ка я тебе подберу нарядную сорочку. Я вот несколько купила…

И она начинает выкладывать на кровать всё то, что мы с девчонками так мечтали примерить, но ни разу и в руках не подержали, ведь одевали нас здесь всегда одинаково — черные или коричневые юбки в пол да розовые мешковатые блузки.

Я невольно любуюсь шелковыми халатиками разных цветов, нежными невесомыми кружевными сорочками, снова краснею, заметив, что к каждой вещице прилагаются почти прозрачные трусики. Пока разглядываю всё это великолепие, ненадолго забываю повод, по которому мне разрешается к этому великолепию прикоснуться. Руки тянутся к бордовому комплекту, но мама Марисоль цокает языком, едва я к нему прикасаюсь.

— Думаю, тебе подойдет что-то более невинное… — протягивает она задумчиво и достает голубой халатик без всяких рюш и к нему такую же лишенную всяких кружев ночную рубашку. — И трусики отсюда будут по размеру.

Она оглядывает меня, довольно кивает. Достает из шкафчика флакон духов и клубничный блеск для губ.

— На, это тебе!

Я беру и чуть не плачу. Еще вчера непременно бы обрадовалась подарку, теперь же горько представить, для чего мне его вручают.

Мама Марисоль моей реакции не замечает, выглядит очень довольной собой. Прижимает меня к себе, целует в макушку, приговаривая:

— Хороший мужчина, как сыр в масле с ним будешь жить! Очень состоятельный и нежадный!

Потом складывает одежду в пакет, вручает мне и выпроваживает в коридор.

— Не подкачай! — слышу я, прежде чем она захлопывает дверь.

Я опираюсь спиной о стену, делаю несколько глубоких вдохов, считаю до десяти, а потом чувствую приятное онемение. Кажется, успокоительное начинает действовать в полную силу.

Бегу в нашу с сестрами общую спальню, распускаю волосы, накладываю на лицо немного косметики, как нас учили на курсах визажа. Немного подумав, переодеваюсь в платье. Не могу же я бегать по гостинице в шелковом пеньюаре. Переоденусь в номере великана, пока тот будет ужинать. Всё там подготовлю. Сестры подстрахуют, предупредят, когда он будет возвращаться в номер.

Почти смело, почти решительно поднимаюсь наверх. Зажмуриваю глаза, снова глубоко дышу, считаю про себя, готовлюсь открыть дверь, за которой мне предстоит познать взрослую жизнь. Вдруг чувствую на плече чью-то руку и горячее дыхание у самого уха. Оборачиваюсь и утыкаюсь в грудь дяди Улдана. Он впивается в меня диким взглядом и шепчет:

— Если ты ему не понравишься, тебя возьму я!

Ему около пятидесяти лет — так же, как моим приемным родителям. Он подтянут, мускулист, для своих лет неплохо сохранился. И вместе с тем это самый противный человек, которого я когда-либо знала. Сальные взгляды, пошлые шутки, постоянные угрозы — лишь малая часть того неприятного, что я и мои сестры вытерпели от него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В этот момент я чувствую, что успокоительное прекращает действовать, а зубы снова начинают непроизвольно стучать.

Тем же вечером:

21:00

Михаил

Меня поселили в двухкомнатные апартаменты. Медленно отворяю дверь. Не знаю, чего ожидать от девственницы. Настоящей или фальшивой — это еще предстоит выяснить.

Правда, у меня еще не было ни одной… Да и секса с такой молоденькой девушкой тоже не было с тех самых пор, как сам справил двадцатилетие. Сейчас мне тридцать два. Надеюсь, я не покажусь ей стариком.

Захожу и сразу замечаю, что меня действительно ждали.

Свет приглушен, в комнате витает аромат розового масла. На полу в хаотичном порядке разбросаны лепестки. Невольно морщусь, ведь ничего хаотичного я не люблю.

— Да-а-а… — тяну я с чувством и прохожу в гостиную.

На столе тарелка с фруктами, рядом ведерко с шампанским во льду. А девы нет…

— Аля? — зову я громко, в ответ ни звука.

Заглядываю в спальню. Тут тоже повсюду розовые лепестки.

Девушка лежит на кровати, из-под одеяла выглядывают только макушка да огромные, немного влажные карие глазищи.

Осторожно сажусь на край кровати, спрашиваю мягко:

— Это ты всё сделала?

Она кивает, но одеяло не опускает. Я, конечно, могу его убрать сам, могу заставить ее, но делать это мне не хочется. Лишь немного тяну его вниз, открывая девичье лицо. Спрашиваю также мягко:

— Ты боишься?

Кивает.

Медленно наклоняюсь к ней и замечаю, что без того огромные глаза круглеют еще больше. Осторожно прикасаюсь губами к ее щеке. Девушка вздрагивает, но не отстраняется, и мне это неожиданно приятно. Я тоже не спешу отстраниться.

От девушки умопомрачительно пахнет нежностью. Да-да, именно так, по-другому не назовешь. До сей поры я и не думал, что нежность может иметь какой-то запах, теперь знаю, что она пахнет свежими булочками и клубникой.

Ее близость дурманит. В кои-то веки мне рядом с кем-то приятно. Я почувствовал это еще когда увидел ее впервые, сейчас приятное чувство выросло вдвое или даже вчетверо. Хочется лечь на девушку сверху, вдавить себя в нее, да так и остаться, вобрать в себя ее чистоту.

Целую ее в щеку еще раз, слышу полувсхлип-полустон. И тут она все-таки от меня отворачивается. Стараясь унять разливающееся по телу возбуждение, выпрямляюсь, помогаю ей сесть, говорю строго:

— Я тебя насиловать не собираюсь! Если не захочешь, ничего не будет!

В глазах ее словно факелы вспыхивают. Не пойму, то ли разочарована, то ли рада. Спрашиваю прямо:

— Я тебе нравлюсь? Если нет, я тебя просто отпущу, и всё… Прямо сейчас отпущу!

Она нервно сглатывает, хватает меня за руку и просит нервным голоском:

— Нет, не отпускай меня, пожалуйста! Ты мне нравишься…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Час спустя:

Михаил

— Алечка, какая же ты невероятная… — шепчу ей на ушко, прижимая к себе нагую.

Мы лежим на кровати, укрытые пуховым одеялом. Я тоже голый и знаю, что это смущает мою скромницу, хотя у нас с ней уже всё было.

Да, оказалась девственницей и, похоже, нецелованной. Либо гениальная актриса, либо мне наконец повезло встретить абсолютно чистую девушку. Предпочитаю последний вариант.

Когда услышал, что нравлюсь ей, меня накрыло с головой. Я впился в Алю губами и уже не отрывался. Могу сказать точно — она везде вкусная, особенно ротик — такой сладкий и пропитанный запахом клубники. Я старался быть нежен, у меня даже, наверное, получилось, потому что в самый ответственный момент девушка почти не кричала.

Ей было больно, знаю. Я видел, как она кусала губу, но крепилась, поддавалась мне. Сам этот момент и осознание того, что Аля меня в себя пускает… Всё это было невероятно приятно, но закончилось до обидного быстро. Слишком тесная, слишком сладкая девочка довела меня до исступления за считанные минуты.