Невеста Моцарта (СИ) - Лабрус Елена - Страница 86

И женщина, что принесла альбом, и рассказывала, тыкая в старые фотографии, была очень приятной: «Это Ванечка только научился ходить. Это он с Дианкой на руках. А это его выпуск из военной академии».

Она ушла чуть раньше Дианы, готовить ужин. Ди задержалась, чтобы разжечь камин ну и посвятить меня в особенности учебного процесса выпускников. ЕГЭ, баллы, базовый уровень, профиль… Как же бесконечно я был от этого далёк.

— Сергей… Анатольевич, — замер в стеклянных дверях веранды Иван.

— Иван, — кивнул я и встал.

Опёрся спиной о подоконник распахнутого в сад окна.

Вечер был воистину летний. Хотя к ночи и похолодало.

— Я получил твоё послание, Вань.

Он не сглотнул, не побледнел, не смутился. Откинул полы пиджака, засунул руки в карманы и просто ждал, что же я скажу дальше.

— Я долго думал, что мне с ним делать. И что ты хотел мне сказать. Но решил, что нет ничего лучше, чем просто спросить. Чего ты хочешь, Иван Дмитриевич Давыдов?

— Артемьев, — поправил он.

— Да, да. Артемьев. По маме. Средняя школа номер одиннадцать. Секция парашютного спорта. КМС по стрельбе. Высшее военное командное училище. А дальше ты человек без биографии, потому что работа в силовых структурах именно это и подразумевает — секретность.

— Главное правило ФСО: не говорить о ФСО, — улыбнулся он.

— А в Федеральную Службу Охраны только таких и берут. До тридцати пяти. Хорошая физическая и, главное, психическая подготовка, боевой опыт, умение думать и принимать решения самостоятельно, хладнокровие, незаурядная выдержка, незаметность, способность предвидеть ситуацию. Мне просто нечего тебе противопоставить. Поэтому спрашиваю прямо: чего ты хочешь?

— Ты убил моего отца.

— Да, блядь! — взмахнул я руками и разочарованно скривился. — Неужели будем мусолить эту историю снова? Она мне уже знаешь где, — постучал я ребром ладони по горлу. — Ты знаешь почему я это сделал. И, уверен, ты поступил бы так же, с любым, кто убил бы твою жену и ребёнка. Поэтому давай этот монолог сына, утирающего сопли над могилой отца, опустим и перейдём к делу. Хочешь отомстить? Называй время и место — я приду. Разрядишь обойму своей «Гюрзы», хоть все восемнадцать патронов, плюнешь на моё бездыханное тело и дело с концом. Я до ёбаных чертей устал играть в эти игры с прошлым. Давай покончим с ним раз и навсегда, если этот геморрой не даёт тебе спокойно сидеть.

Он пожевал губу.

— Немного в этом чести.

— Нет. Медаль «За взятие Жучки» тебе не дадут, человек, что убил безоружного Моцарта. И мотив неубедительный. И повод, скажем прямо, натянутый. Чего ж ты столько лет ждал-то? И слава сомнительная. Вот, примерно, как поцеловать девчонку, пользуясь тем, что она расстроена и творит глупости.

Он почесал заросшую к вечеру щетиной щёку.

— Рука у неё тяжёлая.

Я улыбнулся: моя девочка! Не знал, что она залепила ему пощёчину.

— Только, знаешь, теперь я не буду драться с тобой за неё. У тебя была неделя. Больше! И ты не безусый пацан, понимал, что делать и как. Если бы она выбрала тебя, я бы и слова не сказал. Но, прости, ты свой шанс упустил. Всё. Теперь я за неё убью. И это ты тоже знаешь.

Он кивнул.

— Мы в разных весовых категориях, Сергей.

— Только не начинай, а! Что ты не богат, не знаменит, живёшь до сих пор с мамой, и не сможешь обеспечить Женьке тот уровень жизни, к которому она привыкла. Хотя ты и прав. Кроме своей смазливой мордашки больше у тебя ничего нет. Не хватает тебе веса со мной тягаться. Но, заметь, за весь разговор я ни разу даже не намекнул, что твой босс, плачу тебе бабки и отдаю приказы. Не по-мужски это как-то, согласись? Да и Женьке, боюсь, на всё это плевать. Но на этом чисто по-пацански мы разбираться закончим.

— Хорошо, — снова кивнул он.

— И, если начистоту, ты знаешь, насколько я сейчас уязвим. Знаешь, что меня обложили со всех сторон. И знаешь, чего мы ждём от этой свадьбы. Будет большой удачей, если я её переживу. Но так надо. Этот гнойник надо вскрыть и на этом закончить. И тем не менее ты бросил мне вызов именно сейчас. Но дальше не пошёл. Почему?

— Не хочу быть похож на своего отца.

— Не хочешь, что? — сморщился я. — Использовать в мужских разборках детей и женщин? Похвально. Я не против. Только ложь это, пиздёж и провокация. И я снова предположу, пока ты придумываешь как бы выкрутится и отмалчиваешься. Предложу тебе ещё один вариант. Может, ты рассчитывал очаровать девочку, чтобы она сама с тобой ушла? Не давил, не настаивал. Решил сразить своим благородством? Или тебя вдохновлял вид посрамлённого Моцарта, брошенного у алтаря? Мой позор и унижение? Моё растоптанное самолюбие? Хотел сделать меня посмешищем? Уже вижу заголовки: невеста Моцарта бросила его ради охранника. Или хотел пойти дальше? Жена Моцарта изменила ему с телохранителем? Минутка славы. Расчёсанное до крови ЧСВ.

Он переступил с ноги на ногу и отвернулся:

— Ну за жену, боюсь, ты бы и правда меня убил. Жена не невеста.

— Но… что-то пошло не так? — усмехнулся я.

— Да всё пошло не так, Сергей, — выдохнул он, наконец, повернулся и вытащил руки из карманов, готовый говорить. — Ничего я такого и близко не собирался. И в мыслях не было, если честно. Не нужны мне ни эти сомнительные почести, ни месть, ни уводить у тебя девчонку. Не знаю зачем я её поцеловал, — выдохнул он с тоской. — Честно, не знаю. Из сострадания что ли. Пожалел. Что-то было в ней такое в тот день, отчаянное, обречённое. А мне в принципе не по нутру вся эта ситуация. Я пришёл к тебе работать как к человеку справедливому и сильному, злому, но честному. И ни разу я в тебе не усомнился, чем больше узнавал. И вдруг эта девочка! — Он взъерошил рукой волосы и покачал головой. — Её заставили. Вынудили. Продали. А ты, сука, купил. И она бьётся как птичка в клетке. А ты ходишь вокруг как жирный кот. Придавишь лапой и смотришь. И не ешь, и не отпускаешь.

— Так ты, выходит, хотел её спасти?

— Не знаю, чего я хотел. Так и не решил. Наверное, да, спасти. Вызволить. Защитить. Искал только способ. Не ради себя, ради неё. Да, это моя чёртова работа — защищать. И я чертовски хорошо её выполняю. Потому что ничего другого не умею. И ты, конечно, силён, Моцарт. Могуч, умён. Но смотреть как девчонку держат в заложницах, извини, не моё.

— Всё не так, Вань, — хлопнул я его по плечу.

— Да я уже понял, — вздохнул он. — Когда пообщался с ней поближе. Когда узнал получше. Но от этого ещё горше. Она заслуживает нормальную жизнь. А не вот это всё. Хорошую семью. Уверенность в завтрашнем дне. Ей надо учиться. Расти. Взрослеть. А не вариться во всём этом бандитском дерьме. Не видеть каждый день всю эту срань, в которой мы живём.

— Ты думаешь я этого не понимаю? Думаешь, не сделал всё возможное, чтобы дать ей время не торопиться делать мою жизнь своей? Думаешь, не предложил просто переждать, отнестись к этому как к временным неудобствам, сыграть в это как в игру и вернуться к своей обычной жизни? Думаешь, держал? Но всё к чёртовой матери пошло не так. Для меня. Для неё. Всё стало серьёзнее некуда.

Он вздохнул.

— Но и сделанного не вернуть. Теперь она переживает. Я чувствую себя полным идиотом.

— Всё так, — улыбнулся я. — Она переживает, ты идиот. Но давай поставим на этом точку и забудем. Потому что ты действительно чертовски хорошо выполняешь свою чёртову работу. И ты мне нужен, Вань. Говорю тебе как есть. Один я это дерьмо не потяну. Но выбор за тобой.

Он снова тяжело вздохнул. И расправил плечи.

— Можете на меня рассчитывать, Сергей Анатольевич.

Ну вот и славно! С облегчением выдохнул я.

— А ты можешь рассчитывать на меня, Иван Давыдов, — открыл я дверь и улыбнулся.

— Почему он назвал тебя Давыдов?

Женский голос заставил меня задержаться. Сойдя по ступенькам, я остановился.

— Это Моцарт, мам, — представил Иван, выйдя вслед за мной.

— Моцарт?! — всматривалась в моё лицо жена убитого мной Давыда, словно только что увидела.