Костяной Скульптор. Часть 5 (СИ) - Розин Юрий - Страница 13

Видел я уже далеко не в первый раз, за время нашего с Агнес путешествия чаша и змей встречались мне снова и снова. Тогда я задал вопрос о происхождении этого символа из праздного любопытства, кто же знал, что сейчас эта информация придется так кстати.

Змей, обвивший тонкую ножку чаши и склонивший над ней голову, во всем человеческом мире являлся символом Братства Жизни. Наряду с церковью это была одна из немногих глобальных организаций, не привязанных ни к одной стране и существовавшей дольше большинства империй. И если святой престол занимался спасением человеческих душ, то Братство Жизни, как логично следует из названия, занималось здоровьем людей.

Лекари, целители (те, что использовал для лечения магию), травники, знахари — все, кто имел хоть какое-то отношение к медицине, так или иначе были связаны с Братством. Фактически, это была просто глобальная коалиция докторов всех рангов и мастей, не связанных друг с другом ничем кроме общей идеи. Потому, в отличие от церкви, никаких особых амбиций, по крайней мере видимых, у этой организации не было. Как не было и личной армии, собственных земель и каких-то особых привилегий.

Конечно, церковники тоже лечили людей, зачастую даже бесплатно, тогда как лекари не гнушались брать за свои услуги плату, все-таки это была их работа. Однако до глобальности последних святошам было далеко. Просто потому, что святой магией пользоваться могли далеко не все, а врачевать последователи Змея могли без каких-либо способностей. И может Братство не любили так, как любили церковь, но и негодования, что в некоторых вызывал святой престол, эти ребята ни у кого не вызывали.

Возвращаясь к моей ситуации. Появление Братства Жизни, не просто лекарей, в нем состоящих, а тех, кто напрямую использовал их символ, было для меня очень кстати. Если бы мне удалось примазаться к ним, угроза со стороны церковников, все еще висящая над головой многотонным грузом, резко стала бы куда более блеклой.

А потому я счел умным шагом организовать повод для нашего знакомства. Может, конечно, распарывать себе же плечо до мяса, а потом дожидаться, пока рубаха достаточно пропитается кровью и не было лучшей идеей, но полумеры не были в моем духе.

И вот, я сижу на бревне у костра, морщусь от неслабой такой боли и выслушиваю нравоучения от старика из Братства.

— Жизнью, молодой человек, не стоит так глупо разбрасываться. — Говорил он, для пущего эффекта в конце каждого предложения втыкая в меня простерилизованную в кипятке кривую иглу. — Что у Вас было с собой такого, что стоило подобного риска? — Тык! — Не лучше ли было отдать тем людям, что они хотели, но при этом остаться невредимым? — Тык! — Ведь, сложись ситуация иначе, окажись они более умелыми или Вы менее везучим, мы бы сейчас не разговаривали. — Тык!

При каждом вхождении острия иголки в плоть я вздрагивал от боли. Все-таки человеческая боль сильно отличалась от той, что я испытывал от применения способностей, будучи нежитью. Однако, когда все закончилось и старик отрезал лишнюю длину нити специальными ножничками, я удостоился похвалы за стойкость и даже получил одобрение своим действиям.

— С другой стороны, — сказал мой портной, вставая и разминая спину, — только небу известно, оставили бы Вас в живых, даже отдай Вы все, что имели. Так что в каком-то смысле я даже рад, что Вы поступили именно так. Было приятно познакомиться со столь храбрым молодым человеком.

— Мы вообще-то не знакомы, — усмехнулся я, также поднимаясь и протягивая старику правую, здоровую руку. — Веск.

— И то верно! Очень приятно, Веск. — Он ответил на рукопожатие. — Мое имя Муад.

— Мне тоже очень приятно. Но… — я замялся, сделав вид, что мне неловко говорить о подобном. — Могу ли я попросить еще о кое-чем?

— Да?

— Чтобы сбежать, мне пришлось бросить свои пожитки, в том числе и палатку… могу я попросить…

— О, конечно, о чем речь! — Муад, рассмеявшись, еще раз встряхнул мою руку, а потом потащил в сторону фургона Братства Жизни. — Можете оставаться столько, сколько посчитаете нужным!

— Благодарю вас! — Радость, отразившаяся на моем лице, на этот раз была вполне искренней. В конце концов, ночевать в сухости и тепле было куда приятнее, чем на голой земле, да и подобное радушие, честно сказать, подкупало. Тем более что с подобным приглашением моя цель резко становилась куда ближе, чем предполагалось изначально.

И на утро после первого с того дня, как я покинул деревню, комфортного сна, я продолжил. Впрочем, даже нельзя сказать, чтобы я прямо-таки добивался поставленной цели. Все оказалось настолько просто, что я поначалу даже заподозрил очередную ловушку, примерно как та, что организовала церковь двадцать семь лет назад. Но довольно быстро понял, что сейчас ни святошам, ни кому бы то ни было еще уже нет смысла так со мной возиться. Это тогда я был почти Воителем с личным драголичем, а сейчас меня за пояс легко заткнет любой Солдат и сложных планов с отвлечением внимания просто не требуется.

Скорее дело было в том, что Муад был просто очень дружелюбным. А еще, вероятно, в том, что ему было банально скучно одному. Так что договориться о продолжении путешествия вместе с ним и его фургоном оказалось очень просто. Фактически мне даже просить ни о чем не пришлось. Стоило лишь завести разговор о том, что без вещей странствовать как-то совсем уж тяжко и неплохо бы найти кого-то, кто согласится разделить со мной свои пожитки, как старик тут же предложил присоединиться к нему.

Я, естественно, принял приглашение. Так что, около десяти часов мы снялись со стоянки и поехали дальше. Фургон Муада тянула всего одна хиленькая лошадка, а судя по жалобному скрипу осей, те ящики, среди которых нам пришлось ночевать, были очень тяжелыми. Ничего удивительного, что двигались мы едва ли не медленнее пешеходов.

Но торопиться мне было особо некуда, как не странно. Как бы я не был быстр, святоши все равно были быстрее и, если ловушки и засады на меня и существовали, то они уже были расставлены везде, куда бы я не двинулся. То есть спешить просто не было смысла, только лишнее внимание привлекать. Сейчас же, в фургоне, принадлежащем Братству Жизни, вместе с официальным членом этого самого Братства, я стал может и не невидим для церковников, но по крайней мере куда менее заметен.

Может отношения между двумя этими огромными силами и были достаточно мирными, но без необходимости друг к другу они старались не лезть. Все-таки, несмотря на разобщенность и очень косвенное отношение к Братству большинства его членов (к примеру, как мне рассказал Муад, многие лекари отказывались даже вешать в своих заведениях символ Змея), это все еще была одна из древнейших и влиятельнейших организаций человеческого мира и с ней нельзя было не считаться. Церковь занималась духовной жизнью, Братство — земной, и всех это устраивало. А потому, если у святош не будет чего-то посерьезнее простого подозрения или любопытства, лезть к Муаду они вряд ли станут.

Вообще, старик оказался довольно разговорчивым и за время нашего неспешного путешествия успел поведать мне много всякой всячины, как о Братстве, так и в целом о происходящих в мире вещах.

К примеру, он поведал мне, что Братство делится на три круга. Рядовые члены, лекари всех мастей и калибров, входили в организацию очень условно. Фактически, если не происходило ничего из ряда вон выходящего, какой-нибудь знахарь мог ни разу в жизни даже не вспомнить про Братство. Необходимость же в этом огромном сообществе возникала только когда ситуация уже начинала выходить из-под контроля. К примеру, два травника поспорили из-за прав на то или иное лекарство и решение дела миром уже никого не устраивало. В таком случае от Братства мог быть выделен независимый судья, решение которого уже нельзя было оспорить. За подобные услуги, естественно, платился определенный гонорар, но навязывать свою помощь Братство никому не старалось. Так же можно было за определенную часть прибыли купить покровительство, использовать символ Змея, как гарант качества, нанимать помощников…