Variant (СИ) - "Тори Теллер" - Страница 39

— Не смей! — тут же осадила ее рыжая, помня, что говорил ей скальд.

Отвернувшись, она порвала клыками запястье, и моментально прижала рану к белым губам Арна, распахнувшего затуманенные глаза.

— Тшшш, — на ухо ему зашептала Олив и слегка потянула за волосы, чуть запрокидывая голову вампира назад.

Убедившись, что ее викинг послушно глотает, девушка откинулась на подушки, аккуратно притягивая их обоих за собой. В отличие от сексуальных возлияний, для энергетического восстановления желателен был полный релакс и комфорт.

Немного погодя, Олив подтянула под себя ноги и удобно пристроилась под боком большого тела викинга. Она обняла его поперек живота и положила голову на грудь. Широкая ладонь Северянина тут же сместилась на спину девушки и прижала ее плотнее. Олив чувствовала, как вампир поглаживает ее кожу пальцами, глотая кровь своего рыжего донора и мурча словно кот. «Моемоемое» — звучало в голове у девушки, проваливающейся в дремоту. Она засыпала под стук своего сердца, медленно перетекая в сознание Кристин.

Любя, ревнуя, жалея и снова — любя…

Последним, что осознала Олив, была мысль, что удары своего сердца она слышит в груди вампира.

Где-то там, почти в другой жизни, в зелени сада под светлеющим небом Прованса, глядя в зеркало, нервно поправляла прическу Эмбер…

Почти отчаявшись добиться от своего Создателя хоть слова, надув губы, за ее спиной стояла Тина, подтягивая корсет непривычного шуршащего шелкового платья…

Согнувшись и опустив золотоволосую голову, сидел на стуле Моррис, сбросивший смокинг и закатавший рукава белоснежной сорочки…

Все замерли в нетерпеливом и тревожном ожидании.

Только Эгиль — прямой, высокий, беловолосый и бронзоволикий — был спокоен. Потому что умел ждать вечно, как умеют только драконы. Но и его зеленые глаза не отрывались от закрытых дверей гостиной, не существовавших для драконьего зрения.

Колдун удивлялся и восхищался необычностью и щедростью этой хрупкой золотоволосой женщины, сотворявшей нечто невероятное — вампиров, осознающих бренность бытия и ценность жизни как таковой.

Энергия руны Кано работала в ней на всю катушку, делая Оливию Рейвен Кук истинным Создателем, отдающим свою сущность и свое сердце. Его мерные мощные удары проникали в каждую клетку двух мертвых тел, объединяя магию крови и магию рун.

И даже Дом, то есть мистический Перекресток, казалось, впитывал каждый его удар.

И оживал.

И Эгиль-Драккар — дракон, колдун и циник, забывший свой истинный возраст — хотел сделать все, чтобы первородная сила Олив превратилась из тяжкого бремени в награду. Потому что свою он уже получил: впервые за тысячи лет у Древнего не появилось желания покинуть эту очередную глупую реальность. Наоборот — снова стало интересно, чем все закончится.

Потому что впервые за тысячелетия он рассуждал как обычный смертный, страстно желающий близким успеха и отказывающийся от логики и практицизма.

А еще колдун хотел преподнести Оливии необыкновенный подарок. Потом.

После войны, которой не избежать.

***

Викинг пил вкуснейший из нектаров — живую кровь, почти не отличимую от эликсира жизни, бежавшего по артериям его любимой женщины. Разве только чуть более прохладную и спокойную, но все-таки — живую. Как эта субстанция могла вырабатываться мертвым телом вампира, Арн не понимал. Но то, что Крис была и оставалась вампиром — не было никаких сомнений. Северянин чувствовал это всем своим существом и, конечно, оживающим телом, к которому, пытаясь устроиться более комфортно, рыжая прижималась безо всякого стеснения,

Забота, нежность, преданность — вот что слышал в ней Северянин, и это его изумляло. Мало того, викингу самому уже хотелось покровительствовать, защищать, обучать и гордиться — в общем, полный набор связи Создатель-Дитя. Если бы во всем этом он не чувствовал малюсенькой булавочки девчачьего злорадства, он бы решил, что Кристин подменили.

То, что формирование подобной связи прямо сейчас, — в момент пока он пьет эту восхитительную кровь — дело рук его феи, вампир нисколько не сомневался. Но если раньше Северянин устроил бы разборку по полной программе, то теперь ему просто было любопытно.

Арну очень хотелось спросить, зачем Олив это делает — ведь он все равно не будет относиться к Кристин, как к своему созданию. Да и ревновать его было глупо — сексуальная привлекательность Олив и без фейрийского афродизиака перекрывала все известное ему до нее.

Викинг улыбнулся сам себе — ведь он не стал однолюбом. Отнюдь. Просто для него в Олив, словно сошлись все женщины мира! Все, которых он познал, и те, которых еще только собирался. Его Олив не фея — колдунья. Но Северянину нравилось жить в этом колдовстве. Нравилось, что жизнь перестала быть скучным служением разным придуркам, типа Совета Лиги вампиров или слабым человеческим правителям.

Но вот Спенсер…

Тут вампир поперхнулся и закашлялся, отводя руку Кристин.

— Все… Спасибо.

Девушка подала ему салфетку, а Арн с удивлением ощутил остывающее тепло там, где только что было ее тело. Северянин поднял на вампиршу удивленные глаза, брови его поползли вверх:

— И давно ты… теплая? — шепотом поинтересовался он.

— Я такая тогда, когда хочу, — язвительно ответила рыжая, показав язык.

— Да как ты смеешь так вести себя со мной?! Особенно после того, чем связала нас Олив!

— Олив никогда бы не нарушила вампирский закон, Арн, — снисходительно произнесла Крис. — В этом она предельно аккуратна. Она создала простую родственную связь. Человеческую. Без вампирских извращений.

Арн молча похлопал глазами. Кристин засмеялась.

— Так что я действительно за тебя — в огонь и в воду. Пока Олив будет тебя любить. Или пока ты ее не обидишь. Но если это произойдет — я сама тебя убью. Так и знай!

Она стояла перед викингом — сердилась и улыбалась, глядя как он «баюкает» под боком задремавшую Олив. А вампир, в свою очередь, смотрел на своего донора и экс-любовницу и думал, что пару дней назад за такие слова сломал бы ей хребет. А теперь он ею чуть ли не… гордится??

«Вырастет — будет меня бить», — прошелестел глубоко в сознании его собственный голос.

Викинг разглядывал Кристин, словно видел впервые. Она качнулась под непонятной ей яростью аквамариновых глаз и схватила вампира за руку, которую он протягивал вперед, одновременно поднимаясь вместе с Олив, легко придерживая ее одной рукой как маленького ребенка.

Взгляд его менялся, менялось лицо, стать. Он был и оставался тысячелетним вампиром Рориком Арнбьорном — Северянином, но человеческая сущность воина и защитника сейчас проступала на первый план.

— Мне есть кого и от чего защищать, — уверенно произнес в пространство конунг, целуя свою проснувшуюся фею и притягивая к своему могучему торсу Крис.

Двери с треском отворились, и Эгиль сделал два длинных шага к троице.

— Что изменилось, Северянин? — спросил колдун, окинув их острым взглядом.

— Я вспомнил, что потерял, и наконец, осознал, что нашел.

Глаза скальда брызнули зелеными искрами — он прищелкнул пальцами и воскликнул:

— Браво, Олив! Даже мне такое удается с бОльшим трудом/

Пятая Руна. Глава 21.

О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом…

Эгиль обернулся к остальным, зашедшим в гостиную следом и удивленно разглядывавшим скульптурную группу «викинг и валькирии». Тина не удержалась и прыснула со смеху, смущенно пояснив:

— Вы, ребята, того… в общем, офигенно прекрасны, но выглядите… ну абсолютно по-идиотски!

Эмбер, до этого хмуро поглядывавшая на свое Дитя, вдруг согласилась:

— Тооочно, — фирменным хрипловатым голосом протянула она. — Две лохматые королевы и бог в трико!

Тут уже очнулся и зареготал Моррис.

— Кому-то понадобилось напомнить, кто в доме хозяин? — поднимая бровь и опуская Олив на ноги, громогласно и язвительно поинтересовался Северянин, выступая вперед.