Огонь блаженной Серафимы - Коростышевская Татьяна Георгиевна - Страница 8
- Предыдущая
- 8/59
- Следующая
В крошечной прихожей Мамаев сунул хозяйке гостинец, помог мне размотать башлык, снять шубку и провел в кухню.
Жила надворная советница скромно, тесновато, но чистенько и удобно. По утвари было заметно, что готовить она любит и умеет.
— Ватрушки! — восхищалась Геля, шурша бумагой и выкладывая на глиняное блюдо выпечку. — Булочки! Расстегаи! Эльдар, ты просто чародей!
Мамаев занялся заваркой, видимо, кофе по утрам здесь было не в обычае.
Я сидела за столом, что твоя барыня, молчала.
— Мы тебя ждали, Серафима, — сказала Попович. — Только я думала, что еще вчера появишься.
— А я заверял, что почувствую ваше, Серафима Карповна, приближение.
— Ой, — забавно смутилась хозяйка. — Серафима Карповна, мы же вчера на «ты» уже перешли? Или как вам удобнее…
— В смысле почувствуете? — перебила я ее. — Ах, прости, Евангелина, конечно, давай по-простому, без отчеств.
— Он на тебя какую-то вашу чародейскую метку поставил, на репейную коробочку похожую.
— Гелюшка иногда чародейство видит, — пояснил мне Мамаев, — только престранно.
— А иногда слышу или нюхаю…
— Вчерашнюю метку репьями вообразила. А ее, букашечка, никто рассмотреть не мог! Серафима Карповна, что ощутили, когда я руку вам на прощанье целовал?
Мамаев достал с полки глиняный кувшин и ссыпал в него мелочь из карманов:
— Вперед за все «букашечки». Так что?
Щеки залил румянец. Что ощутила? Неуместное любострастие?
— Ничего.
— Вот! — Удовлетворенный ответом чародей принялся разливать чай в разномастные кружки. — Времени у нас, девицы-красавицы, не особо много…
Я хлебнула душистого чаю, закусила пирожком с малиной. Обычно, когда с недостатка времени начинают, разговор петляет вокруг да около еще долго.
— Нам твоя помощь нужна, Серафима Абызова. — К удивлению моему, Геля приступила к главному.
— Погоди. — Мамаев сунул ей ватрушку. — Мне кажется, барышне Абызовой и самой помощь не помешает.
— Вы, ваше высокоблагородие, и мысли читать умеете? — захлопала я ресницами.
— У вас мысли, Серафима, на лице даже не написаны, нарисованы, будто для малограмотных. Так что у вас с господином Зориным и отчего вы няньке своей не доверяете?
— Осади, — строго проговорила Геля. — Давление неуместно, чай не допрос.
Я отставила кружку и засмеялась:
— Дражайшие сыскари! Представление «злой и добрый допросчик» для меня разыгрывать не надо.
— Тем более что обычно в роли зла выступает Евангелина Романовна, — улыбнулся Мамаев. — Но ты, букашечка, записочку прочла и по адресу явилась, значит, есть у тебя интерес.
— А ты… — я поискала мужеский вариант «букашечки», — …милок, мне этот адресок в перчатку с поцелуями затолкал тоже не от равнодушия.
— Бубусик, — предложила Геля. — Его хорошо «бубусиками» крыть. Ну что, Эльдар, ответишь барышне Абызовой? Или позволишь мне рассказать?
— Женщины! — воздел руки чародей.
— Проблемы у нас, — сказала Попович мне доверительно. — В приказе нелады. Начались после того, как Иван на Руян аффирмацию князя Кошкина добывать отправился. И мы с Эльдаром решили, что…
— Корень всех зол во мне кроется?
Геля пас не приняла, скандал не раздула:
— Шеф с Иваном секреты от нас завели, прикрываясь тем, что о нашей же безопасности заботятся. Я-то, понятно, приучена к пренебрежению. Женщина, да еще и не чародейка. То есть я его не принимаю, но оно хотя бы понятно. А вот то, что Эльдар в эти секреты не посвящен, странно и обидно.
— Может, господин Мамаев по этой части слабоват? По чародейской? — едко спросила я, глядя на Эльдара.
— Может, букашечка, — не обиделся тот. — Поэтому хочется мне, убогому, к тайнам сим приобщиться.
Цветочные горшки на подоконнике подпрыгнули, перебив начавшуюся пикировку.
— Авр-р, — жалобно донеслось из-за стекла.
— Есть хочет. — Я с извиняющейся улыбкой, взяла с блюда пирожок и понесла его к окошку.
— В дом кота своего зови погреться, — предложила хозяйка. Холодно на дворе.
Гаврюша ворвался в кухню, облобызал меня, оросил то ли благодарственными слезами, то ли голодной слюной и смел в один присест половину выпечки. Потом всхлипнул, поняв, что доесть остатки я не позволю, и улегся на полу в смежной спаленке, заняв его практически от стены до стены.
— В большой семье клювом не щелкай, — пробормотала надворная советница и взяла последний расстегайчик.
— Я мало что могу вам про ваших коллег рассказать, — решив, что люди, позволившие моему разбойнику находиться рядом со мной, заслуживают откровенности, начала я. — На Руяне господин Зорин сражался с навским демоном, а после…
Пытаясь собраться с мыслями, я отщипывала от булки, складывая из крошек узор на скатерти.
— Оказалось, что я попала в передрягу. Ну то есть не сама попала, меня в нее как осла на веревочке завели. Иван Иванович за меня вступился, а на противной стороне выступали господин Брют и…
— Семен Аристархович Крестовский. — Мамаев торопливо заполнил паузу, чтоб не дать мне разнюниться. — Он сопровождал канцлера в путешествии, а вернулся уже с Зориным.
— Брют куражился, что я мужскую дружбу поломала.
— Они и правда не разговаривают теперь, — сказала Геля Мамаеву, а потом, утешительно, мне: — Не позволяй чужой вине на себя цепляться. Это неправильно. Виноват не тот, кому требовалась защита, а тот, кто нападал.
— Слышал от Ивана, что ты силы не желала? — спросил Эльдар быстро. — Когда приняла?
— В тот день, когда Брют на остров явился, буквально за полчаса до визита. — Я улыбнулась, вспомнив опаленные усы князя Анатоля. — Господин Зорин сказал: «Серафима, жги!»
— И ты зажгла. — Мамаев рассматривал меня, наклоняя в стороны голову. — Эх, Ванька… Уж не знаю, как он теперь с тобой справится.
— Обыкновенно…
— С собою пусть сперва справится. — Геля явно разозлилась. — Покорители чертовы! Неужто каждая женщина подчиниться желает? Неужто у нас даже надежды на равноправные отношения нет?
И Евангелина Романовна выдала нам такой объемный, такой эмоциональный спич на тему отношений между полами, что захотелось искупать ее в овациях.
— А теперь ты, Эльдар, на себя это примеряешь, каково это считаться слабым и быть вследствие этой воображаемой слабости опекаемым!
— В этот ваш клуб я, пожалуй, вступлю, — попыталась я смягчить неожиданный пафос беседы. — В клуб не желающих опеки.
И мы чокнулись чаем над усыпанной крошками скатертью.
— …да нет, — говорила я уже через четверть часа, продолжая рассказ. — Вовсе не с господином Зориным мириться приехала. Ну расстались и расстались, дело житейское. Он, кажется, неплохую замену мне нашел, тем более что, как изящно заметил Эльдар Давидович, управы на меня нет.
— Это ты сейчас о барышне Бобыниной? — Мамаев хмыкнул. — Амурами там даже не пахнет, казенный взаимовыгодный интерес. Родственник этой барышни у нас по другому делу проходит…
Евангелина Романовна, кажется, наступила ему на ногу под столом, потому что чародей охнул и закивал, хватая ртом воздух.
— Простите, букашечки, размяк. Забываю, что две барышни в рядах столичных чародеев-сыскарей все еще являются непозволительной роскошью. А посвящать штатских в дела служебные некомильфо.
— Мы в твою приватную жизнь соваться не будем, — сказала мне Геля.
— Помирись с Иваном, — сказал мне Эльдар. — Он явно страдает. Ну или хотя бы поговори с ним.
— Это не наше дело.
— Отчего же не наше? Ванечка мне друг, я о его счастии заботиться должен.
— Если ваш Ванечка мне кузину обидит, — повысила я голос, — будешь о его здоровье заботу проявлять.
Вдруг Геля замерла, будто прислушиваясь, достала из-за ворота какой-то кулончик и стиснула его в кулачке.
— Семен? — подскочил Мамаев. — Вы собирались вместе на службу нынче идти?
— И не планировали даже. — Хозяйка переводила взгляд с нас на Гавра, дрыхнущего на полу. — Наш заговор сейчас раскроют.
— Прячься, — велел Эльдар мне. — И кота своего…
- Предыдущая
- 8/59
- Следующая