Золотая клетка. Сад (СИ) - "Yueda" - Страница 4

— А здесь твоя комната, — говорит Гриша.

Моя комната? В этом доме есть моя комната? Это насмешка такая?

Рука почему-то начинает дрожать, но я распахиваю дверь и шагаю в эту комнату.

Она такая же большая, как и прочие помещения здесь. Она просто гигантская, светлая и золотистая. Широкая кровать, диван, картины с какими-то птицами по стенам, удобное компьютерное кресло, большой стол и компьютер. Мой компьютер.

Мой.

Откуда он здесь?

И тут у окна на широченном пуфе замечаю три потёртых чехла: два для гитары и один для флейты. Это… Это же…

Подскакиваю к пуфу, падаю на колени, дрожащими руками тяну застёжку на первом футляре. Пальцы заплетаются, не слушаются, но я откидываю крышку и вижу её — свою электрогитару. Свою! Не дышу. Ломая ногти, открываю следующий замок и смотрю на флейту — такую родную, такую любимую. А затем, стиснув зубы до боли, я открываю третий футляр и вижу свою старую, потёртую, потрёпанную акустическую гитару.

Я продал их. Продал, выручая деньги на выкуп. Отрывал их от сердца. Продавал. Думал, что прокладываю себе дорогу к свободе, но только сильнее зарывал себя, только сильнее запутывался в силках. Я продавал, а он покупал. Он всё купил. Что, и квартиру тоже купил? Он всё у меня купил, да? Всё? Теперь это всё его. Его. Как… как и я. А я… А у меня больше ничего. Вообще ничего не осталось. Он даже паспорт забрал. Я теперь никто. Я теперь вещь. Купленная вещь. Кукла в золотой комнате.

Обнимаю гитару и сжимаюсь комочком.

Не могу. Я больше не могу держать голову. Больше не могу быть сильным. Во мне ничего не осталось. Тогда. Весь тот ёбаный месяц держался только одним: верой, надеждой на то, что вырвусь. Одна эта глупая, наивная надежда давала мне силы, и я мог что угодно вытерпеть, выдержать. Я готов был играть роль шлюхи, подстилки, да что угодно мог! Потому что впереди, там далеко, маячил призрачный свет свободы. И я мог терпеть своё существование, шаг за шагом двигаясь к тому свету, к далёкому, но выходу.

Только всё было обманом. С самого начала обманом. Никто не собирался давать мне никакую свободу. Меня просто поймали и игрались. И я осознаю это только сейчас, когда лживый свет потух задутой свечкой, и клетка захлопнулась окончательно.

Я больше не вижу света. Не вижу выхода. И я не знаю, как. Не знаю, КАК мне дальше.

Жить.

Дышать.

Быть.

Зачем мне вообще быть?

ЗАЧЕМ?!

Поднимаю голову и смотрю в окно. В темнеющее хмурое небо. Оно там. Далеко-далеко. В невообразимой дали. Холодное зимнее небо за толщей стекла. Не раскрыть, не разбить. Меня поймали и не отпустят.

Зачем? Зачем я ему нужен? Почему я? Я ведь просто пацан. Самый обычный. Почему именно меня нужно превращать в подстилку? Почему? Я же человек. Какой-никакой, а человек. И я всего-то и хотел только — петь.

Просто петь.

Закрываю глаза, даже не пытаюсь сдерживать слёзы, что текут по щекам, не пытаюсь сдерживать напряжения, что сдавливает грудь, комом продирает горло, а затем слетает с губ тихими, едва слышными словами:

Песен еще ненаписанных, сколько?

Скажи, кукушка, пропой.

В городе мне жить или на выселках,

Камнем лежать или гореть звездой? Звездой.

Я не пою. Шепчу, выговариваю слова. Не могу петь. Не могу. Нет сил. Совсем.

Солнце мое — взгляни на меня,

Моя ладонь превратилась в кулак,

И если есть порох — дай огня.

Вот так...

Вот так. Вот и закончился полёт пташки. Трепыхался-трепыхался, а зря. Всё зря. Подарок судьбы в виде половины выкупа, что свалились мне на голову, — были не подарком, а хитроумной ловушкой. Он приказал дать половину суммы, рассчитывая, что за оставшейся половиной я приду к нему. Приказал это Андрею — ещё одному мудаку, который скрутил по рукам и ногам тётю Надю.

Тётя… Она так радовалась в тот день. Радовалась успешным сделкам, которые на самом деле были подставой. Она искренне помогала мне. Она хотела вырвать меня из плена. Она столько всего сделала. Отдала свои сбережения, квартиру продала, дала обещание тому ёбанному ублюдку замуж за него выйти. Всё сделала, только бы я убежал. Только всё зря. Потому что это было не спасение, а план двух мразей, которые решили двух птичек в одни силки поймать.

Тётя… Нужно вернуть ей все деньги, чтобы хоть она смогла швырнуть их охуевшему мудиле Лазарю в морду.

Тётя! Она ведь волнуется за меня. Я же исчез и не позвонил. Она места себе не находит. И мама… Ей я тоже вчера не звонил. Бля-адь!

Встаю с пола, оглядываю комнату в поисках своего телефона. Своего не нахожу, зато на столе лежит новенькое «яблоко». То самое, что Дамир покупал.

Сука. Сука, блядь! Ненавижу.

Но деваться некуда, беру то, что есть.

В контактах только один номер — Дамиров. Но я и так помню нужные мне телефоны. Первой набираю тётю и выдыхаю, лихорадочно соображая, что говорить. Что мне говорить?

— Алло? — спрашивает она в трубку.

— Привет. Это я, — тихо произношу я.

— Ярик?! — кричит тётя Надя. — Где ты? Что с тобой?

— Я… — запинаюсь и тут понимаю, что она наверняка слышала мою песню по радио и о многом догадалась. — Я не смог убежать, — шепчу.

— Не смог? — голос тёти на том конце трубки обрывается. — Где ты, Ярик? Я… у меня есть связи. Я подключу Андрея и…

Горько усмехаюсь. Его уже подключили. И давно.

— Нет, тёть. Это не поможет, — качаю головой. — Я у Крокодила. У Аллигатора. Это он — Дамир. И это он приказал Лазарю дать тебе деньги. Я верну их тебе. Не знаю, как, но верну. И хотя бы ты сможешь засунуть их в жопу Лазарю.

— Ярик…

Совершенно убитый, растерянный шёпот на том конце.

Ну нет. Только этого не надо.

— Со мной всё в порядке, — говорю я. — Не волнуйся, хорошо? Пока.

На этом я вешаю трубку.

Всё правильно. Не нужно ей за меня волноваться. Пусть лучше со своим уёбищем разбирается. А деньги я верну. Как-нибудь, но верну. И Кудряшке тоже нужно вернуть. Он, конечно, та ещё сволочь, но я его обокрал.

Выдыхаю, набираю по памяти мамин номер и на ходу придумываю причину, по которой не позвонил вчера. Мне нужно быть убедительным в своём вранье, потому что мама не должна ни о чём догадываться. Ей нельзя волноваться.

* *

— Андрей, жду тебя в кабинете, — коротко говорю в трубку и завершаю звонок.

Только после этого, сбросив пальто, опускаюсь в кресло и откидываюсь на спинку. Пытаюсь расслабиться. Но не выходит. Раздражение никуда не исчезает, а наоборот растёт.

В это время по плану я вместе с Яриком должен был наслаждаться отдыхом на Мальдивах. Или хотя бы обнимать своего малыша у себя в квартире. Вместо этого я сижу здесь и жду Андрея с вестями по Власовым.

Ох уж эти Власовы.

Бизнесом старшего я заинтересовался где-то месяц назад, когда раскручивал информацию по младшему идиоту, который вздумал соваться к моему Ярику. Бизнес Власовых — фото и звукозаписывающие студии, которые прикрывают нелегальные порностудии, — совсем недавно пошёл в гору и стал приносить приличные деньги. При этом Власов-старший — бывший сиделец, очень нахрапистый и самоуверенный малый — обходился без «крыши». Три дня назад я сделал ему хорошее предложение и дал время на раздумье. Но он пока молчит.

И это уже непозволительное хамство.

Такое нужно пресекать. Жёстко и сразу.

И очень кстати ко мне в руки попался его сынуля. Сынуля, который вчера, на пару с дружком, хотел трахнуть моего Ярика. До идиота не дошло, что нельзя трогать чужое даже после того, как его выставили из клуба. Крайняя степень дебилизма.

В кабинет заходит сосредоточенный Андрей и, поздоровавшись, протягивает папку. Здесь собрано всё по этому петуху Власову-младшему. Но меня интересует вчерашний случай.

Читаю и непроизвольно стискиваю зубы.

Значит, у гадёныша были наркотики. Метамфетамин. Он хотел не просто трахнуть Ярика, но накачать того расслабляющей дурью, которая отключает мозг полностью. Порезвиться, а потом, может, ещё и фильм снять на папочкиной студии.