(не) просто сосед (СИ) - Андриевская Стася - Страница 20

Полине было жалко его. Он говорил искренне, до самого дна открывал душу, признавался в патологической тяге к садизму и трезво, глубоко анализировал и понимал причины и следствия. Он взрослый и умный мужчина, она знала это с самого начала. Просто он окончательно запутался и ему, как никогда раньше, нужна была помощь. Её помощь. Снова.

Устало закрыла глаза.

— Ладно, Марк, попробуем начать сначала. Но обязательно поищи завтра, сколько будет стоить психолог. Это моё условие.

А когда он уснул, смотрела в темноту и, глотая тоскливые тихие слёзы, отчаянно хотела подойти к окну и, открыв, почувствовать что не одна… Но не решалась. Да и не имела больше права. Ведь, как бы не убеждала она мужа в обратном — он не параноил, он просто чувствовал, что она ему изменяет. Да, не телом. Но гораздо хуже — душой.

Удивительно — совершенно чужой человек, мужик не по годам, просто сосед, о котором она ничего не знает и которому даром не сдалась… А её безумно к нему влечёт — до отчаянной жажды утонуть в его взрослости и спокойствии, в уверенности и независимости. Довериться. Как бы она хотела ему довериться!

Ну вот что она в нём нашла — не образ ли отца? Но ведь это так глупо! К тому же, какой там отец, если у неё колени слабеют и теплеет в животе, когда видит его даже издали — высокого, мужественного… И Марк это чувствует. Ну и кто, получается, во всём этом виноват?

В сетчатое окошко на крыше виднелись звёзды, тихо шуршал лес. Руслан лежал на спине, заложив руки за голову, и вглядывался вглубь себя. Прямо в лицо своей проблеме.

Ну хотя, как проблема… Смешно, конечно, взрослому, видавшему виды мужику называть проблемой неожиданный сдвиг на девчонке. Вот только сдвиг есть, и это надо признать. Даже Лорик заметила. Вот уж чуткое бабье сердце — сразу считала. И сразу же в лоб и выдала. Впрочем, другого от неё Руслан и не ждал. Она ещё со школы такая была — прямолинейная язва по кличке Ржавчина. Скажи ему кто тогда, что когда-нибудь у них завяжется дружба с сексом без обязательств — не поверил бы. А оно вон как вышло.

— Подольский, а ведь ты, пожалуй, влюбился, — щурясь от дыма, выдала Лорик прошлой ночью, когда они оба, довольные и расслабленные, лениво пялились в потолок. — Ну и кто она?

Руслан забрал у неё сигарету, не спеша затянулся и затушил окурок в стоящем возле кровати фужере из-под вина.

— Работа, кто ещё.

— Вот брехло! — свойски пихнула она его в плечо, но больше пытать не стала. Задрав ногу, пошевелила пальцами, любуясь на выкрашенные в бирюзовый цвет ногти. — Ты веришь в любовь по переписке?

Руслан помолчал, задумчиво разглядывая её густо усыпанное веснушками голое бедро.

— Только не говори мне, что он сиделец[5]?

— Да типун тебе! — фыркнула Лорик. — Не-е-ет, он норвежец. По интернету познакомились, ещё зимой. Хорошенький такой! По-русски, правда, только со словарём и младше меня…

— Чего хочет?

— Не поверишь, любви!

— Мм. И сильно хочет?

— Ну, для начала в гости зовёт. Вот, думаю, съездить. Что скажешь?

Руслан пожал плечами:

— Ты девочка взросленькая, сама решай.

— Гад ты, Подольский! Мог бы хотя бы сделать вид, что ревнуешь!

— Можно подумать, тебе это надо.

— И то верно, — опустила она, наконец, ногу. — У меня на следующей неделе два рейса, потом отпуск. Вот, хочу к нему рвануть. Он мне даже билеты на самолёт уже купил. — Вздохнула. — Оно, конечно, страшноватенько, ему же всего тридцать три… — Схватилась за голову: — Тридцать три, божечки! Десять лет! Ну на хрена я ему сдалась, такая?

— Ты же сама сказала — для любви. Не парься, возраст вообще не главное.

— Угу. Сам-то в это веришь?

— Да хрен его знает, думаю, всё индивидуально. Вот ты бы как отнеслась к мужику, который лет на двадцать старше тебя?

— Ну-у-у, смотря, какой мужик! Иногда, чем старше, тем лучше.

— Вот, видишь. С женщинами тоже самое. Просто расслабься.

— Да, ты пожалуй прав. К тому же, у него страсть, представляешь, ему рыжие нравятся, он прям пищит от восторга, когда меня видит. Лисичкой называет. А мне блондины капец как нравятся — такие как он.

— Надо же, — усмехнулся Руслан, — мне тоже блондинки нравятся.

Они посмотрели друг на друга — она рыжая, как янтарь, и щедро усыпанная веснушками, а он — чернявый и хронически загорелый, как южанин — и одновременно рассмеялись.

— А поехали со мной в Норвегию? Там, этих блонди — во! — чиркнула ладонью по шее Лариса. — Нордический тип и всё такое. Влёт найдём тебе там Белоснежку. Поехали?

— Нет уж, спасибо, нас и здесь неплохо кормят.

Лариса, сверкнув голой грудью, тут же приподнялась на локте, внимательно заглянула ему в глаза.

— Слушай, а вот это вот, про двадцать лет разницы, — ты просто так спросил, или… — вопросительно подняла бровь, но, так и не дождавшись ответа, откинулась на подушку. — Понятно. Ну что ж… Буду держать за тебя пальцы, Подольский! Ты, кстати, как раз тот случай, когда чем старше — тем лучше, так что…

И вот сейчас Руслан лежал в палатке, разбитой под стеной своего строящегося дома и думал не о том, что завтра надо сдохнуть, но изловчиться идеально перебить номер на блок-картере геликовского движка, и даже не о том, что уходя из квартиры, забыл-таки закрыть окна и теперь не факт, что свежеоштукатуренные стены и откосы не пойдут трещинами, а о том, что Полина сегодня с утра была какая-то странная. Сама не своя. Думал, даже, может, увлёкся прошлой ночью с Лориком, ну мало ли, может, всё-таки слышно через стену… Чёрт. Даже неловко как-то.

Так, короче… Резко повернулся на бок, повозился, удобнее устраиваясь в спальнике. Молодая, семейная. Кончай хернёй страдать, Подольский!

…И тут же представил, как зарывается пальцами в её мягкие волосы и заглядывает в голубые глазищи — близко-близко, а она доверчиво смотрит в его… И от этого приятно потеплело в паху́, но хотелось вовсе не секса. Вернее не только его. Хотелось нежности и заботы. О ней.

Вот такая хрень. Бес в ребро, не иначе.

Следующие две недели Полина словно училась жить заново — отвлекаться от назойливых тревожных мыслей о будущем, искать забвения в общении с дочкой, ещё глубже погружаться в работу. Это напоминало ей то время, когда Марку отрезало ногу, и жизнь в одночасье поделилась на до и после: первая любовь, рождение ребёнка, грандиозные планы на карьеру мужа, обращение за кредитом на новую машину… и вдруг — ступор, беспомощность, долгая дорогая реабилитация, страх осложнений и вечные вопросы: как теперь быть, на что жить, где искать выход… А ещё обвинения свекрови и выматывающая тревога за бабушку, которая по обыкновению приняла всё не просто близко, а прямо внутрь своего доброго сердца.

Сейчас Полина вспоминала то время и понимала, как тогда всё было на самом-то деле понятно и даже, в каком-то смысле, просто. Просто нужно было принять случившееся как состоявшийся факт, взять себя в руки, максимально напрячься и идти дальше. Тогда спасало ощущение, что вместе, в горести и радости, им с Марком под силу всё. И без вариантов. Даже мысли никогда не было оставить его или начать жаловаться на судьбу. А теперь…

Вместо завтрашнего дня — темнота и страх. Геройство, которое Полина уже совершила однажды, взвалив всё на свои плечи, словно требовало повторения, а она, хотя и подписалась на это снова, больше не хотела быть героем. Не знала где взять силы. Чувствовала, что всё как-то не так, всё летит куда-то в бездну, расползается прямо в руках — как ни держи… Но бросить не могла, не имела права. Ведь кто, если не она? Не маманя же.

Соседа больше не видела и не ждала с ним встреч. У окна по ночам не бдела, упрямо игнорировала подъезжающие на парковку машины и гул лифта.

Но почему-то всё равно знала, что его тут и не бывает.

В его квартире с утра до вечера скреблись ремонтники, за ними исправно шпионила тётя Валя, монотонно, на любой шорох бурчал муж… А сам сосед не появлялся.