Не та сказка (СИ) - Лахитов Антон Леонидович - Страница 19

     - Почему? – вновь спросил его я, сам не знаю, почему увлекшись его историей.

     - Он воспитывал меня цепной шавкой. Держа во дворе, в охране у себя и своих детей.

     - Какой ужас!

     - Ни чего страшного, былое, – Волк бросил взгляд на книжный шкаф, в котором одиноко лежала черная книга. Но словно вспомнив что-то, он резко встрепенулся и продолжил. - Тем более все размолвки были давно решены между нами. И я принял сан, став смеренным послушником нашей церкви. Святая Белла, подарила покой в моей душе. И вот мы подошли к основной линии, к тому ради чего мы сюда и пришли.

     - К чаю? – удивленно замотал я головой, все так же в надежде о еде.

     - Чаю? - нахмурился Волк, - Да, ты прав. Чая до сих пор нет. И кое-кто будет наказан. Ты не беспокойся, он будет, не переживай. А пока мы его ждем, ответь мне Ёжик на один вопрос, Ты веришь в Бога? И если да, то, что ты знаешь о ней?

     - Бог, я, я не знаю, а кто это? И почему я должен в него верить?

     - В нее, - поморщился Якоб. - Ах, да, ты же не местный! У вас же они называются по-другому. Хотя Сехмет был более образован, - последнюю фразу Волк сказал довольно тихо, но потом громко воскликнул. - Где же этот Табаки, со своим чаем? Да и вальтури, с ним. Ежик, что бы ты знал - Бог это создатель всего существующего в нашем мире. Вы же в своей жаркой стране, по глупости считаете, что их целый пантеон. Глупая ошибка дикарей, но не нам вас винить. Все мы делали глупости, и только единицы могут это принять и стать благодаря этого великими. Ты знаешь, как был создан мир и откуда появились мы?

     - Я? Нет... Понимаете, я довольно молод и очень мало знаю. Я даже, наверное, об этом никогда и не задумывался.

     - В этом нет ничего страшного, молодость — это единственный недостаток который проходит сам, со временем, - благосклонно кивнул отец Яков. - Есть много мнений о создание самого мира, но, безусловно, сказать можно только одно, первыми были люди.

     - Люди?- мне сразу вспомнились бабка с дедом. От этого меня передернуло. Два пропитых человека, чуть не променявших меня на бутылку и такие, как они были первыми?

     - Да, да те самые люди, нечета тем остаткам их племени, которые обитают в наше время. В те времена люди были действительно великим народом. Перворожденным. Но и среди перворожденных были избранные. Те, кто мог одним желанием творить новую жизнь и судьбу. Такой и была святая Белла. Она была бедна и с виду обычная и серая, как мышь, но однажды ее встретил кровожадный император Ричард, объединивший почти все земли этого мира. И увидев эту невзрачную девушку, он влюбился. Она же ответила ему взаимностью. Любовь вспыхнула в них как пламя, и ... Кхуе-хе, кхе… - Волка, вдруг, ни с того, ни с сего сильно затрясло, и зашелся сильнейшим кашлем. – Пламя и кхе…кхе-кхе…. – он попытался продолжить, но кашель еще сильнее усилился, от чего его серая морда, окончательно приобрела пепельно-белый оттенок.

     - С вами все в порядке? – я испуганно вскочил на кресле, не зная, что делать, но Волк к тому моменту уже отдышался и поднял на меня свои мокрые глаза.

      - Все… все нормально. Простите меня я, пожалуй, отойду на минутку, - просипел он, вставая с кресла и согнувшись, удалился в ту дверь самую дверь, откуда мы и пришли.

     Я же остался один, в полном недоумении. Уж точно не такое я ожидал сегодня, от предложения перекусить. Впрочем, в своем одиночестве я пробыл недолго, прошло не больше десяти минут, как входная дверь скрипнула, и в ней появился Табаки, держащий в руках поднос с чаем.

     - Ох, извините, Его Первосветейшество стал в последнее время совсем плох,- С печальной гримасой протараторил Мопс.

     - Он в порядке? – озабочено спросил его я.

     - Сложно сказать… - тяжело выдохнул Табаки.

     - Так может вызвать врача?

     - Увы, это ему вряд ли поможет. Его болезнь, скорее болезнь не тела, но духа, - Табаки поставил поднос на стол и присел напротив меня, где до этого сидел Волк.

     - Духа?- не понял я.- Но кашель и...

     - Кашель, и его внешность, это последствия. В былую пору он мог бросить вызов самому Медведю, но, увы... То было очень давно. Его слово и его обед в честь великой веры, оказались слишком сильным испытанием для его волчьей натуры. Он и так держался слишком долго, мы рассчитывали на меньшие.

     - Почему?

     - Почему... – Табаки задумчиво потер подбородок и с интересом взглянул на меня. - Ответьте мне Ёжик, что вы знаете о волках и волчьей натуре?

     - Ничего, - развел я руками. И вправду, что я мог знать о волках, я и о колобках знал очень мало, не то, что про совершенно чуждых для меня существ.

     - Ничего, - Мопс вновь задумался,- Понимаете, это очень интересная тема, к которой я поневоле и сам неплохо разбираюсь. Все же и в моих жилах течет толика волчьей крови, - Мопс с какой-то гордостью выпятил на секунду грудь, но как будто в ту же секунду опомнился и уже более тихим голосом, почти шепотом продолжил. – Волки - это хищники, причем хищники так не уничтожившие свою животную суть. Главное их пропитание, мясо живых существ… - Табаки внимательно посмотрел мне в глаза. – И различие от многих других хищников, то что им нужно не столько само мясо и кровь, сколько сама жизнь которую они выпивают из поверенной жертвы. Сама кровь требует от них этого. И запомните уважаемый Ёжик, если увидите здорового Волка, который может прожить без охоты, то знайте, перед вами, скорее всего, простая собака, на вроде меня, - Табаки горько улыбнулся, - И отец Якоб явный пример этому. Ведь все потому, что наша вера запрещает проливать кровь живых существ. И поэтому Его Преосвященство принял обед, который противоречит его Волчья сути... Его состояние это…, - Табаки вновь запнулся, - Ему нужна охота. И чтобы ты понял, охота не ради еды, но ради того чтобы забрать чью-то жизнь.

     - Но он, - прошептал я

     - Именно. Он самый верный из последователей Светоносной, и ради нее он готов умереть. Святая Белла запрещает проливать чью-то кровь, - вновь проговорил он, - А без этого он не сможет забрать чью-то жизнь, - сказал он с полной горечью в голосе, после чего, наступило неловкое молчание.