Трогать нельзя (СИ) - Зайцева Мария - Страница 12

— Не пыли. Что надо делать?

Естественно, я уже понимаю, что вляпался. И, в основном, по своей вине. Потому что давно надо было запустить сюда бухгалтера, чтоб она все восстановила и подчистила. Но все как-то не до того. Сначала один клуб, потом второй… А СТОшки — это так, побочка, приносящая, конечно, доход, но не развивающаяся, работающая на инерции и постоянных клиентах. Куча черного нала, проведения не через кассу и всего прочего, что часто бывает в мелком бизнесе. Я, тем более, отдавал бухгалтерию на аутсорс и особо не отслеживал. Другие задачи были как раз. Дурак, чего уж там.

Но голову я потом буду посыпать пеплом. Сейчас вопрос решить надо.

— Я не знаю. Я давно вам говорила, что надо масштабную ревизию проводить, и даже предлагала дополнительно сотрудника взять. Но вы все отмахивались.

— Если позволите… — юрист, Виктор, спокойный, толковый парень, которого мне в свое время раздолбай Колян порекомендовал, учились они вместе, подает голос. — Есть вариант… Если есть возможность подать заявление о краже задним числом, например, вчера…

Я сразу же понимаю, о чем он говорит. И перевожу взгляд на бухгалтера.

Она молчит. Поджимает губы.

— Ира… Я оплачу.

— Сергей Юрьевич…

— Отпуск. В январе. И летом еще. Месяц. С двойными отпускными.

— И в декабре. Две недели.

— Хорошо.

— И помощницу мне еще.

— Хорошо.

— И потом я здесь все разгребу. За дополнительную ставку.

— Ира!

— Сергей Юрьевич!

— Хорошо.

Дальше мы действуем быстро.

Звоню дяде Вове, отцовскому приятелю и ментовскому крупному чину по совместительству. Хоть и не люблю я это дело, и кумовство не уважаю, но тут ситуация херовая. И надо задействовать связи, прикрываться.

Потому что есть у меня ощущение, что неожиданная проверка — это только начало. Кому-то «Гетсби» поперек горла. И я даже знаю, кому.

Но по основному меня не поймаешь, все прикрыто. А тут надо же — так круто подставился! Как не хапнуть? Молодец, Серега!

За поездками в отделение, всякими бумажками и прочей мутотенью проходит утро.

Я умудряюсь даже о Татке забыть. Ненадолго, правда, но все же.

Когда заканчиваем все оформление, возвращаюсь обратно на СТО, как раз к приезду налоговиков, сую им под нос бумажку о краже машины главбуха вместе со всеми документами. Которые она (Вот овца! Ай-ай-ай, накажу, премии лишу!) как раз взяла домой, чтоб поработать всласть. Заявление от вчерашнего числа, полностью законное и официальное.

Подмахиваю акт несостоявшейся проверки, любуюсь на кислые физиономии налоговиков и сваливаю, довольный.

Потому что у меня теперь по СТОшкам фора в несколько месяцев для восстановления первички, а это уже головная боль Ирины. И мои бабки.

А еще потому, что меня дома ждет кое-кто.

Сладкий-сладкий.

Успеваю завезти Ирину на работу в «Гетсби» для того, чтоб встретила там другую бригаду налоговиков.

За клуб я не волнуюсь, там все изначально в порядке, и все потоки разделены качественно. Комар носа не подточит.

Еду домой, думая только о том, что после такой встряски надо снять стресс, и сестренка для этого как бы не очень подходит. Первый раз у девочки, мой темперамент может и не потянуть.

Но проблема в том, что ни на кого другого мне даже смотреть не хочется. Уже очень долго.

Так что, я конечно, постараюсь, быть аккуратней, но бл***…

Но дома меня ждет, мать его, сюрприз.

А точнее, пустая квартира.

Моя футболка, в которую я нарядил Татку перед отъездом, сложена на диване.

И тишина…

Я стою, чувствуя, как нарастает раздражение, беру футболку, машинально подношу к носу. Пахнет сладко. Таткой.

И какого хера?

Я иду вниз, на пятый, стучусь в дверь.

И, вот честно, в голове даже мыслей нет о том, что можно притормозить.

Потому что после того, что между нами было, того, что между нами чуть было не случилось, нельзя.

Нельзя притормозить.

Татка открывает дверь, смотрит напряженно и холодно.

А я чего-то теряюсь.

Вот, пока летел вниз, пока ломился к ней — не терялся. А тут…

— Тат… В чем дело?

— Серый… — она косится себе за спину, — я сейчас не могу разговаривать, занята.

— Чего? Это чего значит такое — занята? А?

Меня накрывает непониманием и злостью. А еще дурными мыслями. Что она не одна в квартире. И это уж вообще невыносимо. И жутко как-то.

— Я… Слушай, — она выходит на лестничную клетку, мнется, не смотрит в глаза, — я думаю, что все, что случилось… Ну… Это неправильно все.

— Чего?

Интересно, у меня другие слова в голове есть сейчас? Похоже, что нет.

То есть… То есть то, что было… И ее признания, и ее слезы… И ее настойчивость… Потому что не дурак же я! Она — вообще была не против! Очень даже за была! И до этого! Смотрела! И после выпускного! Поцеловала! И вот теперь, когда я нахер все свои моральные принципы выкинул, она мне заявляет…

Пока я собираюсь с мыслями и откапываю в голове хотя бы какие-то слова, кроме сакраментального «чего???», за спиной сестры возникает длинное нечто, с татухами, патлами и серьгами во всех местах.

— Малыш, проблемы? — гнусаво интересуется он.

— Эээ… — Татка пытается что-то сказать, уже по моему взгляду понимая, что сейчас будет лютый пи**ц, но тут я наконец-то дар речи обретаю.

— Это кто, сестричка?

Я говорю спокойно и мягко. А в груди все болит. И смотреть на нее, сучку мелкую, не могу. Больно!

— Эээто Эээдик…

Блеет еще, как коза!

— Эдик, значит?

— Малыш? Это кто? Твоя охрана? Он тебя пасет? — гнусавый голос совершенно невыносим, но я держусь. Из последних сил, если что. Парень меня не знает. И про Татку, похоже, мало что знает, иначе бы не вел себя так свободно.

— Это не охрана, — отвечает она, неожиданно спокойным голосом, — это мой брат. Он меня всю жизнь пасет.

И вот этот равнодушный тон, хамский даже, бьет больнее всего.

И превращает остатки моего терпения в пыль.

Потому что в следующее мгновение она отлетает в сторону и плюхается жопкой на пуфик в прихожей, патлатый верещит совсем не гнусаво, а почему-то баритоном, пока летит с лестницы вниз к мусоропроводу.

Судя по грохоту, впечатывается в него головой, а потом вой удаляется ниже.

Я с огорчением слушаю постепенно затихающие ноты, потому что желание подраться, спустить пар, настолько бешеное, что потеря оппонента в споре — прямо расстройство.

Но есть еще сестричка!

Наглая маленькая стерва!

Очень круто поимевшая меня прямо в мозг!

Я разворачиваюсь к ней.

Татка все так же сидит на пуфике, глаза в пол лица, губки припухшие раскрыты.

— Это че, бл*, такое было, а? Сестренка?

Я захожу в квартиру, закрываю за собой дверь. Соседям и так веселья хватит. За глаза.

— Это был мой парень.

Она уже справилась с собой, смотрит злобно.

— Парень? — вот это нежданчик, Серега! И что ты еще о своей горячей сестричке не знаешь?

— Да!

— И давно?

— Да! Мы поссорились! А потом ты… И вообще!

— Что вообще? Что было сегодня тогда, м?

Я делаю шаг вперед, борясь с диким желанием дернуть ее с пуфа, вжать тонкое тело в себя. Воспоминания о наших недавних шалостях будоражат и бесят. А это плохое сочетание, очень плохое!

Тормози, Серый! Она — коза, но она — твоя Татка!

— Это была ошибка! И вообще… Я поняла, что на самом деле, не хочу этого. Я думала, что хочу, но оказалось… Оказалось, что нет!

— Вот как, значит?

Я настолько обескуражен, что даже не нахожу, что сказать. Потому что она врет. Я знаю, что врет. Ей нравилось то, что мы делали. Ей хотелось продолжения.

И вот сейчас, за каких-то несколько часов моего отсутствия, что-то поменялось.

Вопрос, что?

И еще вопрос, вдогонку: а правильно ли давить и выяснять?

Я ее, конечно, хочу.

И сейчас я хочу ее даже больше, чем до этого. Потому что уже распробовать успел, не до конца, но все равно, очень много. Успел понять, насколько она горячая, чувственная, сладкая. Насколько она — моя.