Неизвращенная история Украины-Руси. Том II - Дикий Андрей - Страница 6

• Предыдущая
• 6/102
• Следующая

В результате, министр Валуев, высказал свое (обязательное для всех) мнение по этому вопросу: “большинство малороссиян весьма основательно доказывают, что никакого, особенного, малороссийского языка не было, нет и быть не может”. Украинское же движение, по мнению Валуева, вызывают в своих целях поляки. В соответствии с этим, было приказано не допускать к печатанию на украинском языке никаких книг, кроме беллетристики. Таким образом было прекращено печатание всех книг, как научного содержания, так и книг, предназначенных для народа. Против этого протестовал тогдашний министр народного просвещения Головин, указывая, что нельзя запрещать книги, не входя в рассмотрение их содержания, только из-за языка, на котором они написаны. Но его протесты остались бесплодны. Надо полагать, что не малое влияние на это оказали те общие настроения, которые тогда господствовали в “польском вопросе”. Общеизвестно, что когда Герцен – идеолог прогрессивной русской интеллигенции, выступил на стороне поляков – от него многие из ее рядов отвернулись.

Мысль хотя бы о возможной связи украинского движения с польским восстанием или полезности движения для поляков, несомненно, оказала не (малое влияние на запретительные меры русского правительства.

В результате, только начинавшаяся развиваться культурная деятельность “украинофилов” остановилась и замерла.

А в Галиции в это врем, как известно, Австрия, в своих целях, делала ставку на украинское движение и создавала возможность для его развития. Русские “украинофилы” потянулись туда. Как когда то в 17 веке центр культуры Украины-Руси переместился из Львова на восток, в Киев, так, в конце 60-х гг. 19-го века, началось перемещение обратное. Создалось положение, когда “все были довольны”. Довольно было недальновидное царское правительство тем, что “беспокойный” элемент сам уезжал за границу; довольна была Австрия, дальновидная политика которой, умело культивировала идеи украинского сепаратизма, понимая под ним, отторжение от России всей Украины и присоединения ее к Галиции – все в границах Австро-Венгрии; относительно довольны были и “украинофилы” российской Украины, ибо, вместо арестов и ссылок за свою деятельность, они получали возможность ее развивать и продолжать в Австрии.

Но не все «украинофилы» потянулись в Австрию. В начале 70-х гг. была сделана еще одна попытка оживить украинскую культурную деятельность в пределах России.

В начале 70-х гг. в Киеве собрались высококвалифицированные культурные силы. Историки – Костомаров, Антонович, Бец, Драгоманов; этнографы-Чубинский и Рудченко; языковеды – Житецкий и Михальчук; юрист-знаток рава Юго-Западной Руси – Кистяковский и другие. Они добились, в 1872 году, разрешения открыть в Киеве “Отдел Географического Общества”, вокруг которого быстро сгруппировались украинские культурные силы.

В это же время, на смену писателям старшего поколения, появились новые силы: Нечуй-Левицкий, Мирный, Конисский, Старицкий и др. – бытописатели уже послекрепостнических времен.

В отличие от Кирилло-Мефодиевского Братства, конца 40-х гг., с его упором на литературу, направление «Юго-Западного Отдела Географического Общества», было, главным образом, научное. Во всех его трудах красной нитью проходит стремление доказать и научно обосновать оправданность малороссов-украинцев тяготеть к развитию своей собственной, обособленной от русской (но не враждебной ей) культуры.

По существу, это были практики, разрабатывавшие и обосновывавшие идеи Кирилло-Мефодиевского Братства и то не все, а их чисто культурный сектор. Вопросов социальных и политических они избегали и сторонились, будучи чистыми учеными и культурниками. Социальные же и политические настроения того периода, “хождение в народ” – неповторимое проявление жертвенного служения народу – были одинаково типичны для всей России и одинаково привлекали пылкую молодежь всех народов. Малороссы-Украинцы не делали исключения, принимая участие в, так называемом “освободительном движении” (в широком смысле) того времени. Шли в него сыновья знатнейших украинских фамилий и нередко гибли. Как пример, можно привести Дмитрия Лизогуба, который, получивши от отца наследство, все отдал на революционную работу, в которой сам принимал участие и за которую был повешен. (Его брат, крупный полтавский помещик – при гетмане Скоропадском (в 1918 г.) был премьер министром). Таких примеров, правда, не всегда с таким концом, история революционного движения дает не мало. Редкая помещичья семья Украины не имела среди родственников “пострадавших за убеждения”, как тогда говорили. Естественно, что при таких настроениях молодежи, научное культурничество Юго-Западного Географического Общества ее не привлекало и она туда не шла. Да и сами культурники к этому не стремились, погрузившись в дела научные.

Чрезвычайно характерным для настроений интеллигенции Украины того времени является тот, совершенно неоспоримый, факт, что никогда и нигде в революционном общероссийском движении, не только не было создано отдельных украинских организаций или трупп, но даже не было попыток к этому. Не свидетельствует ли это о настроениях общероссийских? Современные украинские шовинисты-сепаратисты старательно замалчивают этот факт, который противоречит их мифу о “национальном угнетении украинцев великороссами”. Ведь, если бы таковое было, то кто, как не пылкая молодежь первая бы пошла против него бороться и создавать «вой, украинские, организации. Однако, как свидетельствуют факты, ничего в этом направлении не предпринималось, а молодежь шла в организации общероссийские. Голое “культурничество” ее не зажигало, а сентиментально-романтическое обожание прошлого шло в разрез с, господствовавшим тогда, материалистическим миропониманием. Не надо забывать, что это было время “нигилизма”, увлечения Чернышевским, Писаревым, Добролюбовым.

Ограничившись научным “культурничеством”, Юго-Западный Отдел Географического Общества, далеко не был единодушен в своем взгляде на методы, значение и цели этого культурничества. Костомаров, в прошлом один из идеологов Кирилло-Мефодиевского Братства, стоял на весьма умеренных позициях, продиктованных ему его огромной эрудицией и долгим жизненным опытом. За это Грушевский называет его “односторонним культурником” и обвиняет в “отречении от высших проявлений культуры”, которую, по словам Грушевского, Костомаров признавал только для «домашнего употребления».

Диаметрально противоположной была точка зрения Антоновича, поляка по происхождению, который решительно отмежевывался от всего русского, не исключая и общероссийского “освободительного движения” и ставил задачи полного отделения украинской культуры от русской, которое бы предопределило и политический сепаратизм (о последнем открыто не говорилось). Драгоманов, по словам того же Грушевского, “признавал общее и для украинцев универсальное значение великорусской литературы и культуры и резко выступал против переоценки национальной стороны украинского вопроса”. Он стоял за тесное сотрудничество с общероссийским «освободительным движением» и главным и основным в украинском вопросе видел не его сентиментально-романтическую национальную сторону, а вопросы социальные. Драгоманову принадлежит формула: “космополитизм в целях – национализм в формах и способах”. Он же отчетливо высказался за федерацию, отрицал полезность и возможность существования Украины, как отдельного государства.

За короткий период своего существования (1872-5 гг.) Ю.-З. Отдел Географического Общества проделал не малую научно-литературную работу, главным образом, в области фольклора, филологии и исторических наук. Но основного, с чего бы было логично начать историческую работу – оценки самого фундамента Украинской Истории – летописей и уже упомянутой “Истории Руссов”, эта работа не коснулась. И уже после закрытия Общества Костомаров писал в 1882 г.: “во всех наших летописях надо пройтись руке беспристрастного и добросовестного критика”. Слова эти относятся к украинским летописям Самовидца, Грабянки, Величко, Лукомского и к “Истории Руссов”, и заслуживают особого внимания, ибо сказаны они крупнейшим украинским историком 19-го века и ставят под сомнение те источники, которые и до настоящего времени служат основанием украинской историографии.

• Предыдущая
• 6/102
• Следующая