Всевышнее вторжение - Дик Филип Киндред - Страница 19

• Предыдущая
• 19/56
• Следующая

Он вернулся к первоначальному утверждению Ансельма, свободному от всего того, что прилипло к нему за последующие века:

Любая мыслимая сущность должна находиться в сфере мысли. Но в то же время сущность столь великая, что невозможно представить себе большую, не может существовать только в сфере мысли, ибо, находись она исключительно в сфере мысли, было бы возможно представить себе её существующей также и в действительности, то есть представить себе сущность ещё большую. В каковом случае, если бы сущность, превосходную которой невозможно себе представить, была чисто воображаемой (и не существовала в действительности), то эта же самая сущность была бы сущностью, превосходную которой можно было бы представить (например, такую, которая существует как в сфере разума, так и в действительности). Получается противоречие. А потому нет никаких сомнений, что сущность, превосходную которой невозможно представить, существует как в сфере разума, так и в действительности.

Однако Большой Болван знал о комментариях Фомы Аквинского и Декарта, Канта и Рассела всё, что только можно знать, а заодно обладал некоторой толикой здравого смысла. Он уведомил Хармса, что доказательство Ансельма не выдерживает критики, и сопроводил этот вывод многостраничным пояснением. Хармс выкинул практически всё это пояснение, оставив только довод Хартсхорна и Малкольма, защищавших Ансельма, а именно, что существование Бога либо логически необходимо, либо логически невозможно. Так как никогда не была показана его невозможность – иначе говоря, не было показано, что такая сущность является внутренне противоречивой, – то мы с необходимостью приходим к выводу, что Бог существует.

Уцепившись за этот бледноватый довод. Хармс по горячей линии направил его изложение недужному Верховному Прокуратору, дабы тем вдохнуть в своего соправителя новые силы.

– А вот возьмите теперь «Гигантов», – не умолкал цирюльник Арнольд, мужественно пытавшийся вытравить из кардинальских волос желтизну. – Я бы сказал, что их уже можно смело списать со счёта. Достаточно взглянуть на средние результаты Эдди Табба за прошлый год. Нужно, конечно же, учесть, что он травмировал руку, обычное для питчеров дело.

Начинался новый трудовой день Главного Прелата кардинала Фултона Стейтлера Хармса; попытки послушать новости, размышляя одновременно о схоластических умозаключениях св. Ансельма и неуверенно отбиваясь от Арнольдовой бейсбольной статистики – в этом состояло его ежеутреннее столкновение с реальностью, его повседневная рутина. Для архетипического, в платоновском смысле, перехода к активной фазе не хватало разве что очередной – и в очередной раз тщетной – попытки разобраться, откуда же у Дирдре такие перерасходы.

Хотя это было и не очень важно – за кулисами уже ждала своего выхода новая девушка. Старушке Дирдре, которая ничего ещё об этом не знала, предстояло уйти со сцены.

В обширном поместье, располагавшемся на территории одного из черноморских курортов, Верховный Прокуратор неспешно разгуливал по кругу, читая на ходу последнее донесение Дирдре Коннелл о деятельности Главного Прелата. Прокуратора не мучили никакие недуги. Все эти утечки сведений о критическом состоянии организовывал он сам, чтобы запутать своего соправителя в паутину приятной для того – и весьма полезной для Булковского – лжи. Это давало ему время изучить составляемые аналитическим отделом его разведки оценки донесений, ежедневно поступавших от Дирдре. Пока что все аналитики прокуратора единодушно сходились в том, что кардинал Хармс утратил контакт с реальностью и полностью погряз в заумных теологических поисках, всё дальше и дальше уводивших его от контроля над политической и экономической ситуациями, каковые, вообще говоря, должны были являться главным предметом его забот.

Липовые утечки о здоровье прокуратора давали ему также время расслабиться, поудить рыбу и позагорать, а заодно – поразмыслить, как бы так половчее сместить кардинала и посадить на трон Главного Прелата ХИЦ одного из своих людей. Булковский внедрил в курию целый ряд функционеров НЛ, людей прекрасно обученных и горящих энтузиазмом. До тех пор, пока Дирдре Коннелл оставалась исполнительным секретарём и любовницей кардинала, Булковский имел перед ним несомненные преимущества. Он был в достаточной степени уверен, что у Хармса нет своих людей в верхнем эшелоне Научной Легации, а значит, и симметричного доступа к его тайнам. У Булковского не было любовницы, а была зато аппетитная, среднего возраста жена плюс трое детей, учившихся в частных швейцарских школах. Кроме того, его обращение под воздействием всей этой пассимовской чуши – нужно ли говорить, что чудесные полёты осуществлялись при помощи сугубо технических средств – было стратегической уловкой, направленной на то, чтобы ещё глубже погрузить кардинала в его волшебные мечты.

Прокуратор прекрасно знал о попытке вынудить из Большого Болвана научное подтверждение предложенного св. Ансельмом онтологического доказательства существования Бога; в регионах, находящихся под преимущественным влиянием Научной Легации, эта тема была предметом шуток и анекдотов. Дирдре Коннелл получила задание всемерно стараться, чтобы её стареющий любовник тратил на этот величественный проект как можно больше времени.

И при всём при том, сколь бы крепко ни был Булковский связан с реальностью, он никак не мог разрешить некоторые проблемы – проблемы, тщательно скрывавшиеся им от витавшего в небесах соправителя. Последние месяцы всё меньше и меньше молодёжи делало выбор в пользу Научной Легации; всё чаще и чаще университетские студенты, даже те из них, кто занимался точными науками, обращались к ХИЦ, выбрасывали значок с серпом и молотом и вешали себе на шею крестик. Хуже всего, что образовалась острая нехватка технического персонала, в результате чего пришлось бросить три из находившихся в пути ковчегов НЛ, бросить вместе с их обитателями. Обитатели погибли, о чём, как то и ни прискорбно, стало известно средствам массовой информации. Чтобы оградить общественность от мрачных известий, были изменены пункты назначения всех оставшихся ковчегов. На компьютерных распечатках не появлялось никаких сведений о сбоях, так что ситуация стала выглядеть более-менее терпимо. И во всяком случае, думал Булковский, мы устранили этого Кона Пассима. Человек, который только и может, что говорить как магнитофонная запись утиного кряканья, проигранная задом наперёд, не представляет реальной угрозы. Сам того не подозревая, знаменитый проповедник пал жертвой новейшего оружия НЛ. Баланс сил в мире сместился, пусть и едва заметно. Подобные мелочи суммируются и копятся, пять бабушек – рубль. Вот взять, к примеру, агентессу НЛ, ставшую любовницей и секретаршей кардинала. Без неё всё выглядело бы куда проблематичнее. А сейчас Булковский чувствовал себя в высшей степени уверенно, на его стороне была диалектическая сила исторической необходимости. Он ложился в свою водяную кровать со спокойной совестью, ничуть не опасаясь, что положение в мире выйдет из-под контроля.

– Коньяк, – бросил он услужающему роботу. – Корвуазье Наполеон.

Пока Булковский стоял у стола, согревая в ладонях снифтер, в кабинет вошла его жена.

– Не назначай ничего на среду, – сказала Галина. – Генерал Якир устраивает для московского дипломатического корпуса музыкальный вечер. Сольный концерт американской chanteuse Линды Фокс. Якир непременно нас ждёт.

– Само собой, – кивнул Булковский. – Распорядись, чтобы приготовили для певицы розы. И пусть, – повернулся он к парочке услужающих роботов, – мой valet de chambre непременно мне напомнит.

– Только уж постарайся не клевать носом во время концерта, – сказала Галина. – Госпожа Якир будет оскорблена в лучших своих чувствах. Помнишь, как вышло в прошлый раз?

– Этот кошмар Пендерецкого, – тяжело вздохнул Булковский, который и рад бы был, да не мог забыть давнюю историю. Он прохрапел весь «Quia Fecit» «Магнификата», а неделей позже прочитал о своём поведении в донесениях иностранных агентов, перехваченных его разведкой.

• Предыдущая
• 19/56
• Следующая