Одна беременность на двоих (СИ) - Горышина Ольга - Страница 8

— Поздравляю! — крикнула ему медсестра.

Мы снова прилипли к стеклу. Медсестры сняли с младенца пелёнки и стали протирать крохотное тельце мочалочками. Папашка только успевал щёлкать затвором фотоаппарата. Аманда улыбалась. А я ловила себя на мысли, что детский крик меня раздражает.

— Послушай, как здорово он плачет, — сказала Аманда.

На миг мне показалось, что она сейчас разревётся от счастья. Будто там, за стеклом был её собственный ребёнок и её собственный… Нет, мужа у неё не будет.

— Ты ведь пойдёшь со мной на роды?

Я чуть не подпрыгнула от её слов.

— Ну пойдёшь ведь, — она глядела с мольбой. — А кто ребёнка тогда сфотографирует…

Я закатила глаза и ответила:

— Пойду, и даже на видео сниму, если тебе так хочется. Только больше я ничего делать не умею…

— Пойдём вместе на курсы, там научат…

Я снова уставилась за стекло. Малыша одели и запеленали. Он плакал. Мне тоже хотелось плакать. В голове была пустота. Во что я ввязалась?

Глава шестая "Бугорок"

Аманда со скрипом поднялась из-за мольберта и поковыляла ко мне, демонстративно поддерживая рукой поясницу. Я и без слов поняла, что мы снова идём гулять по коридорам. Виноватые улыбки не помогут мне дорисовать сегодняшнюю постановку. Я сжала перемазанную углём ладонь Аманды такими же грязными пальцами — можно не идти к раковине, всё равно наша прогулка завершится посещением туалета.

В коридоре мы никого не встретили и даже не сумели заглянуть в аудитории — как назло все позакрывали двери. Аманда медленно переставляла ноги, то и дело выгибая спину на кошачий манер. Я молчала — все возможные слова сочувствия были давно высказаны, но они не лечили. Немного помогал массаж. И сейчас в туалете Аманда вновь облокотилась о стену, а я, присев подле неё на корточки, запустила руки под футболку. Аманда вздрогнула, хотя я долго грела руки горячей водой, но не отстранилась, зная, что лишь мои пальцы способны снять с позвоночника напряжение. Я то прижимала, то наоборот оттягивала от позвонков кожу до тех пор, пока Аманда не выпрямилась, мурлыча слова благодарности.

Я одёрнула её свободную кофту. Теперь даже мой критический взгляд видел маленькую выпуклость. Незнающее око никогда не приняло бы её за беременный живот, скорее за брюшко объевшегося хомячка, но я слишком хорошо знала фигуру Аманды. Идёт только двенадцатая неделя, и в свободных футболках и гаремных штанах она ещё долго может таиться. Хотя смысл скрывать то, что скоро всё равно вылезет наружу? По статистике, которая по мнению Марка Твена является худшим проявлением отъявленной лжи, после двенадцатой недели шансы на прерывание беременности естественным путём очень малы… А я так надеялась…

Ноги затекли и пришлось немного поприседать, чтобы вернуть им гибкость. Аманда вновь скрылась в туалетной кабинке, а я подошла к зеркалу, чтобы умыться и попытаться сбросить с глаз пелену сна. Аманда уже не засыпает там, где садится, и ночью не будит меня каждые пять минут беганьем в туалет. Только спим мы всё равно катастрофически мало, пытаясь наверстать упущенное по учёбе. Особенно тяжело даётся литература — последний общеобразовательный предмет на нашей дизайнерской программе. Увы, мы не сумели найти аудио-версии всех книг, поэтому приходится выкручиваться так: одна читает вслух, пока другая рисует. Многое проходит мимо ушей, но ничего лучше мы пока не придумали.

— Идём!

Аманда крепко сжала мои пальцы в холодной и мокрой ладони. До сих пор она пользовалась только сушилкой для рук, считая использование бумажных полотенец плевком в лицо природы. Теперь же, чтобы избавиться от раздражающего её громкого звука фена, она придумала вытирать руки о волосы. В жару это даже было здорово, но сейчас в конце сентября волосы стали сохнуть медленнее и какое-то время походили на грязные. Но убедить её не портить внешний вид я не могла.

— Мы поесть не успеем, — заторопила меня Аманда.

В этот день у нас был рисунок, дизайн и история искусств. И вот с постными из-за сдачи неоконченных работ рожами мы запихнули планшеты в шкафчики и отправились напрямую в класс дизайна, чтобы успеть перекусить до начала лекции. Токсикоз ещё не сдался, но отступал под натиском яблок и крекеров, которые надо было есть каждый час. Вот уже месяц мы обходим кафетерий за сто миль. Заманчивый прежде запах китайского соуса и жареного в масле чеснока теперь даже у меня вызывает рвотные позывы. В нашей сумке для ланча изо дня в день лежат нарезанные дольками яблоки, виноград, кусочки сыра и солёные крекеры — другие организм Аманды принимать отказывается. С утра мы заливаем в термосы чай с лимоном и спасаемся им до обеда.

Подобная диета вернула Аманде потерянные за последний месяц фунты, а мне помогла сбросить лишние без пробежек. Мы не просто не едим жирной еды, я целый месяц стейка в глаза не видела. Глядя на наш скудный перекус, я с тоской вспоминала славные былые времена, но организм Аманды не давал поблажек. Я придумала варить бульон из куриной грудки, которую потом можно раскрошить на листья салата и, заправив кефирной заливкой, съесть. Хоть что-то!

— Если кто-нибудь притащит на лекцию китайской еды… — рычала сквозь жевание Аманда.

Мы заранее знали, от кого ожидать такой свиньи, поэтому всегда забивались в дальний угол, поближе к открытому окну. Последние две недели нам, полувыспавшимся и полусытым, лекционные часы давались намного легче, хотя порой у меня создавалось впечатление, что Аманда витает мыслями далеко от грешной аудитории. О чем она думала, я не решалась спрашивать.

С нашими отношениями творилось странное. Всегда такая независимая Аманда теперь ластилась ко мне подобно кошке: постоянно во время ходьбы держала за руку, в аудитории подвигала свой стул вплотную к моему и даже чмокала меня в щеку каждое утро, и это после того, как напустилась на меня за искренний поцелуй-утешение. Возможно, она думает, что слов недостаточно, чтобы отблагодарить меня за заботу. Последний месяц я ношусь с ней не то что как с сестрой, а прямо-таки дочкой. Аманде кажется, что она навязалась ко мне со своей беременностью, но меня действительно не напрягает ни готовка, ни уборка, ни утренние прогулки в парке, ни массажи… Меня напрягает недосказанность. Почему она не желает сказать правду про отца ребёнка?

Конечно, ей сейчас не до моих горе-переживаний. Каждое утро она встаёт перед зеркалом и поворачивается то правым, то левым боком, чтобы получше рассмотреть бугорок и появившуюся совсем недавно тёмную полоску. Она пересекает живот от пупка к лобку. В эти минуты Аманда выпадает из реальности, и не напоминай я ей, что пора ехать на учёбу, она простояла бы так до вечера. В пятницу живопись начинается в восемь утра, и мы постоянно опаздываем. Уверена, наши опоздания повлияют на итоговый балл. Я не то чтобы сержусь на Аманду. Мне просто хочется, чтобы она думала немного и обо мне, а не только о том, кто только что в животе научился сосать большой палец.

Глава седьмая "Страхи"

Я вела машину молча и сосредоточенно, пытаясь не думать про Аманду. Вот уже полчаса она держала на торпеде согнутую в локте руку, и я прекрасно видела закрепленный пластырем ватный шарик. Мои руки лежали на руле как каменные и тоже болели, причём обе, хотя никакими иголками меня не кололи. Напряжённое лицо Аманды не выражало боли, или её хорошо скрывали огромные солнцезащитные очки.

Начало октября выдалось до ужаса жарким, и разумнее было залечь в бассейне, а не тащиться под палящее солнце на фестиваль Ренессанса. Мы до последнего ждали прохладного викенда, но дождались только закрытия, потому решили не упускать последнюю возможность блеснуть платьями в стиле эпохи Возрождения. Однако первым делом поехали в лабораторию сдать кровь на какие-то там отклонения в развитии плода. Из Аманды выкачали всего пару пробирок, но выглядела она так, будто дважды за день стала донором Красного Креста.