Achtung! Manager in der Luft! (СИ) - Найтов Комбат - Страница 39

— Думаешь надолго?

— Здесь? Да. Но за Ладогой у них еще есть. С ними тоже требуется посчитаться. И с финнами.

— Ну, ладно, хозяйки я не дождусь! Все, что хотел сказать — сказано. В девять — на построение. А ночь — отдохни. Вчера же почти не спал.

Уйти он не успел, вошла Вика, с которой Борис Афанасьевич еще пригубил водки и закусил пирожками с мясом, почему Вика и задержалась, поварихи, сверх пайка, нам подарили за сбитых немцев. Попрощался и вышел. Можно сказать, что извинился за содеянное. Но, в некотором смысле слова, он прав. Такие «штучки» нужно устраивать вовремя: когда отдельно базируешься от полка.

Да, как жо! Дадут тебе поспать! Под арест в этом случае надо не меня сажать, а некоторых других товарищей! В общем, в два часа прибежал посыльный, с запиской для меня и часового об освобождении. Десять минут ждали разводящего, чтобы снять пост и выскочить из землянки. Быстрее было бы, если бы он сопроводил меня до штаба полка. Там опять «разборки» с наземным командованием, и ожидание звонка из Москвы. Доложился о прибытии, Рудаков мне показал место, где посидеть, и палец прижал к губе, дескать, не вмешивайся, наше дело сторона. А там некий Хозин, позывной у него «Восьмой», а надо бы сменить его на «Шестой», да видать не по чину, разносит генералов от инфатерии за дела минувших дней. В принципе, все говорит правильно, но где был сей генерал-лейтенант до того, как? Вопрос, конечно, риторический, но слушал я его с большим интересом. Особенно любопытно было наблюдать, как он измывается над Мерецковым, который лишь по должности уступает ему. Ох! Не дай те боже, генерал, поменяться с ним местами! А это будет! А пока носатый член в пальто костерит последними словами тех, кто говорит ему, что в задержке переобмундирования их вины нет. Все заявки были поданы заранее, но поезда с имуществом кто-то отправил обратно, так как армию переименовали, а в грузовых документах этого дела не изменили. Де факто, требовалось трясти не присутствующих генералов, а их штабы. Штаб 4-й сидит за речкой, но генерал проехал мимо, ах, даже заходил туда, но направился сюда. Яковлев, конечно, мне не шибко нравился, но он был вынужден лететь на восток, чтобы вернуть имущество армии. При этом умудрился потерять управление, так как станция Цвылёво была захвачена противником, который проводочки и перерезал. Вот только откуда немецкий связист или диверсант знал: какой колодец взрывать? На нем же не написано: «ВЧ на штаб Ленинградского фронта. Рвать здесь!», и для удобства не повешен резак, не лежит ящик взрывчатки и огнепроводный шнур со взрывателем. Все это диверсант принес с собой! И пришел точно к месту нахождения кабеля. Пока я думал о веселой ситуации и посмеивался, видимо, не только в душе, на меня обратил внимание этот «носарик». Ну и понеслось! Зря меня из-под ареста освобождали! Оченно я плохо отношусь в русскому народному общедоступному, когда его направляют в мой адрес.

— Вам не кажется, товарищ генерал-лейтенант, что вам никто не давал права со мной так разговаривать, употребляя непечатные выражения? Язычок-то прикусите! Или помочь? Хочу и улыбаюсь.

— Да я тебя!

Ответить я не успел, так как зазвонил ВЧ, которого все ждали. Рудаков не растерялся и громко сказал:

— Тихо, товарищи, Москва! — и снял трубку. Носатый показал мне кулак и руками пообещал завязать в узел. — Так точно, товарищ маршал, здесь! Лейтенант Суворов! К телефону!

— Ну что, лейтенант! Сработал наш план! Молодец! Верховный Главнокомандующий приказал упомянуть тебя отдельной строкой в своем приказе. — услышал я голос маршала Шапошникова.

— Служу Советскому Союзу, товарищ маршал. Меня здесь уже поблагодарили, матом, прилюдно!

— Кто?

— Не знаю, генерал-лейтенант какой-то, по-моему, Хозин, который вчера упирался и говорил, что Ленфронт ничем помочь 4-й и 7-й армии не может. Видимо, желал уморить голодом весь город, а мы ему помешали.

— Трубочку ему передайте!

— Есть! — А слушал этот диалог не только я, но и все присутствующие, его на отдельный динамик подал Рудаков. Генерал начал оправдываться, что ругался он вовсе не на меня, а на тех людей, которые освободили город, и ему не понравилось, что я стоял и чему-то улыбался.

— Сдать дела Мерецкову и утром быть в Москве. Я посмотрю на вашу улыбку, завтра. Мерецкова к трубочке.

— Какие-нибудь проблемы с 67-м полком были? — задал вопрос Шапошников.

— Нет, товарищ маршал. За один день сбито 65 немецких самолетов. Сами потерь не понесли. Великолепная выучка и дисциплина. Все их разведданные подтвердились и решали мы все задачи совместно. Лейтенант Суворов нашел дополнительно два полка пехоты, которые и взяли левобережную часть города, совместно с 49-й танковой бригадой 7-й армии.

— Вот так и воюйте, товарищ генерал-полковник.

А я мысленно благодарил упрямого часового, то ли монгола, то ли тунгуса, с Дальнего Востока, который ни в какую не выпускал меня из землянки без разводящего. Приди я на 10 минут раньше, неизвестно, чем бы это все кончилось! Дури здесь хватало на всех!

Мерецков показал Рудакову убрать трансляцию, и дальше мы слушали только его реплики на высказывания маршала. Судя по довольному лицу генерала, ему там что-то пообещали в качестве подкрепления. Хозин тихонько подошел к вешалке и надевал полушубок. Не свезло ему сегодня! Не на того напал. Утром, кремлевским, ему предстояло на ковре отчитываться за потерю Тихвина, бардак в соединениях фронта и за неудачные операции по снятию блокады. Я старался на него даже не смотреть. Но в душе — ликовал, и не потому, что «уделал» дурака. Впервые удалось столкнуть ход истории с намеченного курса. Все мои попытки сделать это путем уничтожения максимального числа противника были тщетны. Действовать требовалось административным порядком. А судьба 2-й Ударной, за гибель которой и был снят с должности бывший порученец Жукова, теперь находится в других руках, более осторожных, тем более, что этот в курсе, что значит попасть туда, куда Макар телят не гонял. Мерецков повесил трубку, повернулся к Хозину:

— Я больше Вас не задерживаю, товарищ генерал-лейтенант. Буду на Международной через два часа. Готовьте бумаги для передачи дел. Вы — свободны!

— Есть, товарищ генерал-полковник! — он отдал честь и вышел из дома в Великом Селе, где все это действо и происходило. Мерецков сел на табуретку и широко улыбнулся.

— Вот, черт тебя побери, лейтенант Суворов! Совершенно неожиданный финал! Ты понимаешь, по какому лезвию ты сейчас проскочил? Видимо, не понимаешь! Ты когда-нибудь служил в армии?

— Видимо служил, товарищ генерал-полковник. По состоянию на три часа пятьдесят шесть минут двадцать второго июня находился в звании младший сержант авиации.

— Крути шпалу, «младший сержант»! Как командующий фронтом могу присвоить тебе майора, но вторую шпалу дам позже, чтобы гусей не дразнить. Как подполковник, не возражаешь? — спросил он у Рудакова.

— Язычок бы ему подрезать — цены б не было! Да вот, за счет этого острого языка он все и делает. И в воздухе, и на земле. А вот себя — не бережет.

— Нам бы тоже научиться себя не жалеть, война же. Свободен, капитан! — уходя, я слышал, что работать с 4-й мы будем еще один день, сегодня, затем возвращаемся на «старую работу».

Аэродром мы решили не менять, ближайший старый находился в 47 километрах восточнее, но здесь находился зенитный дивизион, которого у нас там не было. Обзорность локатора возросла, хотя для его защиты пришлось оставить звено «ЛаГГов» в Большом Дворе, чему и там радовались. Какое-никакое, а прикрытие. 11-го работали вместе с приданными «бомберами» по позициям немцев у Волхова и Оскуя, куда устремились войска сводной группы 4-й армии. К Грузино шли, пробиваясь через заснеженные леса и войска 52-й. В этот момент мы и устроили «экзекуцию» финской части группировки 54-й эскадры, перебросив часть сил в Выстав. После этого нам резко увеличили количество транспортных самолетов, почти утроив их количество. Городу требовалось продовольствие, прицелы, взрыватели и куча всякого разного, а на обратном пути транспортники вывозили самый ценный груз: рабочих, их семьи и тяжелораненых. Насколько это помогало? Не знаю. Совершенно неожиданно получили 36-ть «МиГов». Прямо с завода, и «бригадирской сборки», с письмом того самого мужика, который меня целовал в Куйбышеве. Одна из машин предназначалась именно мне, но меня полностью устраивала моя собственная. Чтобы не обижать людей, пришлось сфотографироваться возле подарка, тем более, что еще 11-го ноября к нам приехали корреспонденты газеты «На страже Родины» Ленинградского фронта, и началась большая рекламная компания. Они же приволокли с собой операторов с Ленфильма, часть из которых в Ташкент и Алма-Ату не уехала, и служили в Политотделе Ленфронта.