Симулакрон - Дик Филип Киндред - Страница 47

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая

— Исчез?! — до него с трудом дошел истинный смысл замечания полицейского. — Вы хотите сказать, что вы уже не ощущаете мерзкий запах, который источает мое тело? Но ведь это невозможно! Этого никак не может быть на самом деле…

Он неожиданно осекся, смутившись. Он ничего не понимал.

Пэмброук внимательно на него поглядел.

— Я бы уж точно учуял этот запах, здесь, в маленьком помещении кабины лифта. Разумеется, он еще может вернуться. Я дам вам знать, если это произойдет.

— Спасибо, — произнес Конгросян.

И подумал: почему-то этот человек все больше и больше берет верх надо мною. С методичной последовательностью. Он первоклассный психолог… Или по его собственному определению, мастер политической стратегии?

— Сигарету? — Пэмброук протянул ему пачку.

— Нет, что вы! — Конгросян в ужасе отшатнулся. — Это ведь запрещено законом — слишком небезопасно. Я бы ни за что не отважился закурить.

— Жить вообще всегда опасно, — философски заметил Пэмброук, закуривая. — Верно? В нашем мире опасность подстерегает человека за каждым углом, каждую минуту. Нужно быть всегда бесконечно осторожным. Знаете, в чем вы нуждаетесь, Конгросян? В телохранителе. В наряде отборных, тщательно подготовленных полицейских, которые ни на минуту нигде не покидали бы вас. В противном случае…

— В противном случае, как вы полагаете, у меня нет практически никаких шансов…

Пэмброук кивнул.

— Почти никаких, Конгросян. И это говорю я, опираясь на свой собственный богатый опыт работы с аппаратурой фон Лессинджера.

После этого они продолжали спускаться, не нарушая молчания.

Наконец кабина лифта остановилась. Отворились створки дверей. Они были в подвале Белого Дома. КОнгросян и Пэмброук вышли в подземный коридор.

Там уже их ждал мужчина, которого они оба сразу узнали.

— Я хочу, чтобы вы меня послушали, — сказал пианисту Бертольд Гольц.

Очень быстро, в какую-то долю секунду, комиссар НП выхватил пистолет, прицелился и выстрелил.

Но Гольц уже исчез.

На полу, там, где он только что стоял, валялся сложенный вчетверо листок бумаги. Его выронил Гольц. Конгросян нагнулся и потянулся к нему.

— Не прикасайтесь к этому! — отрывисто произнес Пэмброук.

Однако было уже поздно. Конгросян успел поднять и развернуть его, «ПЭМБРОУК ВЕДЕТ ВАС НА СМЕРТЬ» — было написано на листе.

— Интересно, — произнес Конгросян и передал бумажку полицейскому.

Пэмброук спрятал пистолет и взял листик, быстро пробежал по нему взглядом, лицо его перекосилось от злости.

Из— за спины у них снова раздался голос Гольца.

— Пэмброук уже несколько месяцев дожидается, когда можно будет вас арестовать, прямо здесь, в Белом Доме. Теперь у вас уже не осталось не секунды времени.

Резко развернувшись, Пэмброук снова потянулся к пистолету, выхватил его и выстрелил. И снова Гольц, горько и презрительно улыбаясь, исчез, испарился, будто растаял в воздухе. Ему никогда не пристрелить его, понял Конгросян. Во всяком случае, пока в его распоряжении имеется аппаратура фон Лессинджера.

Не осталось времени — для чего? Вот над чем сейчас задумался Конгросян. Что сейчас должно произойти? Гольцу, кажется, это известно, да и Пэмброуку, пожалуй, тоже. Каждый из них имеет в своем распоряжении идентичную аппаратуру. Но причем здесь я, — подумалось ему. Я и мои способности, которые я поклялся держать под строгим контролем. Неужели это означает, что уже в самом скором времени мне придется к ним прибегнуть?

Не было у него никаких интуитивных предчувствий, что же это все могло означать. Да и предпринять что-либо конкретнее он сейчас вряд ли был способен.

Нат Флайджер услышал, что где-то снаружи играют дети. Они нараспев издавали заунывные ритмические звуки, совершенно непривычные для его уха.

А он занимался музыкальным бизнесом всю свою жизнь. Как он ни старался, различить отдельные слова ему никак не удавалось; звуки были какие-то нечеткие, слитные.

— Разрешите взглянуть? — спросил он у Бет Конгросян, -…лучше не надо. Пожалуйста, не смотрите на этих детей. Пожалуйста!

— Мы из звукозаписи, миссис Конгросян, — кротко объяснил Нат. — Все и вся, касающееся мира музыки, является нашим кровным делом.

Он никак не мог удержаться, чтобы не подойти к окну и не выглянуть наружу: инстинкт исследователя взял в нем верх над воспитанностью, над всем остальным. Выглянув из окна, он увидел их, сидящих кружком. И все они были чап-чапычами. Ему страсть как захотелось узнать, кто из них был Плавтом Конгросяном. Но все они были для него на одно лицо. Скорее всего, невысокий мальчишка в желтых шортах и тенниске, выбившейся из-под пояса.

Нат дал знак Молли и Джиму, и они присоединились к нему у окна.

Пятеро детей-неандертальцев, отметил про себя Нат. Как бы выдернутые из глубин времени; тупиковая ветвь из прошлого, там отрезанная от основного эволюционного ствола и привитая здесь, в наши дни, чтобы мы могли послушать пение предков — мы, представители ЭМП — записать для других. Хотелось бы знать, какого рода конверт для альбома решит подобрать отдел оформления. Он зажмурил глаза, не в силах больше глядеть на разыгрывавшуюся под окном сценку.

Но одновременно он прекрасно понимал и то, что все равно им придется вплотную этим заняться. Потому что они приехали сюда, чтобы отобрать что-нибудь; они не могут, да и не хотят возвращаться с пустыми руками. И это было очень важно — записи нужно сделать в высшей степени профессионально. Это даже еще важнее, чем при записи игры Ричарда Конгросяна, какой бы великолепной она ни была. И еще мы не можем позволить себе роскоши носиться с нашей повышенной чувствительностью.

— Джим, вытаскивай «Ампек Ф-A2», — распорядился он. Волоки прямо сюда. Пока они не перестали.

— Я не позволю вам их записывать, — запротестовал Бет Конгросян.

— Мы это сделаем, — упрямо возразил ей Нат. — Для нас это привычное дело, писать народную музыку непосредственно там, где ее исполняют. Записи такие уже многократно аттестовались в судах США, и записывающая фирма всегда выигрывала предъявляемые ей иски.

Он последовал за Джимом Планком, чтобы помочь ему собрать микрофонный «журавль».

— Мистер Флайджер, вы отдаете себе отчет, кто эти дети? — бросила ему вслед миссис Конгросян.

— Да, — ответил он, не останавливаясь.

Вскоре «Ампек Ф-A2» был уже полностью смонтирован; инопланетный организм сонно пульсировал, время от времени производя волнообразные движения своими псевдоподиями, как бы показывая, что он голоден. Влажная погода все-таки повлияла на него — вялым его теперь никак нельзя было назвать.

Став рядом со звукооператорами, вся подобравшись, с непреклонным выражением лица, Бет Конгросян произнесла негромко, но уверенно:

— Послушайте-ка меня, пожалуйста. Сегодня вечером, а точнее, этой ночью, должно состояться что-то вроде их фестиваля. Взрослых. В их общем доме, в лесу, совсем неподалеку отсюда, на той стороне дороги, где красные скалы; этот дом принадлежит им всем, их общине, они им регулярно пользуются. Там будет очень много танцев и пения. Как раз всего того, за чем вы так охотитесь. Намного больше того, что вы найдете здесь. Подождите и записывайте там сколько вашей душе угодно. А этих детей оставьте в покое.

— Мы сделаем и то, и другое, — сказал Нат и дал сигнал Джиму подвести «Ампек Ф-A2» к самому кружку, образованному детьми.

— Я проведу вас туда ночью в их общий дом, взмолилась Бет Конгросян, поспешив вслед за ним. — Это будет очень поздно, около двух ночи. Они поют просто замечательно. Слова разобрать трудно, но… — Она схватила ребенка за руку. — Ричард и я, мы стараемся воспитывать нашего ребенка подальше от этого. У детей в таком юном возрасте еще очень мало тех черт, что становятся наиболее характерными у взрослых; от них вы не услышите ничего по-настоящему стоящего. А вот когда вы увидите взрослых…

Она осеклась и закончила совсем уже упавшим голосом:

— …Вот тогда-то вы и поймете, что я имею в виду.

• Предыдущая
• 47/59
• Следующая