Подлинное искупление (ЛП) - Коул Тилли - Страница 77

Белла так сильно сжала мне руку, что, по-моему, перекрыла приток крови.

— Потому что однажды ночью он пришел за мной. Я не понимала, чего он хочет от меня — своей сестры. Но вскоре я это узнала, — она поморщилась. — Он повел меня в свою постель… и… и…

Руфь крепко зажмурила глаза.

Когда она подняла голову, по её щекам катились слезы.

— Я не знала, что ношу близнецов. Лэнс, мой брат, скрыл это от меня, когда врачи делали мне УЗИ. До их рождения меня держали в полной изоляции, — у нее вырвалось рыдание. — После того, как они родились, мне разрешили подержать их на руках всего несколько минут. Я никогда не хотела этих детей; он меня к этому принудил. Но когда я заглянула в их большие глаза, то мгновенно их полюбила. Они стали так мне необходимы, что я даже не могу этого объяснить. Они были моими… моей душой, моим сердцем… пока он их у меня не забрал.

— Нет, — прошептала Белла и неистово вцепилась мне в руку.

Я пытался вздохнуть, но не мог. Воздух просто не шел.

— Я часами плакала и плакала. Кричала, чтобы ко мне вернули моих сыновей. Но мой старший брат, Пророк, сказал мне, что мои мальчики — его сыновья — будут воспитываться как его наследники. Что Бог поведал ему, как их растить… вдали от людей. Потому что они особенные.

— Руфь, — произнесла Белла и взяла её за руку.

Почувствовав от Беллы столь необходимую ей поддержку, Руфь поморщилась от боли. Но я не мог пошевелиться. От шока я лишился дара речи.

— Я так и не оправилась от потери своих мальчиков. Пророк сказал, что из-за своего угнетенного состояния и отсутствия веры, я стала настоящим бедствием для общины, поэтому он меня выслал. Отправил меня подальше от моих сыновей, чтобы я не нарушила Божьи замыслы.

— Пуэрто-Рико, — прошептала Белла.

Руфь кивнула.

— Я находилась там, пока нас не вернули в США для объединения Нового Сиона.

Руфь взволнованно взглянула на меня, затем подалась вперед. Она подняла с пола прядь моих волос. Тогда я понял, что наши с ней волосы одинакового каштанового оттенка. А её глаза того же цвета и формы, что и мои.

Она была… она была…

— Я думаю, что Иуда стал похож на своего отца, а ты…, — она сглотнула. — А ты — на мать…

Руфь встретилась со мной взглядом.

— На меня.

Я смотрел на эту женщину, пытаясь разобраться во всём том, что она мне сейчас сказала. Дядя Давид был мне вовсе не дядей, а отцом. И он изнасиловал свою приемную сестру… мою мать…

— Я не знаю, каково это, быть сыном.

Понятия не имею, почему именно это было первым, что сорвалось с моих губ. Но ровно это я и сказал.

Руфь вздохнула и слабо улыбнулась.

— А я не знаю, каково быть матерью.

Я опустил голову, не зная, какого хрена мне теперь делать. Вдруг в мою свободную руку легла ладонь — теплая, мягкая и….

— Мать, — прошептал я, пытаясь выдавить слова из пересохшего горла. — У меня есть мать.

— Да, — заплакала Руфь, и у меня в руке дрогнула её ладонь. — И, если ты мне позволишь… я… я хотела бы узнать тебя получше. Я… я люблю тебя, сынок. Всегда любила…

Белла наклонилась к Руфи и поцеловала её в висок. Моя жена прижалась ко мне, не отпуская меня ни на секунду и не давая мне сломаться.

Я сидел на полу в ванной, у меня в объятиях и в сердце были мои мать и жена. Обе хорошие женщины. Обе чистые души…

… все мы выжили.

У меня в голове снова раздались слова Смайлера, и я понял, что брат прав. Я должен попытаться жить. В этом кромешном аду, каким была моя жизнь, меня наградили чудесными дарами.

Сжав руку своей матери и потрясающей, храброй жены, я закрыл глаза. И на этот раз, когда меня окутала темнота, у меня в голове не возникло никаких ужасных образов. Вместо этого в груди разлилась легкость, и мое сердце наполнилось теплом.

И несмотря ни на что, я улыбнулся.

Улыбнулся и обнял свою семью…

. . потому что мне действительно повезло.

Просто чертовски повезло.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Белла

Три дня спустя…

Я продела руки Райдера в рукава чёрной рубашки и натянула её на его всё еще поврежденный торс. Теперь он уже мог одеваться сам, но я беспокоилась, что это требовало от него слишком больших усилий. Я подняла глаза и поймала на себе его взгляд. Последние несколько дней так было постоянно. Словно что-то в нем изменилось, что-то, от чего он стал лелеять меня, обожать… поверил в то, что я никогда его не оставлю.

Это было правдой. Я никуда не от него не уйду.

— Ты в порядке? — спросила я.

И тут он наклонился и впился губами мне в губы, лишив способности дышать. Я закрыла глаза и провела руками по его недавно постриженным волосам.

Райдер отстранился, и я улыбнулась, услышав, как он прошептал:

— Да. Я в порядке.

— Хорошо.

Я поцеловала его в голову.

Затем отошла, чтобы собрать кое-какие необходимые нам вещи. В этот день мы переезжали из здания клуба Палачей в наш новый дом. Когда Райдер рассказал мне о решении Стикса, я расплакалась. В этот момент из меня выплеснулись все сдерживаемые мною эмоции. Вся сила, за которую я с таким упорством цеплялась, улетучилась.

Он выживет.

Я буду жить с тем, кого люблю.

Это всё, что имело значение.

В дверь тихо постучали. Я улыбнулась, увидев на пороге сестру Руфь. Её робкие глаза немедленно метнулись к сыну.

К её сыну.

Даже сейчас, глядя, как эта тихая женщина, вне себя от волнения, приближается к Райдеру, я едва могла в это поверить. Райдер встретился с ней взглядом, и на его губах проступила нервная улыбка.

Их обоих сильно надломило их прошлое, но они отчаянно пытались бороться за будущее. Наконец-то, как воссоединившиеся мать и сын.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Руфь.

Она протянула руку, чтобы коснуться постепенно исчезающего синяка. На какой-то момент она застыла в нерешительности, но я с гордостью заметила, как Руфь снова двинулась вперед, и осторожно провела рукой по коже Райдера.

От этого лёгкого ласкового прикосновения Райдер сглотнул.

— Мне уже лучше. Рад, что покидаю это место.

Руфь понимающе кивнула. К двери подошел Стефан вместе с Соломоном и Самсоном. Я заключила его в объятья. Последние две недели были очень удачными для Стефана и моих сестер. Мы каждый день разговаривали и ощутимо сблизились.

Я ещё со времен моего пребывания в Пуэрто-Рико знала о его чистой душе и добром сердце. Но новость о том, что он мой отец — моя кровь, еще больше укрепило нашу с ним связь. Я видела, что с Мэй и Мэдди происходило то же самое. Мэй, как и в большинстве случаев, сразу же впустила его в свое сердце. А что до Мэдди, то с каждым днем она становилась рядом с ним всё раскованнее. С каждым днем её внутренние стены понемногу рушились.

Я очень гордилась ими обоими.

Стефан и Руфь поселились в квартире Тэнка, которая находилась неподалеку от огороженной территории клуба. Еще в Пуэрто-Рико я часто задумывалась над тем, есть ли между ними нечто большее, чем просто дружба, но они заверили меня, что нет. Я решила, что в каком-то смысле Руфь видела в Стефане старшего брата, который у нее должен был быть. Стефан о ней заботился и давал ту любовь, в которой ей так отчаянно не хватало в Пуэрто-Рико. Они стали лучшими друзьями.

Стали нашей семьей.

Соломон и Самсон сняли квартиру над гаражом. Они часто приходили в клуб, и не только, чтобы увидеться со мной и Райдером. У меня сложилось стойкое впечатление, что братьям понравились Палачи. По крайней мере, им точно нравился их образ жизни. Соломон признался мне, что то, как жили Палачи, не сильно отличалось от их роли охранников. Похоже, Палачам братья тоже очень понравились. Оно и понятно. Соломон и Самсон всегда были сильными, достойными людьми. Мне никогда не говорили, из-за чего их сослали в общину вероотступников, но я понимала, что из-за чего-то плохого. Я видела это у них в глазах всякий раз, когда они говорили о нашем бывшем доме.