Шакал (ЛП) - Уорд Дж. Р. - Страница 41

Никс застыла и оглянулась через плечо. Крики.

Заключенные? Или стража? Наверное, ее ищет охрана. Сердце в груди заколотилось, и она отчаянно похлопала по камню…

Без предупреждения раздался щелчок, и часть стены беззвучно отодвинулась.

— Слава Богу, — выдохнула Никс, прыгая в темноту.

Но потом началось паническое ожидание. Три секунды, да? Шак сказал, что для автоматического закрытия панели требовалось три секунды.

Снова крики. Стремительно приближались тяжелые шаги.

— Закрывайся… закрывайся! — Она протянула руку, пытаясь поставить барьер на место. — Проклятье!

Она чувствовала себя словно в фильме ужасов, будто стояла в лифте и молилась, чтобы двери быстрее закрылись, прежде чем из-за угла выскочит на своих когтистых лапах зубастый страшный монстр. Но срочность была связана не только с ее собственным выживанием. Как бы она ни злилась на Шака, она не хотела так бездарно раскрыть его секретное место…

Панель, наконец, начала закрываться. И по мере приближения шагов, чертовой штуке понадобилось двадцать пять миллионов лет, чтобы закрепиться на месте. Как только это произошло, и потайной проход погрузился во тьму, суматоха стала намного громче.

Теперь она была прямо у самой панели.

Никс отступила и зажала рот свободной рукой. Задыхаясь, она убеждала себя, что они не знают, куда она делась. Они не могли знать об этом выходе. Они ее не найдут.

В удушающей сенсорной пустоте она буквально кричала внутри себя.

— Нет, должно быть, она пошла сюда! — приглушенно рявкнул один из охранников. — Другие туннели заблокированы…

— Она не могла уйти далеко…

— Ради бога, перестань орать, я не слышу свой наушник…

А затем четвертый голос, низкий и зловещий:

— Я пристрелю ее, как только увижу.

— Ты ее не тронешь. Ее хочет Надзиратель. Ты нас всех погубишь, черт возьми.

Никс сделала еще один шаг назад. И еще. Мысль о том, что ей не выбраться из этой тюрьмы, не просто осенила ее. Она затопила ее, погружая в ужасное психическое состояние.

Раскинув руки, Никс отошла в сторону, чтобы сориентироваться в пространстве, и столкнулась со стеной, когда дуло пистолета в ее руке ударилось о камень. Когда раздался лязг металла, она замерла, на ее лбу выступили капли пота.

Ее сердце колотилось так сильно, что она не могла понять, что громче, стук в ее груди или шум от охранников, что пытались ее найти. Спотыкаясь, она отступала в темноту, шорох ее ветровки, скользящей по телу под накидкой, мягкое лязганье внутри рюкзака, шарканье ботинок по земле, все, казалось, гремело как взрывы бомб. Отчаяние и истощение довели ее до оцепенения. Она обо что-то споткнулась. Продолжила идти.

После того, как, казалось, прошла целая жизнь, ее настороженный слух различил шум падающей воды.

Прекрасный, мягкий плеск воды в купели стал облегчением, Никс даже боялась, что ей это лишь показалось. Но когда шум воды стал громче, и голоса спорящих стражников стихли, у нее возник соблазн сразу броситься к убежищу.

Вероятность споткнуться и упасть была слишком велика, к тому же у купели не было никакой магии. Она не давала особого укрытия или защиты.

Когда она, наконец, остановилась у края купели, Никс не сразу зажгла свечи. Она стояла на месте, одной рукой снова накрыв рот, а другая сжимала мертвой хваткой пистолет. Ее легкие горели, даже когда она втягивала воздух через нос, и она чувствовала, как пещера вращается вокруг нее. Боясь, что она потеряет сознание, Никс позволила коленям расслабиться и приземлилась задницей на каменный пол.

Звон в ушах не помогал. Она плохо слышала.

И рана на плече болела.

Через какое-то время, долгое-долгое время, Никс ослабила хватку у рта. Когда ее тяжелое дыхание успокоилось, она прислушалась, а когда не услышала ничего, кроме звука водопада, то зажгла одну из свечей.

Хрупкий желтый свет не проникал в густую тьму. Он был больше похож на звезду в галактике, далекое мерцание не в силах осветить то, что было рядом.

Опустив голову на руки, Никс остро ощутила металл девятимиллиметрового на своем лбу, холодный и твердый. С каждым вдохом она чувствовала запах пороха, и он не успокаивал.

Тюрьма на изоляции. Ее ищет охрана. Нет выхода, о котором она знала бы точно.

Шак был прав. Она была безрассудной и наивной, придя сюда. Она не думала о смертельной опасности, что могла ей грозить. А теперь оказалась в ловушке…

Без предупреждения зажглись все свечи, и Никс вскинула голову, моргая от света. Когда ее глаза привыкли, она не могла понять, что видит.

— Это ты? — прошептала она.

Шак — или тот, кто по мнению ее разума, был Шаком — казалось, стоял перед ней, одетый в свежую, чистую от крови, тунику, с чистым лицом, от него исходил аромат трав. Что-то было в его руках, какая-то котомка.

— Это ты? — мягко спросил он в ответ.

Хлеб, подумала она. Пахнет хлебом.

— Ты принес еду? — спросила она надломленным голосом.

— Я не знал… не знал, получится ли у тебя. И подумал, если да…

Они долго смотрели друг на друга, и Никс знала, что обнимает его мысленно. Она словно видела этот контакт воочию — как она подпрыгивает и бросается вперед; его руки, обнимающие ее; как его грудная клетка, твердая, сильная и теплая, прижимается к ее собственной.

Но потом она вспомнила, что сказала ему.

И он тоже думал об этом, так как остался стоять на месте.

В конце концов, Шак откашлялся и сел на каменный «диван». Развернув ткань, он достал буханку белого хлеба, и, когда он откусил от нее, ей показалось, что его рука дрожит. Может, так и было. Может, нет.

Наклонившись вперед, он предложил ей ломоть.

— Тебе лучше поесть. Нужно быть сильной для того, что грядет.

На контрасте, когда она протянула руку, ее рука заметно дрожала, и когда Никс откусила от того, что он принес для нее, во рту был настолько сухо, что казалось, ей не прожевать ни куска. Но она это сделала. А затем проснулся голод…

— Плечо беспокоит тебя? — спросил он, пробуя сыр.

— Что… о, я не знаю. — Она посмотрела на свою руку. — Все хорошо.

— Тебе нужно кормление. — Он протянул ей немного сыра. — Скоро.

— Я уже ем… — Никс остановилась, когда поняла, что он говорит о том, что ей понадобиться вена. — О. Э-э… Думаю, я в порядке.

— Мы можем обсудить это позже. — Он открыл «Кул-Эйд» или что там за красный напиток был в бутылке. Сделав глоток, он протянул ей напиток. — Возьми.

Никс положила хлеб на колени, завернутый в бумагу сыр — на землю, и взяла жидкость. Сделав глубокий глоток из бутылки, она поняла, что во рту у нее пересохло от жажды.

Опустив бутылку, она посмотрела на Шака. Его блестящие голубые глаза смотрели на водопад, но ей казалось, что он ничего не видит. Отстраненное выражение его лица подсказывало, что он обдумывает для нее варианты.

Варианты ее безопасного побега.

Даже после всего, что она ему наговорила, он все еще заботился о ней.

— Прости меня, — выпалила она. — Что я так накинулась на тебя тогда.

— Нет смысла это обсуждать. — Шак покачал головой и, казалось, встряхнулся. — Как ты ушла от стражи?

Чтобы скрыть свои эмоции, Никс откусила сыр. Выпила. Съела еще хлеба.

Затем нахмурилась.

— Откуда ты узнал об охранниках?

Шакал все еще не мог поверить, что сидит напротив своей женщины… и, слава богу, он догадался стащить немного еды.

Когда он бросился сюда прямиком из своей камеры, с сердцем, стучащим от ужаса где-то в горле, Шакал пробегал мимо брошенной тележки с едой и случайно прихватил одну порцию с собой.

Да какая уж тут случайность. Он взял упаковку как талисман, словно еда, которую он захватил для Никс, могла гарантировать, что она выживет. Какая хрень, а?

Одно он знал наверняка: если она жива, то непременно вернется сюда.

Когда Шакал увидел вдалеке, в конце коридора, в который нырнул, единственную зажженную свечу, то почувствовал проблеск надежды. А потом, когда он зажег свечи, а Никс была там… он хотел броситься к ней. Обнять ее. Почувствовать тепло ее тела.