Опасная ложь (СИ) - Гетта Юлия - Страница 20

— Предлагаешь сменить тюрьму на рабство?

— А разве ты не сама этого добивалась, развернув целую кампанию по охоте за мной?

Мои ладони непроизвольно сжимаются в кулаки. Опускаю голову вниз и с силой зажмуриваю глаза, стараясь взять себя в руки. Если я сейчас откажусь, меня посадят. Лет этак на семь. А может и больше. Такая перспектива даже не пугает, она просто приводит в ужас. Еще в детстве я наслушалась много страшных рассказов про российскую тюрьму, и, наверное, лучше сдохнуть, чем загреметь туда.

Есть еще надежда на Захарова, но, надо признать, надежда очень слабая. Он, конечно, говорил высокие слова о том, что мой отец был ему, как брат, и что теперь он чувствует себя ответственным за мою судьбу, но я никогда ему сильно не доверяла. Что, если как раз он это и устроил? Конечно, совершенно непонятно зачем, но вдруг?

— Хорошо. Вытащи меня отсюда, и я буду делать все, что захочешь, — глухо произношу я, и не узнаю собственный голос — так безжизненно он звучит.

Баженов не произносит в ответ ни слова. Только сухо кивает, и выходит из комнаты вон.

Сукин сын. Как ловко сделал меня своей рабыней. На меня накатывает такая злость, что хочется выть в голос. И отчего-то снова не верится, что это все не его рук дело. Ну зачем бы он приезжал сюда, как вообще узнал, где я, если не следил и не собирался причинять зла?

Но ничего. Мне бы только выбраться отсюда и связаться с Захаровым. Он поможет сделать новые документы и свалить из страны. Навсегда.

После разговора с Баженовым меня отводят обратно в камеру, там я провожу еще долгих двое суток в полной неизвестности. Точнее, я лишь могу догадываться, что прошло двое суток, судя по тому, сколько раз за это время мне приносили еду, потому что с тех пор, как меня сюда привели, свет не гаснет ни на секунду.

В какой-то момент мне начинает казаться, что Баженов передумал меня вытаскивать. Быть может, у него появились дела поважнее, или он встретил другую девушку, с которой можно потрахаться без лишних заморочек, и решил сбросить меня со счетов. Эти мысли доводят меня до отчаяния, потому что другого шанса на спасение у меня попросту нет.

Сначала я еще надеялась, что появится Захаров, но спустя два дня уже не осталось никаких надежд. Не знаю, его ли рук дело мое заключение, но в том, что Роману Евгеньевичу на меня плевать, сомневаться уже не приходится. Переживай он о моей судьбе хоть немного, наверняка уже знал бы где я, и попытался хоть как-то помочь.

Но по всему выходит, что помощи мне ждать неоткуда. Кажется, я доигралась. Прости меня, папа, уже в который раз я подвела тебя.

Когда последние крупицы надежды на лучший исход начинают утекать, как вода сквозь пальцы, за мной, наконец, приходят и просят на выход. Всю дорогу, пока ведут, я трясусь от страха, уверенная в том, что ничего хорошего сейчас не произойдет. Но меня приводят к следователю, который с хмурым лицом сует мне бумагу и заставляет написать подписку о невыезде. Лишь когда я ставлю внизу дату и подпись, до меня, наконец, доходит, что это означает, и сердце заходится в радостном неверии. Значит, меня все же отпускают? Пусть пока и под подписку, но отпускают! Баженов все-таки сдержал свое слово. Или это не он?

Я теряюсь в догадках, пока мне возвращают остатки моих вещей и провожают в коридор, где меня ожидает Николай. Теперь сомнений не остается — моим освобождением я обязана Баженову.

Терминатор, кажется, не в духе. Смотрит на меня хмуро, сдержанно кивает, забирает из рук дорожную сумку, и мы вместе идем на выход.

Когда, наконец, мы покидаем здание, и я вижу небо, деревья, яркое солнце, чувствую легкий ветер на коже — на время забываю обо всем. Губы сами собой растягиваются в улыбку, я прикрываю глаза и делаю глубокий вдох полной грудью. Свобода. Долгожданная и такая желанная свобода. А ведь я провела в заключении всего-то два с половиной дня. Страшно представить, что чувствуют люди, лишенные всего этого на куда больший срок.

Но в моем случае свобода — понятие относительное. Теперь я не в клетке, но и распоряжаться собой пока не могу. Николай ведет меня в машину, чтобы отвезти к своему хозяину, который фактически стал им и для меня. Страшно представить, что он потребует взамен. Всю дорогу я нервничаю, без конца ерзаю на сидении, и не могу расслабиться ни на секунду.

Спустя час пути мы подъезжаем к уже знакомому особняку на Рублево-Успенском шоссе, и я чувствую, как по коже проходит мороз от неприятных воспоминаний. Надеюсь, меня хотя бы снова не запрут в гараже. Хотя, еще неизвестно, что в моей ситуации лучше.

Что, если Баженов прямо сейчас потребует секса? Боже, дай мне сил пережить это унижение, и больше я никогда в жизни не буду попадать в такие чудовищные ситуации.

На этот раз Николай паркует автомобиль на площадке недалеко от тропинки, ведущей к дому, выходит из машины и открывает мне дверь. После ведет к парадному входу, где нас встречает молодая девушка в строгом сером платье и убранными назад в аккуратную прическу волосами, судя по всему, прислуга. Она забирает из рук Николая мою сумку, перебрасывается с ним парой фраз, в которые я не вслушиваюсь, потому что напряжена, как струна и с опаской оглядываюсь по сторонам.

— Идем, — сухо бросает Николай, и ведет меня дальше, вглубь дома.

Мы минуем холл и уже знакомую мне гостиную, прежде чем оказываемся в задней части дома, где расположен внушительных размеров кабинет хозяина. Дверь открыта настежь, поэтому я вижу издалека массивный стол и Баженова, что сидит за ним в высоком кресле. Перед ним лэптоп, чашка с каким-то напитком, судя по аромату, витающему в воздухе, это кофе. Неизменная рубашка темно-синего оттенка, с завернутыми до локтя рукавами.

Он даже не поднимает голову, когда мы входим. Николай провожает меня до самого стола, после чего разворачивается и уходит, плотно прикрыв за собой дверь. От тихого щелчка дверной ручки внутри прокатывается тревожная волна, и мне приходится призвать все свои внутренние силы, чтобы собраться и не поддаваться панике.

Баженов ведет себя так, будто меня здесь нет, и я не решаюсь первой вступить в диалог или как-то привлечь его внимание. С каждой секундой ожидания становится все больше не по себе. Может, это такой способ психологического давления, чтобы заставить меня в полной мере ощутить его превосходство?

— Чего застыла? Садись, — наконец, предлагает он, даже не взглянув на меня.

Я послушно опускаюсь на стул, что стоит тут же, напротив его стола, а Баженов продолжает безотрывно смотреть в монитор, изредка постукивая по клавишам. Проходит ещё несколько минут, прежде чем он захлопывает крышку ноутбука, отодвигает его в сторону, и переводит внимание на меня.

Смотрит долго, пристально, и его взгляд не выражает ничего хорошего. Он тяжелый и давящий, в нем нет ни одного намека на сексуальный подтекст, и это не на шутку пугает меня. Пожалуй, даже сильнее, чем перспектива выполнять его прихоти в постели.

— Кто ты такая? — наконец, вкрадчиво произносит он, слегка сузив глаза.

— Никто, — нервно сглатываю, непроизвольно поджимая пальцы ног в кроссовках. — Обычная девушка.

— Завязывай, Алена, — с раздражением отвечает он, наклоняясь вперед всем корпусом, и опираясь локтями на стол. — Игры закончились. Сейчас ты сделаешь глубокий вдох, и расскажешь мне о себе все, как на духу. И только попробуй что-нибудь приврать или утаить, пеняй потом на себя.

— Да нечего рассказывать, — испуганно хлопаю глазами, судорожно вспоминая детали своей легенды. — Родилась и выросла в Туле, окончила школу, потом университет. Работала удаленно на небольшую московскую фирму, которая занимается веб-разработкой, сайты верстала. Потом мои родители погибли в авиакатастрофе, и я решила перебраться в Москву, начать новую жизнь с чистого листа. Сняла здесь квартиру, искала себя, быстро поняла, что на красивую жизнь самой никогда не заработать, вот и решила найти богатого мужа. А дальше ты уже знаешь.