Страсть искажает все (СИ) - Михалина Юлия - Страница 60

Не глядя на надгробье, спешно поднялась. Оборачиваясь по сторонам, беззаботно поинтересовалась:

— Я отпустила обиду. Здесь все?

— Я еще хотел зайти на могилы к бабушке и дедушке. — Поднявшись следом, виновато пробормотал мужчина.

— А они?.. — Обернувшись к Чернышевскому, резче чем следовало, воскликнула Маргарита. Утопив слова в хмуром и настороженном взоре: — Давно?

— Давно. — Прикрыв на миг глаза вместо кивка, признался Чернышевский.

Ответом последовало растерянное молчание.

Одинцова в очередной раз, находясь с этим мужчиной, не знала, что сказать. Выразить сочувствие, соболезнования?

Нет, сожаления последнее, в чем нуждается Олег. Он смирился, давно. Маргарита чувствовала. Любые попытки о чем-либо напомнить станут равносильны ударам ножей в спину. Эта частичка прошлого слишком сокровенна, чтобы вторгаться в неё нелепыми заезженными фразами. Они оба и так переживали и говорить вслух совсем необязательно.

— Если устала и против, можем сделать это как-нибудь в другой раз и… — Начал было ретироваться Чернышевский.

— Нет, сегодня! — Торопливо оборвала и, мягко улыбнувшись, предусмотрительно пояснила: — Я сама очень их хочу навестить. А тебе это особенно необходимо.

Олег, не говоря ни слова, кивком головы указал куда стоит идти.

…Антонина Романовна и Иван Степанович, в отличие от матери Маргариты, оказались похоронены неподалеку от входа на кладбище, ближе к используемой части. Но, как и у Марии, заметно, что памятники поставлены недавно. С одной лишь разницей: вместо серого гранита черный мрамор и взамен выгравированных портретов строгие цветы и подписи с именами и датами.

Глядя на надгробия Рита с трудом верила, что тут покоятся бабушка и дед Олега. Они всегда были так добры к ней. Всегда принимали, как родную. Находиться здесь становилось больно. Пустота, переполняющая десяток минут назад, словно взорвавшись, выпорхнула наружу. Нынче девушка, действительно, сожалела. Боль потери глубоко въедалась под кожу. Вряд ли менее сильной, чем у Олега. Глупо было надеяться, что старички смогут дожить до этого времени, но никогда ранее за последние годы не предполагала, что их давным-давно нет в живых.

Вздохнув, Одинцова украдкой перевела взгляд с могильной плиты на мужчину, стоящего в десятке сантиметров от неё.

Чернышевский, упрямо поджав губы, хмуро созерцал место упокоения своих близких. С виду могло показаться, что он полностью отрешен и витая в облаках, совершенно не взволнован увиденным. Но Маргарита подсознательно ощущала его внимательность и сосредоточенность. Будто глазами пытался воскресить дорогих сердцу людей. А еще прошлое, в котором были живы не только они, но и спокойная, относительно беззаботная жизнь.

Что испытывала в этот момент Рита? Окунаясь в неподвластные контролю чувства, позволила себе поймать в воздухе ладонь Олега. Первое прикосновение и мужчина, словно ударенный разрядом тока, попробовал отстраниться. Но сразу сообразив в чем дело, сам с силой сжал девичью ладошку, переплетая пальцы.

— Спасибо. — Повернув лицо к девушке, Чернышевский слабо улыбнулся, пытаясь крепче стиснуть её руку. Словно боялся отпустить. Будто отпустив сейчас, упустит навсегда.

— Они были мне не чужие.

Кусая губы, не давая одинокой слезинке выскользнув из века, скатиться по щеке, Маргарита отвернулась к холодному мрамору. Глаза непроизвольно вцепились в дату смерти Антонины Романовны. Затем Ивана Степановича, возвращаясь обратно. Так несколько раз, прежде чем осмыслила увиденное.

— Они умерли, когда?.. — Опасаясь озвучить вопрос до конца, девушка пытливо взглянула на Олега.

Больше ничего не стоило говорить. Так все понял.

— Когда меня посадили в тюрьму. — Глухо отозвался.

Одинцова опять обратила внимание на могилы, сравнивая даты. Антонина Романовна — декабрь 1998-го, а Иван Степанович — январь 1999-го. Чуть меньше месяца разницы между уходами из мира живых.

— Бабушка — едва меня забрали в СИЗО слегла. — Не дожидаясь дальнейших расспросов, поведал Чернышевский. — Сама знаешь, она часто болела. Несколько недель дед пытался её выхаживать, но бесполезно. Он и так мотался от неё ко мне, надеясь помочь. Бабушка умерла накануне Нового года, после суда, так и не смирившись, что её внука признали убийцей.

— Но ты не убийца! — С отчаянием перебила Маргарита, дернув мужчину за руку.

— Тогда все считали иначе. — Пожав плечами, отмахнулся Олег. — Я на месте, пистолет с уликами. Я единственный подозреваемый. Им необходимо было кого-то упечь в тюрьму. Вернее, им необходимо было упечь в тюрьму меня.

— Какой кошмар. — Прикрыв рот ладошкой, ощущая неприятный привкус горечи на языке, выдохнула девушка. — А Иван Степанович?

— Деду удалось пережить баб Тоню совсем немного. Он дал обещание перед её смертью, что будет держаться, сделает все возможное, чтобы вытащить меня, но не выдержал. Просто заснул и не проснулся. — Повернувшись к Рите, зажмурился; сжимая переносицу пальцами: — Я даже не смог с ним попрощаться. Их хоронили чужие люди из-за родного внука. А он в это время мотал срок в колонии.

— Ты себя винишь за это?

— А сама как думаешь?.. — Ожесточившись, вопросом на вопрос отмахнулся мужчина.

— Олег. — Заглядывая в лицо мужчины, тихо позвала Одинцова, мысленно подведя итог своему вопросу. — Как там было?..

— Где? — Открыв глаза, уточнил Чернышевский. — В тюрьме? — Ответом последовал утвердительный кивок. Олег, снисходительно хмыкнув, заметил: — Там совершенно иная жизнь, Рит. Другие законы и нравы. Но знаешь, убеждения и принципы, как всюду — бороться до последнего, чтобы выжить. Это тяжело. Но пока тяжело, значит, есть к чему рваться. Значит, впереди еще есть пути к окончательной цели…

— …Значит, впереди целая жизнь. — Закончила за мужчину Маргарита, вспоминая некогда услышанные от него слова. — Впереди свобода и истинное счастье. Помнишь, как учил меня? — Сжимая руку мужчины, робко улыбнулась. — Ты был хорошим учителем.

— И к чему ты стремилась? — Серьезно поинтересовался Олег.

— Ответ в твоих словах. В этом мы с тобой похожи. Все годы, находясь в Инанне, я желала одного — свободы.

— А как же истинное счастье? — Всматриваясь в лицо девушки, не унимал расспросов Чернышевский.

— После всего что было слишком большая роскошь вдобавок к свободе требовать счастья.

— Хочешь сказать, свободу получила?

— Не знаю. — Нахмурившись, чистосердечно выдала Рита.

Несколько мгновений так и стояли, пытливо рассматривая друг друга, словно пытаясь получить полноценные ответы на множество обоюдных вопросов.

Не нужно быть прорицателями, чтобы понять — стремление обоих так и осталось стремлением. Маргарита, освободившись из Инанны и став свободной физически, морально так и не вырвалась из заточающей клетки. А Олег… Выход из тюрьмы — первоначальный шаг к свободе. Было еще что-то, сдерживающее и связывающее мужчину обязательствами. Знать наверняка девушка не могла, но чувствовала. Видела в его взгляде.

— Пойдем. — Первым опомнился Чернышевский.

— Да, конечно. — Торопливо опуская голову, закивала Одинцова.

Готовилась последовать за Олегом, но что-то остановило после пары шагов, вынуждая вырывать ладонь. Быть может, она скажет очередную глупость, но могила матери и старичков Олега не единственное место, которое желала навестить. Есть еще кое-кто, о ком по неведомой самой себе причине, кажется, давно позабыла за прошедшие годы.

— Что-то еще? — Удивленно обернувшись, поинтересовался мужчина.

— Олег, а… — Боясь увидеть осуждение, зажмурившись, выпалила: — Пашка похоронен здесь? Хочу зайти и к нему тоже.

— Нет, Рит, извини. — На удивление спокойно отреагировал Чернышевский. — Не получится. Его нет в этом месте.

— Как нет? — Распахнув веки, возмутилась Одинцова. — Его похоронили на другом кладбище?

— Можно сказать. — Отмахнулся Олег, отворачиваясь.

Он явно не собирался обсуждать эту тему. Еще, более чем вероятно знал гораздо больше, чем планировал рассказывать. Что ж, пока Маргарита позволит уйти от разговора. Но только сейчас. До тех пор, пока не окажутся в более благосклонном и подходящем для откровенностей месте. Для начала необходимо посетить еще несколько судьбоносных мест…