Каторжанин (СИ) - Башибузук Александр - Страница 60

Старикан вежливо кивнул, а потом покосился на дверь камеры и вдруг истово зашептал.

— Вы часом не встречали на Сахалине Яшку Рапоппорта? Моего возраста, фершалом там служил. Братцем родным мне приходится этот шлемазл.

— Встречал.

— Господи! — старик схватился за сердце. — Жив?

— Не только жив, но и здоров. Замечательный у вас брат. Воевал храбро и людей с того света вытаскивал. Сейчас в безопасном месте.

— Спасибо! — портной рухнул на колени и прижался губами к моей руке. — Спасибо! Дай вам боженька здоровья! Господи…

— Ну что вы, что вы… — я поднял старика. — Лишнее оно.

— Не лишнее! — строго возразил еврей. — Не лишнее!

Старикан настроился еще поговорить, но в камеру вошел какой-то унтер и живо его спровадил. А место портного занял дородный, красномордый мужик в поддевке из дорого сукна, широченных штанах и надраенных до блеска сапогах, общим видом смахивающий на типичного купца. Впрочем, он им и оказался, выборным от купеческого сословия Владивостока.

Он отвесил мне поясной поклон, потом крепко облапил и проревел басом:

— Уж извините, господин Любич, я по-простому, от души, от всего нашего сословия! Примите нашу благодарность за радение об Отчизне!

И презентовал шикарнейшую шубу из соболей, инкрустированные бриллиантами золотые часы Брегет с памятной гравировкой и толстенную пачку ассигнаций, общей суммой в двадцать тысяч рублей.

А напоследок, купчина, таинственно понизив голос, пообещал.

— Не сумлевайтесь, ежели оные ироды что плохое с вами сотворить соберутся, камня на камне не оставим…

И пошло-поехало, визитеры потянулись нескончаемым потоком. Выборные от интеллигенции, рабочих, врачей, учителей, студентов, гимназистов. От матросов, солдат и офицеров и даже женских обществ. Каждый искренне благодарил меня и оставлял какой-нибудь памятный подарок или просто сумму денег.

Черт… вот честно… все это было настолько приятно, что я едва не прослезился. В жопу власти… только из-за народа стоит косоглазых окончательно поставить на место.

Ну а вишенкой на торте, уже под вечер, оказался визит двух смешливых молоденьких дамочек, в несколько крикливых, но дорогих нарядах.

Миловидная пышечка и миниатюрная очаровательная блондинка с блудливыми зелеными глазами синхронно присели в книксене.

— Жизель…

— Марианна…

— Дамы?

Обе девицы прыснули, а потом Жизель игриво подсказала.

— Мы благодарность от веселых заведений Владивостока. Можем начать благодарить сразу или сначала шампусика?..

Марианна вытащила из плетеной корзинки здоровенную бутыль французского шампанского и молча тряхнула ей.

Я едва не расхохотался и предложил:

— А совместить получится?

— А мы постараемся…

В общем — вечер удался. А утром, после шикарного завтрака, доставленного тем же официантом, все, наконец, прояснилось.

В камеру вошел старик в адмиральском мундире. Кряжистый как столетний дуб, с породистым властным лицом, расчесанной на пробор роскошной бородой и умными, но усталыми глазами.

В нем я сразу опознал адмирала Алексеева, императорского наместника на Дальнем востоке, так как видел немало его портретов еще в бытность каторжником. Вдобавок, Свиньин очень много рассказывал о своем шефе.

«Ничего себе визит… — удивился я. — Алексеев фигура не из рядовых, хотя, насколько я знаю, его уже турнули с наместнического поста. Ну и как себя вести с ним? Для графа божьей милость Жана Арманьяка он вообще никто, а для штабс-ротмистра Любича — это уж вовсе величина…»

Встал больше по инерции, но адмирал поморщился и тихо заметил:

— Уж извините, Александр Христианович, но не вам, а мне приличествует пред вами тянуться. Но уж увольте старика… — адмирал грузно присел на стул и показал мне на второй перед собой. — Присаживайтесь, поговорим без экивоков…

Я присел, но смолчал, давая возможность адмиралу заговорить первым.

Алексеев немного помолчал, а потом попросил:

— Расскажите мне Александр Христианович, как там все случилось на Сахалине. Признаюсь, до меня уже довели показания ваших соратников, но хочется все узнать лично от вас — просто некоторые моменты звучат уж вовсе нереально. Как? Как у вас получилось?

— Ничего особенного, ваше превосходительство. Я просто исполнял свой долг, а точнее, все мы исполняли свой долг. Исполняли как должно. И немного везения.

Алексеев покачал головой и приказал:

— Рассказывайте! Я хочу знать все!

Пришлось кратко пересказать хронику боевых действий. И казнях японцев не умолчал — так как кто-нибудь из бойцов, которых уже обязательно допросили, мог проболтаться. Но то, что знал о мирном договоре, все-таки скрыл, а точнее, технично обошел в своем рассказе. О доказательствах зверств японцев тоже пока не стал говорить. Мало ли что, они могут оказаться последним моим козырем.

Адмирал вел себя как мальчишка, которому пересказывают приключенческий роман. А если точнее, радовался каждому моему слову.

— Ух… уважили, Александр Христианович… — после того, как я завершил рассказ, Алексеев смахнул слезинку со щеки, резко встал и крепко обнял меня. — Думал все уже, окончательно посрамлена честь русского оружия, ан нет. Водка есть? Давай примем, больно уж повод, подходящий…

Я выудил из груды подарков бутылку «Смирновской» и налил в чайные стаканы по половинке.

— Лей до краев! — заворчал адмирал. — Чай не половинкины сыны!

И алчно двигая кадыком, в один прием выхлебал все до последней капли. Шумно втянул мясистым носом воздух, крякнул и подсевшим голосом сурово сказал.

— Ну а теперь, поговорим о деле. Как вы уже, наверное, знаете, вас задержали по жалобе японцев. Там они много чего наплели: боевые действия после заключения мирного договора, негуманное отношение к пленным, нарушение кучи пунктов всяческих конвенций и прочее, и прочее. Первая нота была подана еще когда вы находились на Сахалине, но почему-то не в Санкт-Петербург, а сюда, во Владивосток, через британское консульство. Ее сразу передали в столицу, там ответили косоглазым, что на Сахалине русских войск нет и не может быть, а сюда прислали распоряжение, проверить факты, и ежели подтвердятся, наказать причастных по всей строгости. Но, сами понимаете, провести проверку, пока вы там, было невозможно, поэтому все затянулось. А тут, на тебе, оный разбойник со своими головорезами, сам заявился. И наши головотяпы немедленно взялись за дело.

Алексеев красноречиво глянул на бутылку водки и очеркнул ногтем треть стакана. А после того, как выпил, продолжил рассказывать.

— Особо разбираться не стали — приказано наказать — значит накажем. Быстренько провели следствие, но по его результатам поняли, что ничего официально вам вменить нельзя — дело в суде с треском лопнет. К тому же, никто не ожидал, что за вас вступится народ. Но приказ наказать надо было как-то выполнять — поэтому и решили вас умертвить, замаскировав все под самоубийство. Чтобы отписаться, что наказать нельзя, ибо оный супостат сам на себя руки наложил под грузом вины.

Но тут одновременно произошло еще несколько событий.

Ваш француз поднял на уши своих, которые, в свою очередь, дошли до самого государя. А японцы послали вторую ноту, уже прямо в Петербург, где упомянули, что вы к своим прочим злодействам, вдобавок умыкнули миноносец, потопили крейсер по пути и пароход, вместе с пехотным батальоном.

В Петербурге взялись за голову и срочно поручили мне лично разобраться, по существу. Но, увы, телеграмма пришла слишком поздно. То есть, тогда, когда уже было принято решение устроить вам «самоубийство».

На ваше счастье, капитан Свиньин нашел меня раньше, и я успел вмешаться еще до того, как мне было поручено официально взять дело в свои руки.

— Благодарю, ваше превосходительство.

— Пустое, Александр Христианович, — Алексеев отмахнулся. — А теперь перейдем к самому главному. Я уже обо всем доложил государю и даже успел получить ответ.

Я невольно напрягся и приготовился к очередной пакости на свою голову.