Искусство войны - Оловянная Ирина - Страница 34
- Предыдущая
- 34/90
- Следующая
– Ясно. Вы – настоящие тигры. Значит, так, оставь там Гвидо за себя. Он цел?
– Цел. Стрелок, – похвалил Роберто нашего начальника штаба.
– Ага. Пусть он строит лагерь на ночь, сейчас темно будет, ну и охрану, колокольчики и ленту. Лео пусть идет обратно в лагерь-приманку, если там еще не разобрались. Мне некогда выяснять. Он остается за меня. И пусть снимет всех разведчиков: ночью всё равно ни черта не видно. А ты – бегом ко мне, встречаемся в 21:00 в квадрате 5–3, у родника. И фонарик не забудь.
– Понял. Лео, вообще-то, уже ушел.
– Ясно. Отлично. Тогда я с ним сам свяжусь.
Я отослал Ренато в лагерь и отправился к точке рандеву. В 20:27 Феб спрятался за горизонт, а через минуту я был на месте. Мне придется подождать Роберто. Ладно, дел у меня завались!
– Лео, это Энрик.
– Минус два.
– Девятнадцать. Шутник… Ты где?
– Я в центре, но Джорджо не нападал, на этот раз ты ошибся.
– Ясно. Он оказался самым умным.
– Ммм, у него потери не меньше, а воевали мы больше. Так что самый умный сегодня – ты.
– Откуда ты знаешь? Ладно, не важно. Мы с Роберто идем выручать Марко, он в плену. Ты за меня.
– Ага, понятно.
– Веди ребят в лагерь. Сними разведчиков. Завтра восход в 4:29. Соответственно, встать придется пораньше. Убедись, что Гвидо правильно организовал охрану…
– Слушай, может, ты сам там покомандуешь, а я пойду и вытащу этого парня!
– Прости, – покаянно ответил я. – Ты и сам всё знаешь, – я хмыкнул. – Вот влезешь в мою шкуру – поймешь, каково это: думать обо всём сразу.
– Ладно, – проворчал Лео. Мои извинения были приняты.
Глава 18
Я сел у тихо журчащего родника, хлебнул воды, наполнил свою фляжку. Десять минут я могу отдохнуть и подумать. Дар Контакта – это тоже экстремальный разум. Я почувствую, когда Роберто приблизится ко мне, и смогу отличить его от вражеского солдата.
Как прошел день? Мобильная оборона оказалась очень и очень эффективной, как в учебнике. Сегодня больше всех воевал и больше всех потерял Скандиано: встречный бой, потом в него пострелял Лео, еще один встречный бой. А вот мой крупный успех у его лагеря совершенно необъясним. Какого ястреба он там вообще кого-то оставил? А если оставил, то почему не организовал настоящее наблюдение и оборону?
Эрнесто: встречный бой и наступательный на мои заранее подготовленные позиции. Не слишком умно.
Джорджо: кой черт он разжигал этот свой дымный костер? Слишком очевидная приманка, никто не клюнет. Но всё остальное правильно. Догадался, что Валентино пойдет убивать меня, и напал на его лагерь в это время. Опоздал чуть-чуть. Узнать бы, какие у него там потери…
Потери противника надо учитывать, вот вернусь… И если Гвидо сам не догадался, сниму с него стружку.
Роберто где-то рядом. Я засвистел «Дивную ночь», и через пару минут он меня нашел.
– Полное отсутствие музыкального слуха – страшное оружие, – заметил он весело, – я с трудом заставил себя идти на твой свист.
– «Кто такой слонопотам, идет ли он на свист, и если идет, то зачем?» – в тон ему ответил я. – Никакого почтения к командиру, – я стал серьезным, – Марко попал в плен к Скандиано. Мы с тобой идем его вытаскивать.
– Да.
Мы двинулись в сторону территории Валентино.
– Э-э-э, мы обыщем всю их зону ночью?
– Я знаю, где их лагерь.
– Вот именно, они могли сменить место.
– Вряд ли. Поздно, в темноте. Они могут это сделать завтра с утра, и то не факт. И кроме того, у Скандиано в лагере засада на нас.
Роберто резко остановился:
– Черт! Ну ты даешь! Суешь голову в пасть дракона.
– Ты – настоящий мастер кемпо, – сделал я комплимент моему товарищу, – а у них Джакомо уже «убит». Думаешь, они там с фонарями сидят? Пошли, – я хлопнул его по плечу.
– Ха. Ну и, наверное, они уже нас не ждут, – логично заметил Роберто, поглядев на часы и двигаясь вперед.
– Очень может быть. Сейчас – строго на восток, до ручья, а потом чуть-чуть на север.
– Ммм, можно уклониться к югу, перейти ручей и напасть на них с той стороны. Меньше шансов зацепиться за колокольчики.
– Ага, давай. И с этого момента разговариваем только через комм.
Два с половиной километра мы шли почти сорок минут: темно. Наконец мы услышали, как журчит вода и чуть в стороне разговаривают люди. Скандиано, как и я, решил, что ночью лучше не воевать, но часовые-то у него стоят, это точно.
Через мелкий ручей мы с Роберто переползли на пузе: черный силуэт на фоне покрытого не слишком темными и отнюдь не сплошными тучками неба – прекрасная мишень.
Устроились в кустах на другом берегу от лагеря. Прямо напротив нас стоит часовой, снять его не проблема.
– Черт! – услышал я в наушнике. – А если он крикнет?
– Угу, – согласился я, – поэтому осторожно ползем дальше на север.
Из всей нашей команды мы с Роберто хуже всех ползаем. Только плеск воды в ручье и шум еще не угомонившегося лагеря спасли нас от обнаружения.
Протащившись по кустам не меньше ста метров, я прислушался к своему шестому чувству: часовой стоял у самого берега и не слышал ничего, кроме журчания, и еще, он страшно хотел спать, был на кого-то обижен и очень зол. Порученное дело волновало его в последнюю очередь. Отлично.
Так же осторожно мы вновь пересекли ручей и пробрались в лагерь через большой промежуток между двум караульными.
Я лег на землю, почти прижавшись к стенке палатки. Роберто устроился рядом с другой палаткой. Я чувствовал его, но не видел, хотя точно знал, где он находится. И как мы будем искать нашего парня?
– Да заткнетесь вы наконец! – вдруг заорал Скандиано.
Лагерь попритих. Мысль, что командира надо слушаться, всем близка с детства. Но если он ведет себя так глупо… Технические идеи – это еще не всё, и даже не главное на войне. Помнится, были случаи, когда танкисты вылезали из совершенно исправных танков и пытались удрать на своих двоих.[10] «Дух и тело находятся в пропорции три к одному», – это, кажется, Наполеон сказал.
Через несколько минут солдаты «Дракона» опять загомонили. «Анархия – мать порядка». Вечно пьяная. Ее надо лишить родительских прав.
Валентино пробежал мимо меня, сунулся в палатку, у которой я лежал, и что-то зло зашипел. Кто-то вздохнул, вылез наружу и, кряхтя, начал отжиматься. Пока еще слушаются. Если хорошенько пригрозить. Скандиано так же навел порядок еще в двух палатках, и в лагере, наконец, установилась тишина.
Подождав почти полчаса, я внутренним зрением просканировал окрестности: трое часовых. Ночью я бы поставил шесть. Ммм, у них огромные потери, на большее нет сил. И все они смотрят наружу, а парень у ручья сейчас просто заснет. Хорошо. Кто еще не спит? Два человека. Один очень зол, а другой почему-то радуется. И где они? Из-под полога одной из палаток пробивался луч света.
– Роберто, ты еще не спишь?
– Не-е. Там свет, видишь?
– Вижу, давай туда.
– Ну, – услышали мы чей-то голос, полный злорадства. – Больше ты ничего не вспомнил?
Мы подобрались к палатке, и я заглянул сквозь щелку: прямо напротив меня, жмурясь от яркого света направленного прямо ему в лицо фонаря, сидел связанный по рукам и ногам Марко. У него сильно слезились глаза, но отвечать по существу на неконкретные вопросы он не собирался. «Пленных нельзя бить и морить голодом». А что делается внутри палаток, Ловере видеть не может!
Роберто тоже заглянул в щелку. Я схватил его за плечо, чтобы он не рванулся внутрь.
Обладатель противного голоса сидел спиной к нам и держал в руках фонарь.
– Откроешь полог, я его вырублю. А ты заткнешь пасть и свяжешь, – велел я Роберто.
– Ага.
– Давай!
Я бросился вперед и ладонью закрыл рот этому скоту. Указательным пальцем другой руки я ткнул его под ребро, чем выключил на пару минут. Фонарь упал на пол, и Марко осторожно приоткрыл глаза.
10
Во время Второй Арабо-Израильской войны (1956 г.) такие случаи были правилом для египетской армии.
- Предыдущая
- 34/90
- Следующая