Леди Некромант (СИ) - Булгакова Ольга Анатольевна - Страница 61

Он с содроганием думал о том, что десять лет назад должен был жениться на одной из племянниц ядовитой леди поверенной. Против самой девушки он ничего не имел, хоть и тогда понимал, что нетитулованная аристократка очень старается ему нравиться, ведь брак с ним, со средним из братьев Фонсо, был ей и ее семье выгоден. Политически и финансово.

А потом Эстас стал старшим из сыновей Фонсо, и отец посчитал сговор неудачным для наследника рода. Семейство Льессир думало иначе. Отец заверял, что все с ними уладил и даже заплатил отступные, хотя и не должен был.

Судя по тому, как десять лет спустя злобствовала и издевалась леди Льессир, она оказалась более обидчивой и злопамятной, чем отец полагал. Недосказанности, извращение фактов, умело расставленные акценты…

Из-за траура по первенцу и разлада с влиятельным семейством отец не сосватал Эстасу ни невесту старшего брата, ни другую девушку. Эстас, целиком посвятив себя воинской службе, тогда не переживал о женитьбе, предоставив выбор невесты отцу. Потом был ужасный год. Похороны отца, младшего брата, Хомлен, трибунал, лишение титула и земли… Порой Эстас думал, что малодушно наложил бы на себя руки, если бы не Тэйка.

Его жизнь устоялась, замкнулась, стала чередой одинаковых дней тюремного заключения. Вспоминая улыбку виконтессы и ощущение праздника, которое она неожиданно вернула с помощью елки и украшений, Эстас задумался о словах годи. Отец Беольд пытался убедить командира, что хорошие приметы Триединая просто так не посылает. А уж если их было три, то не прислушаться может только закостенелый язычник!

В полудреме представляя себе леди Россэр, лепящую снеговика, Эстас улыбнулся воспоминанию и решил, что имеет полное право ухаживать за собственной женой уже сейчас, а не через три месяца.

Даже сидя в карете, Тэйка держала отца за руку. Тот, казалось, считал такую потребность дочери совершенно естественной и привычной. Хорошо, он не видел, что девочка старается на меня не смотреть, иначе вряд ли смог бы сохранять столь благостное настроение. А это было бы обидно. Впервые за время брака командир так много улыбался, и настороженность Джози, для которой он по-прежнему оставался «этим Фонсо», его не смущала.

Дата поездки в Хомлен оказалась выбрана не случайно — при ратуше раз в неделю для детей проводили уроки каганатского языка и письма. В полдень, после утренней службы, отец Беольд учил юных прихожан Слову Триединой. Потом их кормили обедом и приглядывали до вечера. Супруг честно пытался разговорить дочь, чтобы она рассказала немного о своих подругах, с которыми играла после занятий. Но девочка была немногословна и привычно замкнута.

Джози уже пару раз объясняла мне это застенчивостью ребенка, но я знала, что дело не в этом. Обыкновенные стеснительные дети не возводят вокруг себя и отца магическую защиту.

Прощаясь на пороге ратуши, командир обещал, что вернется за Тэйкой в три, как обычно. Девочка и тут капризничала, просила забрать ее пораньше.

— Я вернусь в три, как всегда, — строго подчеркнул он. — А потом мы пойдем в цирк. Видишь, шатры разбили? — Фонсо махнул в сторону рыночной площади.

Никакого восторга, ожидаемого от ребенка в этом возрасте, Тэйка не выказала. Хмуро глянула на меня, буркнула «хорошо» и зашла в ратушу. Сомнений в том, что ей не хотелось оставлять отца надолго в моем обществе, у меня не возникло ни на мгновение.

Вспоминая злых мачех из сказок, мысленно добавляя к этому образу сияющие зеленью глаза, шевелящиеся волосы, страсть к черепам и черной одежде, я отлично понимала, что стала воплощением наихудшего из всех возможных кошмаров о мачехе. В сказках такие дамы неизменно чарами влюбляли в себя мужей, заставляли позабыть о родных детях, а то и выгнать их из дома или даже убить.

Тэйку было жаль, но я осознавала, что самое правильное поведение — дать ребенку привыкнуть ко мне. Убеждения, уговоры, попытки понравиться, равно, как и подарки, дали бы только противоположный желаемому результат. Хорошо, что я изначально не собиралась становиться девочке матерью или соперничать с ней за внимание командира.

По городу мы ходили втроем: Фонсо, Джози и я. Капрал Ирел, отвезший нас в Хомлен, оставил карету и лошадей в ратуше и, пожелав нам хорошо погулять, ушел по своим делам. Командир с охотой показывал дома в центре, провел в обход рыночной площади на узкие улочки, кажущиеся совсем темными из-за того, что дома едва не соприкасались вторыми этажами. Массивные колонны, поддерживающие строения, дополнительно сужали улицы так, что идти вдвоем рядом было невозможно.

— Земельный налог рассчитывается по площади первого этажа, — пояснил Фонсо. — А дом в центре города хочется иметь большой и богатый.

— Можно через окна друг к другу в гости ходить, — подметила пораженная Джози.

— Есть байка о воре, который, скрываясь от стражи, кругом по всему центру пробежал, так и не выйдя ни разу на улицу, — усмехнулся командир и, добросовестно показывая городские достопримечательности, привлек внимание к красиво раскрашенному фасаду.

Он говорил о Хомлене, о старых домах, а я радовалась тому, что заранее попросила Джози не упоминать события восьмилетней давности вообще. Подруга держала слово, и прогулку по не пострадавшей части Хомлена ничто не омрачало.

В тот же день я заново познакомилась с обращением, которое не слышала со времен пансиона и считала совершенно неприменимым к Эстасу Фонсо — предателю, которого рисовала мне леди Льессир. Но вот Эстасу Фонсо — человеку чести, которого я видела перед собой, именование «хевдинг» очень шло. Почетный титул уважаемого военачальника сочетался с образом молодого командира, хорошо управляющего Рысьей лапой, и делал даже предположения об измене нелепыми. Никто ни из-под палки, ни по доброй воле не называл бы предателя так!

Скорняк порадовал черными мехами, которые были здесь гораздо дешевле, чем в столице. Нашлась даже шуба из каракуля, которая села на меня, будто влитая. Пока мастер-торговец обхаживал Джози, выбранная мной шуба висела на вешалке у прилавка. Я с удовольствием гладила кудряшки, наблюдая за беседой и вдыхая особый воздух мастерской, в котором смешались запахи кожи, замши и средств для ухода за изделиями.

— Вам очень идет, — похвалил супруг.

Что я слышу? Неужели комплимент? Да еще искренний и от собственного мужа?

— Спасибо, — глядя на улыбающегося командира, в который раз подумала, что таким он кажется мне родным и близким. Будто мы когда-то были хорошо знакомы.

Муж протянул мне коричневые кожаные перчатки с темным мехом на краге:

— Примерьте, пожалуйста. Насколько я успел заметить, ваши на шерстяной подкладке. Для здешней зимы это не годится. Если эти подойдут, закажем такие же черные.

Непривычно толстые перчатки мягко обхватили пальцы.

— Кроме теплого меха я ничего не чувствую, — честно призналась я.

— Вы позволите? — супруг в наилучших дворянских традициях протянул открытую ладонь, не дотрагиваясь до меня без разрешения.

Вверив руку знатоку, с любопытством наблюдала за мужчиной, осторожно ощупывающим мою кисть.

Хевдинг Эстас Фонсо, пришедший в себя после свалившегося на него приказа о женитьбе, смирившийся с тем, что навязанная супруга некромант, мне определенно нравился. Он был привлекательней, чем казалось поначалу. Я даже назвала бы его красивым. Теперь, когда он оказался ближе, я лучше чувствовала аромат его духов, солнечный и чуть прохладный. Какие-то местные травы и немного мяты, прелестный аромат. В меру строгий, в меру теплый.

— Здесь два пальца чуть коротковаты, а по объему перчатка хороша, — спокойно вынес вердикт супруг. — Мех внутри обляжется по руке, не переживайте.

Хорошо, что Фонсо не заметил, с каким удовольствием я принюхивалась к его духам. Наверняка придумал бы какое-нибудь колдовское объяснение и со всей свойственной ему мнительностью истолковал бы мой интерес превратно. Хотя в последние дни и с этим стало легче. Видимо, на его восприятие действительности сводничество Мариэтты Второй повлияло сильней, чем на мое.