Свежак (СИ) - Шмаев Валерий - Страница 4

Грысей Платон любил с детства, поэтому очень быстро нашёл общий язык со своими помощниками, а вот пару грысей деда пришлось уложить в один гроб с их хозяином. Образно, конечно же. Ни с кем другим они работать более не могли и в случае гибели егеря становились неуправляемыми и подлежали немедленному уничтожению. Так сказать — во избежание. Бывали, знаете ли, кровавые прецеденты.

Егерям полагалась пара таких помощников. Самка Шуша (сорок семь килограммов боевого веса, а в данном случае те же самые сорок семь килограммов плюшевой нежности) сейчас тёрлась о колено Платона и мурчала как маленький моторчик. Ейный муж — Тигр, как и все нормальные мужики где-то шлялся. Видимо опять ловил рыбу.

Как эта наглая усатая морда (пятьдесят четыре, впрочем, уже пятьдесят шесть килограммов хитрости, наглости и верности) умудряется таскать из садков стерлядь, Платон особенно не вникал — для первого помощника и одного из самых лучших друзей ничего не было жалко. Лишь бы калорийное мясо юной стерляди шло на пользу этому пятнистому, волосатому чудовищу.

Посидев с десяток минут, Платон встал и направился в дом. Завтра вставать задолго до расцвета — надо выспаться. Шуша неслышно скользнула следом — она предпочитала спать в тепле, а вот Тигр будет всю ночь нарезать круги вокруг дома. Лучшей охранной системы Платон не знал — грыси со своими проводниками служат в различных армейских подразделениях и в дивизиях пластунов встречаются достаточно часто.

Впрочем, нападения Платон не опасался. Мелкое животное грыси съедят, о крупном предупредят, а вооружённого человека, тайком подбирающегося к охраняемому ими объекту, просто напросто убьют. Женщины, дети, домашние животные и невооружённые мужчины у грысей были навечно занесены в графу: «крупные животные».

Правила посещения охраняемых имперских территорий были крайне жесто?ки и выполнялись неукоснительно и согласно букве закона. Посещение имперских природоохранных заповедных комплексов без специально выдаваемого пропуска и сопровождения дежурного егеря было категорически запрещено, и все граждане Империи с самого своего рождения это прекрасно знали.

Любого человека, пойманного на охраняемых территориях с оружием или запрещёнными орудиями лова или охоты, егеря расстреливали на месте без суда и следствия и грыси им в этом активно помогали. Происходило это с обязательной видеофиксацией нарушений, орудий преступления и, собственно, самого процесса уничтожения преступника.

Личные видеофиксаторы были обязательным атрибутом каждого работника, а служебные квадрокоптеры «Око», оборудованные по последнему слову техники, неизменными и беспристрастными помощниками. Это чёрным по белому написано в уставе имперской егерской службы. Ну, а у грысей подобные действия намертво прописаны на генетическом уровне, и они всегда поступают согласно заложенной в них программе.

Спал Платон плохо, несмотря на принятые стимуляторы. Где-то вдалеке грохотал гром, мелькали отдалённые всполохи и снилось отставному гранд-прапорщику, что его разведывательно-диверсионную группу опять накрыли из установок залпового огня боеприпасами с модифицированной химической гадостью.

Платон даже проснулся на несколько мгновений, а потом опять провалился в спасительное для него беспамятство. Ненадолго. За двадцать минут до побудки Платон услышал невнятный зов и, ещё окончательно не проснувшись, понял, что обе грыси плотно прижались к нему, забравшись между его накачанным телом и стеной дома.

Грыси что-то боятся? Да быть такого не может — они не знают чувства страха. Открыв глаза, Платон почувствовал чужой кислотный запах. Воняющая химическая дрянь наполняла комнату и, казалось, висела в ней прозрачным маревом. Впрочем, это было, наверное, придуманное — в комнате было темно. Платон щёлкнул выключателем прикроватного светильника, но свет не загорелся, что было достаточно странно.

Автономные аккумуляторы были заряжены под завязку — сам вчера заряжал. Пришлось на ощупь идти к печке за спичками и зажигать свечу, стоявшую на столе. Такие свечи были разложены по всему дому, а на складах убежища их было несколько тысяч штук. Так сказать, на всякий случай.

Едва комнату озарило дрожащее пламя, Платон огляделся. Туман и кислый запах ему не почудились. Белесые нити, истончаясь прямо на глазах, ещё висели в углах комнаты, а запах потихонечку пропадал.

И, чёрт возьми! В единственное окошко сквозь неплотно задёрнутую занавеску пробивался тусклый свет раннего утра. Какой на хрен свет? В четыре утра в сентябре месяце. Вот это номер!

Платон стремительно, насколько ему позволяло его сегодняшнее состояние, оделся и подпоясался. На левое бедро привычно легла открытая кобура с трофейным «Глоком» под девятимиллиметровый отечественный патрон. Несколько шагов до двери Платон преодолел не хромая — поутру ходить было значительно легче. Отодвинуть засов и распахнуть дверь ещё пара мгновений и.…

Ёрш твою мать через семь пар потных портянок оглоблей в дышло! Фраза, которую выдал отставной гранд-прапорщик следом за привычным дедовским выражением, заставила бы покраснеть всех обитателей любого женского монастыря, включая кошек, собак и ёжиков. Да и в мужской святой обители многие были бы очень сильно удивлены. Особенно кошки и ёжики.

На улице был не сентябрь, а раннее утро безоблачного лета — старинный ртутный градусник, прикреплённый к перилам крыльца, показывал четырнадцать градусов тепла. И это немыслимое безобразие вместо ранних заморозков — на этой широте сентябрьские заморозки не редкость.

Остальная обстановка была привычна. Небольшая поляна никуда не делась, лишь трава на ней обзавелась мелкими капельками росы, рыба плескалась в недалёком отсюда озере, мелкие пичуги перекликались в прибрежных кустах. Чуть постояв и не решившись спуститься с крыльца, Платон вернулся в комнату и принялся готовить завтрак — подобные новости следовало тщательно пережевать. Ничего путного в голову не приходило, а удивляться отставной гранд-прапорщик разучился давно и, как ему казалось, навечно.

Уже заканчивая трапезничать, Платон услышал частый треск выстрелов. Перестрелка возникла внезапно и не только не прекращалась, но наоборот набирала обороты.

Стреляли много и со вкусом. Крупнокалиберные пулемёты заглушали частый перестук штурмовых винтовок. Взрывы гранатомётов перечёркивали скороговорку «крупняков». Звуки пусковых установок похожи на немецкий «Вильгельм Густлофф» (в просторечье «Виля») и одноразовые гранатомёты «Шершень». Изредка, в общей канонаде, выделялись резкие выстрелы крупнокалиберных снайперских винтовок.

Очень похоже, что кто-то на кого-то устроил грамотную засаду, но размеров ответного огня не рассчитал. Словом, засадить засадил, но теперь, очень похоже, что засаживали засадившему. То есть произошло этакое обоюдно-извращённое совокупление — достаточно частая штука в современной войне.

Судя по всему, сшибка произошла километрах в двух от заимки. У Золотой пади что ли? Вот уроды недоношенные! Такое красивое место испахабили. Оставалось проверить предположение.

Собирался Платон недолго. Накинул пластинчатый бронежилет-кольчугу и забитую боеприпасами ременно-плечевую систему. Штатное оружие бойца корпуса пластунов — штурмовой автоматический карабин калибра двенадцать и семь егерь прихватил из оружейной стойки мимоходом. Дедовский безгильзовый десятизарядный карамультук с различными типами боеприпасов и спаскомплект всегда закреплены в экраноплане. (Никогда ведь не знаешь, где найдёшь, где потеряешь, а дед был мужиком на своём веку много повидавшим и оттого предусмотрительным).

Затем Платон тяжело спустился с крыльца, забрался в личный разведывательный летательный аппарат и угнездился в удобном сиденье. Приложив к панели доступа у правого подлокотника раскрытую ладонь, имперский егерь на мгновение задержал её. Спустя ещё пару мгновений загорелись индикаторы на приборном экране и тут же мягко взрыкнул двигатель экраноплана.

Егерь покупал эту машину на собственные средства и добавил к стандартной комплектации некоторые дополнительные функции. В том числе и лёгкое бронирование. По крайней мере, пулю калибра четырнадцать и пять на сто четырнадцать эта броня держит.