Альбинос - Левицкий Андрей - Страница 2

Одной рукой коротышка держался за край двери, другой сжимал бутылку с длинным горлышком. Задрав голову, он сделал несколько глотков. Икнул.

– Ну и как оно, висеть на склоне горы Крым? – прокричал он, рассматривая меня необычно светлыми, прозрачными глазами. – Я тебе честно скажу, малый: выглядишь ты, как законченный идиот!

– А ты выглядишь, как кривоногий карлик на дирижабле! – хрипло выкрикнул я в ответ, и собственный голос показался мне чужим, незнакомым.

Осклабившись, карлик допил бутылку и швырнул в меня, но не добросил – кувыркаясь, посверкивая на солнце, она влетела в поток воды под валуном.

Сверху опять донесся голос, но из-за шума воды я не смог разобрать слов. Хозяин «Каботажника» кивнул кому-то и попятился в глубь гондолы.

Заработал двигатель, дирижабль медленно поплыл от склона, взлетая. Появившийся вновь коротышка швырнул мне веревочную лестницу, которую я ухватил за конец обеими руками. Лестница провисла, потом натянулась, и я оттолкнулся ногами от камня.

Когда я закачался под дирижаблем, стало видно, что к днищу автобуса-гондолы приварен большой решетчатый ящик с двигателем. От редуктора зубчатая передача тянулась к задней оси, по бокам которой чернели заляпанные грязью колеса, дальше через трансмиссию крутящий момент передавался на рокочущий позади автобуса винт с широкими лопастями.

Двигатель тарахтел, сотрясая решетчатый ящик, гудел редуктор. «Каботажник» поднимался вдоль обрыва. Я полез вверх. Пальцы сразу заныли, и только после этого я обратил внимание, что костяшки красные, распухшие, а некоторые ногти потемнели и расслоились. То ли я очень серьезно дрался с кем-то совсем недавно, то ли пальцы мне выкручивали и зажимали в тисках. Боль в затылке иногда почти стихала, но потом усиливалась, и тогда перед глазами плыли круги. А еще мне постоянно казалось, что окружающее покрыто рябью – будто мелкие темные волны набегали на рассудок, мешая мыслить связно.

Водопад пропал из виду, дирижабль начал разворачиваться. Интересно, каким способом меняется подъемная сила, как этот карлик заставляет свою машину то взлетать, то опускаться?

На берегу речки у обрыва столпились люди во главе с татуированной женщиной. Отвернувшись от них, я ухватился за сложенные гармошкой створки, и тогда в лицо мне уставился ствол большого револьвера. Хозяин дирижабля с натугой удерживал его одной рукой, стоя в шаге от проема возле толстой железной трубы, идущей от пола к потолку автобуса. Вторую руку, с ножом, он слегка отвел назад, будто раздумывая, что всадить в меня, пулю или клинок.

– Зачем спасать, чтобы сразу убить? – спросил я.

Несколько мгновений он рассматривал меня своими прозрачными глазами, затем попятился и сунул нож в петлю на перевязи. Все четыре ножа были разных размеров – самый маленький висел ближе к плечу, самый большой внизу – и вид имели самый зловещий. Кривые рукояти из рогов, клинки в мелких зазубринках…

– Ты кажешься тем, кто хорошо умеет обращаться с ножами, – сказал я, оглядывая его неказистую фигуру. – Лучше, чем со стволами. Не бойся, я тебя не трону, малыш.

– Любишь честных людей оскорблять? – осклабившись, коротышка подтянул шорты. – Малыш… Да судя по твоей гладкой роже, я раза в два тебя старше! Так вот, слушай: мне Мира заплатила, чтоб привез ее с отрядом сюда, а не вытаскивал всяких олухов из водопадов. Вдруг решишь меня вниз столкнуть и улететь на термоплане?

– Не решу. – Забравшись внутрь, я присел на корточки спиной к проему. – Ты мне понравился с первого взгляда. Что за Мира?

– А та красотка с наколкой на роже. Э, погодь, большак, а ты ее не знаешь, что ли? Как это так? Вы ведь с ней… Так, ладно, лестницу за собой втяни и на месте стой!

Кабина и задняя половина автобуса были отделены перегородками из фанеры, в среднем отсеке вдоль стен стояли лавки. В кабине сквозь проем двери виднелся штурвал, кресло и рычаги.

От вертикальной трубы, соединяющей пол с потолком, шло тепло. Я прикинул, что решетчатый ящик с движком и редуктором находится как раз под ней. У трубы стояли четыре железных короба, соединенные гофрированными шлангами… ну да, баки с топливом.

Я начал втаскивать веревочную лестницу, конец которой крепился к двум крюкам в полу. Карлик нырнул в кабину и по короткой приставной лесенке забрался в кресло. Схватившись за штурвал, локтем передвинул рычаг. При этом он то и дело косился на меня, не опуская револьвер.

Сквозь дырявый потолок, в котором виднелась нижняя часть емкости, донеслось шипение. Гондола слегка качнулась, и за окном все поползло вверх.

Он что, каким-то образом выпускает газ из емкости, а если надо взлететь – при помощи тепла от двигателя нагревает тот, что остался? Долго так не полетаешь, газ надо закачивать новый.

– Что, завидно? – спросил карлик, выглядывая из кабины с револьвером на изготовку. – Таких машин по всей Пустоши только две. Лестницу вытащил? Дверь закрой тогда. И стой возле нее, я в тебя целюсь!

Пустошь. Слово пробудило смутное воспоминания – дикие земли с развалинами брошенных городов, редкие поселки, бродяги, фермеры и бандиты… Так называется вся эта местность вокруг. Мы в Пустоши? Но карлик упомянул какой-то Крым. Что такое Крым? Гора… ну да, точно, он сказал: гора Крым. Кажется, я именно отсюда, с Крыма, но…

Темная волна накрыла меня – окружающее смазалось, потом исчезло, уступив место тускло освещенной комнате, посреди которой, склонив голову к плечу, стоял сгорбленный человек со спицей и тонким крюком в руках. Он что-то говорил, хотя дребезжащий, надтреснутый голос его мало напоминал человеческий. На шее человека было какое-то утолщение, уродливый угловатый нарост. Дверь в комнату начала приоткрываться, кто-то входил внутрь… Накатил ужас, я закричал, выгнулся, пристегнутый ремнями, задергал руками и ногами, видя крюк, придвинувшийся к моему лицу, слыша потрескивание прибора возле койки, ощутил холодный металл на затылке и на шее сзади.

…И снова вокруг была гондола термоплана, но только теперь я видел ее с другой точки, стены накренились и будто бы стали длиннее. Ага, это потому что я лежу навзничь, как тогда, в лодке, и смотрю вверх. Из проема дует, за ним кроны деревьев. Мы опускаемся? Нет, уже нет, кроны не двигаются. Слышен шум реки и голоса, они все громче, женский что-то приказывает.

– Большак, ты чё, так перетрухнул на том водопаде? – Надо мной возникло морщинистое личико. – В обморок падаешь да орешь, как баба напуганная.

Вскинув руку, я схватил карлика за тонкую шею, потянул на себя. В грудь уперся ствол револьвера, но я отбил его и вышиб оружие из пухлых пальчиков. Сдавив запястье коротышки, чтоб не достал нож, спросил хрипло:

– Ты кто?

– Тот, кто тебе только что жизнь спас!

– Как звать?

– Чак я, Чак! Доставщик, грузы всякие вожу!

– А меня как звать?

– Чё?! – изумился он. – Совсем мозги в кашу, большак? Я откель знаю, если ты сам не знаешь?

Оттолкнув его, я сел – поясницу тут же прострелила боль и заныли ягодицы. Да что же это такое! Хоть одно целое место на моем теле осталось? Что со мной было, перед тем как я попал в ту лодку?!

Гондола «Каботажника» висела над верхушками деревьев, в проеме двери я видел канат, который тянулся от дирижабля к ближайшей кроне. Голоса снаружи становились все громче.

– Меня дубинкой по башке приласкали, – пояснил я, с трудом вставая. – Или еще что-то случилось. Не помню ничего. Ни имени, ни…

В затылке заломило, я сжал голову руками. Темная волна захлестнула меня, и опять во мраке проступила картина, но теперь другая: длинный бетонный коридор, озаренный тусклым бледно-желтым светом, мерцающим, страшным… По коридору идут двое, один – тот самый со склоненной к плечу головой и уродливым наростом на шее, а второго я не вижу, лишь темный силуэт. Они толкают перед собой нечто, на чем лежу я – по-прежнему пристегнутый ремнями, способный лишь приподнять голову, чтобы окинуть взглядом своих мучителей. Эти двое – люди или мутанты? Тот, который с кривой шеей и наростом, похож на человека, а второго я не могу разглядеть толком…