Второй шанс (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 2

Да ну нет, какая на фиг реальность, наверное, сон, подумал я в надежде как-то объяснить сей феномен. Не мог же я, в самом деле, угодить в прошлое, как герои моих книг! Одно дело – безграничная фантазия писателя, и совсем другое – происходящее наяву, ведь всё в этом мире подчиняется законам физики, а физическое тело не может перемещаться во времени. Или… Я вскочил и кинулся к трюмо. Блин, физическое не может, а вот душа, или что там внутри нас, оказывается, может, так как из зеркала на меня смотрел я, только моложе лет на сорок. Я даже ущипнул себя за руку и ойкнул от боли.

– Макс, что с тобой? Ты не заболел?

Мама тревожно поглядела на меня, потом подошла и приложилась губами к моему лбу.

– Вроде температуры нет.

А я смотрел на неё, и чувствовал, как у меня в носу начинает щипать, а взгляд становится размытым от выступивших слёз. Мамы не стало в 90-м, работа со свинцом привела к онкологии, которую обнаружили уже на 4-й стадии. Я помнил последние месяцы её жизни, как она мучилась от болей в желудке, а я бегал с рецептами, доставая всеми правдами и неправдами проклятый наркотик. Как раз в это время и у бабушки случился инсульт, после которого она прожила ещё год, и мне пришлось оформить её в Дом престарелых. А маленькая жилплощадь бабушки, где одному было не повернуться, осталась государству. Позже один нотариус мне объяснил, что можно было провернуть вариант с временной пропиской, но я по молодости и легкомыслию до такого не додумался.

Да и бог с ней, с этой норкой на 5 этаже «хрущёвки». Жить мне было где, а на пропитание я себе всегда мог заработать.

– Максим, да что с тобой такое?!

– Нет, ничего, мама, всё нормально, – сказал я, хлюпнув носом. – Просто… Просто тебе нужно поменять работу.

– Поменять работу?! Да что ты такое говоришь, Макс?! А жить мы на что будем? Мне и так иногда приходится в две смены работать, чтобы…

Мама прикусила нижнюю губу, и в этот момент показалась мне такой красивой, что меня едва снова не пробило на слёзы.

– А очередь на квартиру? Ты об этом подумал? – выдала она решающий аргумент. – Я уже нажилась в коммуналках, хочется отдельную жилплощадь со всеми удобствами.

– Мама, ты понимаешь, что пары свинца разъедают твой организм изнутри? Ты сама рассказывал, что у вас наборщику почти весь желудок вырезали, ты тоже хочешь подобной участи?

– Тьфу на тебя! – в сердцах махнула она рукой. – Накаркаешь ещё… Если здоровый, то давай-ка бери таз и пойдём вешать бельё. Я там твой костюм и белую рубашку постирала, завтра утром выглажу, пойдёшь в своё училище нарядный. Только трико надень, не в трусах же и майке на улице красоваться собираешься.

Так, в училище… Значит, я уже учусь в железнодорожной «рогачке». Как гуманитарий угодил в технические заведение низшего класса? Просто в нашу школу заявился представитель ТУ-9, рассказал, как почётно работать помощником машиниста электровоза с перспективой стать машинистом, какая у них хорошая зарплата, и я, не собиравшийся переходить в 9-й класс, купился на этот призыв. А почему не собирался переходить? Потому что учиться мне было лень, и вообще моя пассивная жизненная позиция не вызывала бурного одобрения у педагогического коллектива школы. Я не был хулиганом, меня просто считали никаким, смотрели, как на пустое место. Ну да, я был тихим, скромным, любившим проводить время наедине с книгами молодым человеком. И будь моя воля, вообще больше никуда не поступал бы, а сразу стал писателем. А то и музыкантом, так как в прошлой жизни годам к 30 даже собрал свою банду под названием «Лора Палмер», в честь покойной героини только что вышедшего сериала «Твин пикс». Хотя гитару я начал осваивать довольно поздно, в 24 года, это сейчас я сумею сыграть, а в той жизни к 15 годам я может и держал-то инструмент в руках один раз, пытаясь наиграть на одной струне «В траве сидел кузнечик».

Хотя, конечно, мне, гуманитарию, все эти технические моменты были поперёк горла. Это я понял уже на практике после 3-го курса. Успел покататься несколько месяцев, прежде чем забрили в РВСН. И понял к тому же, что вскакивать среди ночи, дабы на дежурном «рафике» мчаться в депо – мне совсем не по нраву. Ночью я любил спать, а дела делать с утра до вечера. Такая вот, для кого-то, наверное, глупая привычка. А то в этих поездках с товарняками до Кузнецка и обратно приходилось пропадать сутками, а то и больше. Однажды, правда, меня вызвали на пассажирский, проехался я на нём до Октябрьска Куйбышевской области, обратно мы с машинистом ехали уже пассажирами в прицепном локомотиве. Да, на пассажирском ездить – совсем другое дело. Летишь под зелёный, а не тормозишь у каждого светофора, и в локомотиве всё чистенько, никакое масло из компрессора не подтекает, не приходится с тряпкой собирать его по полу.

Интересно, на каком курсе из трёх я учусь? Мой взгляд упал на стену, где, словно по заказу, висел отрывной календарь. 31 августа 1977 года, среда. Когда я ложился спать, было тоже 30 августа, вот только 2020 года. Та-а-к, получается, мне 15 лет и завтра мой первый день в ТУ-9, которое в 80-е будет переименовано в СПТУ-23.

– Макс, что опять с тобой? Я долго тебя буду ждать? Быстро одевайся!

– Всё-всё, мам, уже одеваюсь.

Трико – это висевшие на спинке стула синие спортивные брюки с парой белых лампасов по бокам, а также «олимпийка» с эмблемой будущих Олимпийских Игр в Москве – стилизованным изображением силуэта МГУ или Спасской башни в виде беговых дорожек над пятью кольцами и звёздочкой наверху[1]. Купили мне «олимпийку», если память не изменяет, весной этого года, а как раз в 80-м она была подарена племяннику Витьке, переростку-акселерату, которому в том олимпийском году исполнилось 13 – мне «олимпийка» уже была мала, хотя носилась бережно и на ней не было ни одной дырки.

Бельё уже было переложено из стоявшей на общей кухне стиральной машинки «Вятка» в большой эмалированный таз, который я легко подхватил – всё-таки год занятий в секции бокса даром не прошёл, хотя, думаю, килограмм пять мне ещё сбросить не помешало бы. Год назад с подачи одноклассника Олега Веселова я переступил порог клуба «Ринг», и с тех пор занимался под руководством Валерия Анатольевича Храбскова. Это был настоящий фанат бокса и, хотя за время своей спортивной юности он дорос только до КМС[2], это не помешало ему в зрелые годы стать достойным тренером. За минувший год я стал вторым на городском первенстве, выиграв два боя и проиграв в финале, что интересно, одноклубнику, Димке Мамину. Парня, по словам тренера, могло ждать большое будущее, вот только я знал, что Димка через год бросит секцию, а потом и вовсе его следы затеряются. Поговаривали, что видели его в пивной, опустился так, что и не узнать, ну так и сейчас, насколько я в курсе, Мамин в свои 15 любил и пивка дёрнуть, и сигаретку выкурить. Тренер об этом знал, и на каждой тренировке выговаривал своему подающему надежды ученику, но тому всё было трын-трава.

Ладно, у каждого свои недостатки, думал я, шествуя через двор. Наш 2-этажный двухвековой постройки дом на улице Карла Маркса, через дорогу от кинотеатра «Родина», был выстроен буквой «П», и состоял из трёх подъездов. Мой был левый, он же третий, мы жили на втором этаже в 19-й квартире, а напротив на первом – подружка детства Люська Кочеткова, которая жутко не любила, когда её называли именно Люськой. Была она на два года меня младше, нас частенько видели играющих вместе, и это давало повод в шутку называть меня с Люськой женихом и невестой. Правда, к 15 годам наши детские интересы закончились, и в 19 лет, помнится, соседка вышла замуж, родила сына, потом развелась… И кстати, с годами явно симпатичнее не стала, видел я её в возрасте за сорок.

– Надя, здравствуй! – послышалось из окна второго этажа средней части нашего дома.

– Привет, Лен!

Тётка, кричавшая из окна, на вид была ровесницей матери, они даже были в чём-то похожи, правда, мама была брюнеткой, а та блондинкой.