Консул Руси (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 5

Что Ярославу не нравилось в драккаре?

Его архаичность конструкции. Тесаные доски собирались внахлест и сшивались промеж себя, а потом их изнутри распирали вставными легкими элементами каркаса. Конструкция получалась легкая и в какой-то мере упругая, но очень хрупкая особенно когда требовалось строить что-то крупное и грузоподъемное. И чем выше были борта, чем больше грузоподъемность, тем толще становились тесаные доски, тем тяжелее и нелепее выходила конструкция. А главное — ее удельная прочность стремительно падала.

Иными словами, по своей сути конструктивная особенность драккаров, вышедшая их глубокой старины, была пригодна в оптимуме только для лодок, крупных ли, мелких ли — не важно. Главное, что лодок, а не кораблей. И то, что на севере Европы много столетий бытовали эти технологические приемы Ярослав ничем, кроме естественного консерватизма не считал.

Консулу же требовался корабль совсем иного типа под совсем другие задачи. Скорость не так важна. Он не собирался носиться на нем угорелым зайцем по морям и брать на абордаж своих конкурентов. Ему требовалось перевозить войска и грузы. Причем стратегия ведения боя в его представлении очень сильно отличалась от принятой в те годы. Поэтому он желал иметь высокие надстройки на корме и носу с развитыми боевыми площадками. Да борта высокие, чтобы залезть было сложно. Да определенное пространство внутри корпуса. Пусть по массе груза такой корабль бы перевозил и немного, но место должно быть в достатке, чтобы размещать сразу много людей.

Все это диктовало такие тактико-технические требования к кораблю, которые ни драккар, ни иные образцы северного судостроения тех лет обеспечить не могли. Да, конечно, Ярослав прекрасно знал о том, что примерно в это же время во Фризии уже существовали когги — корабли, вполне подходящие под его задачи. Но он не считал их хорошим решением, так как их корпус набирался по той же технологии, что и у драккаров или кнорров.

Теоретически, конечно, клинкерная технология позволяла относительно безопасно выдерживать кораблем скручивающих и упругих нагрузок. Но только в том случае, если водоизмещение их небольшое. С ростом водоизмещения все это преимущество стремительно улетало в тартар. Потому что слишком хлипкий корпус болтался на волнах как хвост у дворняжки, что вело к стремительному расшатыванию креплений и повышенным нагрузкам. Нагрузки требовали увеличивать толщину тесаных досок несущего корпуса и усиливать вставные наборы, распирающие их изнутри. И при водоизмещении свыше двухсот тонн внезапно оказывалось, что корабль с жестким каркасом уже и легче, и прочнее, и лучше. НАМНОГО лучше. Конечно, викинги на своих драккарах и кноррах добирались до Гренландии и Северной Америки. Но это носило очень ограниченный масштаб. В то время как Великие Географические открытия и первое регулярное морское сообщение с Новым Светом смогли обеспечить только корабли каркасной конструкции.

Преимущества утекали намного раньше двухсот тонн. Уже на сотне тонн водоизмещения преимущества у клинкерной конструкции не было. Поэтому идти по гарантированно тупиковому пути Ярослав не хотел.

Эксперимент? А почему нет? В крайнем случае он перетащит драккары из Западной Двины и воспользуется ими для проведения задуманной операции. Это в том случае, если у него ничего не выйдет. А если получится? О! Это будет замечательно! Он получит прекрасный инструмент для проведения военно-транспортных операций в регионе. Своего рода малый десантный корабль универсального толка, способный, ко всему прочему, еще и отбиться от любого противника на море.

— Доски-то зачем пилить? — Недоумевал Бьёрн. — Тесанные же прочнее.

— Ты снова забыл?

— Что?

— Доски в моей задумке не несут основной нагрузки. Вся сила воды будет давить на скелет корабля — каркас. А доски, ежели их тесать, получаются очень дорогими. Дерева на них слишком много уходит и времени. Если же их пилить, то прочность их падает ненамного, а выделать их можно много, быстро и просто.

— Не хочешь по-людски?

— Не хочу.

— Гнить ведь пиленные доски будут сильно.

— Не будут.

— Ты мне это говоришь?

— Тебе. — Кивнул Ярослав. — Я кое-что придумал для того, чтобы защитить их от гниения.

— Что-то не верится.

— Доверься мне.

— Один корабль! Ты слышишь меня? Один! После чего мы его пускаем на дрова и рубим хорошие корабли. Хочешь драккары, хочешь кнорры.

— Или когги.

— Да хоть когги. Главное, чтобы без всех этих глупостей. Проверенным дедовским способом.

— Хорошо. Один корабль. Но ты мне не морочишь голову и делаешь так, как я хочу. Ты обещал.

— Обещал, — скривился как от пригоршни клюквы Бьёрн. — Зря, конечно. Но обещал и выполню свое слово.

Ярослав улыбнулся и хитро ему подмигнул отчего Бьёрну стало не по себе. Такая уверенность. Такая убежденность. Он уже сталкивался с ней. Сначала, когда этот странный ромеец готовился встретить совершенно непреодолимую армию викингов и хазар, а потом там — на драккаре, перед битвой с западными кривичами, которая так и не состоялась…

Константинополь… тоже самое время…

— Мне не нравится Василий, — тихо произнес один из мужчин.

— Чем же?

— Он опасен.

— Чем юный дурачок тебе опасен?

— Дурачок ли?

— А кто же он?

— Говорят, что ему благоволят Боги.

— Боги? Когда ты успел отречься от Всевышнего?

— Никодим был там минувшим летом. Я, когда узнал, что эта семейка собирает наемников, сразу сообразил для чего. И отправил своего человека. Никодим. Ты… да и вы все его знаете. Человек крепкий в вере и верности. Но побыв всего одну неполную кампанию подле Василия он переменился. У него глаза горят, когда он о нем рассказывает.

— Чем же он так сразил Никодима?

— Победами и поведением.

— Серьезно? Победами над кем? Над лесными дикарями?

— Ты, друг мой, не хуже меня знаешь, что викинги — угроза великая. Их налеты на Черное море не для кого не секрет, как и бедствие, каковым они стали для франков и островов Британии. Не стоит недооценивать диких лесных варваров.

— А ты думаешь, их нужно превозносить?

— Вся наша держава со всех сторон теснится этими варварами. С юга пустынные бродяги. С севера — лесные дикари. С востока — степняки. С запада… да тоже самое. Ведь север Италии держится германцами, а в Сицилии магометане. И мы очень редко их побеждаем. Видит Бог — воинское искусство былых лет нами утрачено. А им — нет.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Как и в том, что Никодим теперь его человек. Всей душой. Как и все те наемники, что ходили к Василию. Они вернулись и теперь рассказывают людям о том, какой замечательный сын у Феофила. О том, как всем нам нужно, чтобы он возглавил страну. И чернь городская проникается их настроениями. Да и среди военных разговоры идут. Или не слышали?

— Слышали, — кивнул его собеседник и остальные присутствующие.

— Поэтому я боюсь Василия. Если он нашими силами сядет на престол, то мы не сумеем им управлять.

— Ты слишком мрачно думаешь, — усмехнулся другой из присутствующих. — На кого он станет опираться, кроме как не на нас?

— Он пришел в это дикое северное поселение шесть лет назад. Никто его не знал, не звал и не ведал. И теперь он уже верховные правитель в которого верят, которому подчиняются, которого если не любят, то уважают и очень ценят. А те старейшины, что думали, будто бы смогут его контролировать, покинули пределы поселения под всеобщее осуждение. И тебе не кажется, что нас может ожидаться такая же судьба?

— Старейшины дикарей.

— А ты уверен в том, что Василий не обыграет и нас?

— Уверен.

— Откуда же такая уверенность?

— Он не хочет ехать сюда. Прекрасно понимает предел своих возможностей.

— А я слышал иное.

— Что же?

— Поговаривают, что Василий называет Константинополь проклятым и не хочет с ним связываться. Из-за этого он в глухие леса и забрался и пытается построить там новый Рим по старинке.