Львица по имени Лола (СИ) - Волкова Дарья - Страница 27

— Ну, настрадался? Или еще будешь?

— Давай, добивай.

— У тебя ранний склероз, малыш.

— Ты о чем?

— Какая же у вас, у мужиков, память избирательная. Все, что не касается секса, в башке не задерживается. Вспомни, о чем нам тогда Дина рассказывала.

Левка нахмурился. Гаврик победно воскликнул «Есть!».

— Гаврилов! — донеслось из-за двери. — Гавря, ты где?!

— Вот ничего не могут без меня, — Гаврик поднялся на ноги и вручил Льву тушь. — Узнаю, кто гордонов напихал в унитаз — руки оторву. Или не руки.

Левка бросил тушь на столик, сел на диван, подобрал под себя ногу. А ведь Лола права. В исповеди Дины был этот момент. Лев перегнулся, взял сигарету, закурил. Господин Разин не любит силиконовые изделия, натирают они ему, что ли. И у Дины стоит спираль.

Левка закашлялся дымом. Мысль о том, что Разин был там, в ней, причиняя боль, теперь была просто непереносимо острой. И такой же острой и ясной оказалась другая мысль. Лев скорее даст отрезать себе руку, чем позволит Разину хоть пальцем коснуться Дины.

Дина — его, Левкина.

Пиликнул телефон.

— Так уж и твоя? Угадай, кому она первому написала?

— Мне!

— Пф-ф-ф.

Сообщение пришло на номер Лолы.

Дина: Тебе снятся вещи сны, имей в виду.

Лола: Что, справился принц с поставленной задачей? Ноги не надо выдирать?

Дина: Ничего не надо выдирать! Он самый лучший!

Левка зажал в руке телефон, откинул голову на спинку дивана и расплылся в совершенно идиотской улыбке. Он попытался придумать, что написать в ответ, но не мог. Мог только счастливо улыбаться.

Он самый лучший.

— Не без моей помощи, малыш, помни это.

Телефон снова пиликнул. Но это уже был другой телефон. А там — фото. Кухонный стол, мука, яйца, пара зеленых груш.

Дина: Решила испечь грушевый пирог.

Лев: Правильно. Иногда можно использовать кухонный стол по прямому назначению.

В ответ приходит краснеющий смайл. Но Левка точно знает, что Дина там улыбается. Так же, как он. Улыбается и в ответ может написать только одно.

Лев: Он доживет до примерно трех ночи?

Дина: Я буду держать себя в руках.

Лев: Договорились. Приеду — и сам буду держать тебя в руках.

В ответ ему приходит селфи: Дина, посылающая ему воздушный поцелуй. Первое фото Дины, которое у него есть. И оно тут же уходит на заставку. Улыбка никак не желает сползать с лица.

— Лев Аркадьевич, а ты чего не готовишься? — к нему заглядывает администратор. — Уже время подходит.

— Сейчас, — вздыхает Лев. Косится на черную в пайетках ткань, лежащую рядом на диване.

Ненавидит платья.

Она не ходила. Она парила над землей. Иного слова Дина не находила. Ей казалось, что стопы ее не касались поверхности, по которой она ступала.

Не помнила, не понимала, что делает. Что-то же делала?

Ела, спала, ходила по улицам.

Ведь бывает же так в математике. Одна черточка, одна маленькая черточка, один крошечный штрих — и минус превращается в плюс.

То, что вызывало отвращение, омерзение, ужас, что казалось насилием и унижением — превратилось вдруг в невообразимую сладость. И это не тебя протыкают чем-то чужеродным и твёрдым, а ты, ты сама — принимаешь, соприкасаешься, становишься единым целым — с кем-то. С кем-то совершенно особенным, удивительным, единственным. И это новое чувство восторга просто поднимает над землею.

Как могло отвращение превратиться в сладость?

Но это произошло.

Дина и представить не могла, что так могут захлестнуть эмоции. Что можно так потонуть в человеке и в чувствах, им вызванных. Но это случилось. Ее не интересовало ничего, кроме Льва. И того, что между ними происходило.

А такое происходило…

Ведь если рассуждать механически — ровно то же, что и с Игорем. Но… Брррр…

Из одних и тех же камней можно сложить и очаг, и катапульту. И горечь, и сладость — из одних и тех же частиц.

Ей открылась сладость единения. Сладость принадлежать кому-то и быть чьей-то госпожой. Привилегия брать и давать. Целовать взахлеб, прижиматься до хруста ребер, принимать в себя и забирать себе. И все это — без боли, по собственному желанию.

В общем, голова у Дины не то, что закружилась — ее унесло куда-то далеко. И ни ловить ее, ни тосковать по потерянной голове совершенно не хотелось.

В первый раз в жизни Дина Ингер влюбилась.

***

— Девочка моя, ты просто светишься, — Алла Максимовна разливает чай по чашкам. — Лето и Сочи пошли тебе на пользу.

Дина смеется, заразительно и совершенно без видимой причины. Берет лейку и начинает поливать цветы.

— Игорь уехал? — осторожно спрашивает педагог, ставя на стол вазочку с печением.

— Уехал, — беспечно отвечает Дина, возвращая лейку на место. — У него суд в Америке. Важный.

Оборачивается и вдруг гаснет улыбкой.

— Это, наверное, ужасно, что я так радуюсь, что у него проблемы. Там суд по поводу его дочери и… Нехорошо радоваться. А я и не… — вздыхает.

— Садись, давай пить чай, — командует Алла Максимовна. — И расскажи мне про Сочи. Что ты там видела интересного.

— Там было много… интересного… — Дина, прекратив, наконец, свое хаотичное движение по небольшой комнате, устраивается на краешек дивана. Берет в руки чашку и замирает. Лицо ее сквозь пар от чая кажется иным. Не привычно детским. Женским.

— Дина…

— Да?

— Ты влюбилась, девочка моя? Там, в Сочи, ты встретила кого-то?

Алла Максимовна видит ее насквозь. И случившимся… этим уже можно с педагогом поделиться. И Дина прячет смущенное лицо в хрупкое плечо в тонкой серой шали. Старая женщина осторожно обнимает девушку и еще более осторожно спрашивает.

— Кто он, Диночка? Я могу это узнать?

Она так же, не отрывая лицо от плеча, кивает.

— И как же зовут этого мальчика?

— Он не мальчик! Ему двадцать девять! Осенью исполнится.

Алла Максимовна тихонько выдыхает.

— Прекрасный возраст. Как зовут этого солидного мужчину?

— Лев.

— Какое красивое редкое имя, — Алла Максимовна практически слово в слово повторяет слова Дины — и девушка смеется этому совпадению.

— Он и сам весь очень красивый… и необыкновенный, — Дина вдруг решается и протягивает телефон Алле Максимовне. А там тайком сделанные фото в парке, когда Лев давал мастер-класс по вальсу. Вполоборота, улыбка, ямочки на щеках, расстегнутый ворот белой рубашки и красивая сильная шея. Дина, словно завороженная, сама смотрит на экран, будто видит впервые этого человека. Алла Максимовна смотрит сначала на ее лицо, а потом на экран телефона.

— Какой яркий молодой человек, — совершенно искренне восхищается педагог. — Очень кинематографичная внешность. Он не снимается?

— Нет, — к Дине возвращаются ее улыбка и веселье. — Он вообще не имеет отношения к кино.

— Какая фактура пропадает, — качает головой Алла Максимовна, отдавая Дине телефон. — Я очень рада, что у тебя такие перемены в жизни, Диночка.

Они пьют чай и беседуют. Дина весела и беспечна, и ее сверкающие глаза и весь цветущий вид не могут не радовать старого педагога. Но жизненный опыт не дает забыть о человеке с большими связями, деньгами и холодными темными глазами. Он словно сидит третьим за столиком. Не пьет чай и молчит. Но от его незримого присутствия отрешиться Алла Максимовна не может, и, несмотря на тепло за окном, зябко передергивает плечами в тонкой серой шали.

9.2

***

Дни слились в один день сурка. Левка или спал, или куда-то ехал, или готовился к выступлению, или выступал. Все это механически, на автомате. Перекусывал на ходу. Ему вообще казалось, что ел он только в квартире Дины. Ел, дышал, жил.

Любил.

Головой, в мыслях Лев все-таки постоянно и упорно возвращался к Разину. К тому, что он по-прежнему присутствует в жизни Дины, пусть и находится сейчас за океаном. Но может вернуться в любой момент. И что делать — идей нет. Левка прокручивал всю ситуацию, искал варианты — но безрезультатно. Да и сесть и толком подумать обо всем — не получалось. Потому что едва заканчивалась работа, Левка прыгал в такси и…