Рука для босса (СИ) - "Воль" - Страница 16

— Что мы будем делать? — почти бесцветным голосом произнесла Оксана и уставилась на генерального.

— А что приходится? Он уже опорочил честь «Молли». Я многое ему могу простить, но, когда дело касается бизнеса и моих детищ, никому не позволю их разрушать. Ни дочек, ни мое дело жизни. Эх, Эмилия умней его во сто крат, сейчас в МГУ на факультете бизнеса, другая — МГИМО оканчивает, придут, и легче станет, а этот…

— Что мы будем делать с ним? Я знаю, что он ваш сын, но вы должны это знать…

— Что именно? Он натворил еще что-то?

— Из-за него я чуть ли не умерла тогда, — прошептала после долгого молчания Оксана, раскрыв одну из главных карт ее ненависти. Бизнесмен уставился на женщину с непониманием, а Аркадий застыл в дверях, чтобы как можно больше услышать об уроде. Ее тон на удивление был спокойным, даже титаническим, выдержанный достаточно, чтобы Александр не сомневался в правде. — Я все вспомнила. Ко мне вернулись воспоминания о том дне.

— Правда? И при чем тут мой сын? Я знаю, что вы состояли в каких-то отношениях, но не вдавался в подробности. Дела-то ваши.

— Тогда он был за рулем. Он был со мной в машине, во время аварии.

— Что? — воскликнул генеральный директор, а с этим ужасом в кабинет влетел безумный Аркадий. Женщина сидела, глядела в пол и кривилась от покалываний в правой руке.

— Сама удивлена. Как он схватил за руку — так все и вспомнила, как среагировал, что бросаю его и знаю об измене. Он холерик и собственник, поэтому и рванул вправо, к ограждению. Кто знал, что не справится и влетит в другую машину, а там и меня придавит при столкновении? Так что мы будем делать? Писать заявление, проводить долгое расследование или тихо выгоним его, а лучше на Антарктиду, чтоб его не видела?

— П-послушай, Оксана… я не знал, — глаза мужика полезли на лоб на новости, которую учудил сынок. Он действительно не знал, даже не подозревал, а тут… — Я… я должен поговорить.

— Нет, не хочу ни говорить, ни помнить, ни знать. В ваших силах убрать его отсюда и из Москвы, иначе отсюда уйду я. Саульский центр ищет директора по маркетингу и предлагает мне бесплатно пройти лечение в их больнице… я могу уйти туда, если вы не решите эту проблему.

— Оксаночка!

— Прошу, поймите меня, — с нажимом произнесла женщина и ясными глазищами уставилась на генерального. — Свою жизнь и спокойствие ценю больше, чем связи. До свидания.

— Но…

— Я хочу побыть одна. Спасибо за торт и цветы, — и отвернулась так, что было понятно, если бы продолжала, превратилась в истеричку, а так попыталась сохранить достоинство. Аркадий смотрел на разыгрывавшуюся драму, кипел от гнева, хотел расколошматить Вадима и даже недоумевал, почему Оксана была такой правдивой и позволила услышать все дальше. Или доверяла? Или раскрывала такие же секреты, чтобы быть равной и после скелеты не вылезали из шкафов?

Однако это было неважно. Александр Петрович выскочил из кабинета директора и полетел к ублюдочному мусору, чтобы выкинуть его из «Молли». Узы — узами, а бизнес — есть бизнес. Оксана была хорошим специалистом, известным, международным, так что пришлось делать выбор. И коль сынок подвел, есть еще дочери пригожие, что не допустят такого поведения или хотя бы не скроют свои косяки.

Агент по недвижимости превратился чуть ли ни в убийцу, и это не могло не пугать. Теперь стало объяснимо, почему у нее болела рука.

Мужчина так и представил Оксану на пассажирском сидении, как говорит, что бросает его из-за измены, что он начинает объясняться, ссориться, а тут она просит остановить, потому как надеялась хотя бы на спокойное принятие обстоятельств. Вадим, не считавший ее за человека, лишь за игрушку, не мог позволить решать такие вопросы самостоятельно, двинул вправо и врезался в соседа, не увидев его. И их понесло к стене. Так Оксана и оказалась придавленной: смотрела с жуткой болью на Вадима, пыхтевшего от непонимания, что сейчас произошло. Смотрела на него, просила хотя бы оказать помощь, плакала от боли, не в силах вытянуть руку, чувствовала, как ее придавливают, глядя на бывшего. Мозг запечатлел эту боль, откуда она появилась и на что. Образ Вадима и боль соединились. Все просто, но как же было тяжело раздробить эту связь.

Глава 17

Глава 17

Как же было тяжело Оксане в данный момент. Она могла лишиться покровительства генерального, потому как тот может выбрать сына; она вспомнила до мельчайших подробностей день аварии, стонала, мучилась, глядела на безутешную правую руку и считала себя слишком жалкой.

Аркадий поставил кружки с чаем на столик и присел к Оксане. Руки потянулись к ее плечу. Дернула, будто сказала, что не хочет говорить ни с кем. Мужчина схватился за голову и принялся глубоко дышать, приходить в себя от новостей.

— Будь моя воля, прибил за тебя, но… я не хочу быть преступником.

— Не стоит. Это моя проблема.

— Я сказал, что стану твоими руками, что мы вылечим твои руки. Я не забирал эти слова, так что… Это и моя проблема тоже.

— Что тебе я? Мы в общем чужие люди, а я позволяю слышать истории личного характера, обнимать сотрудника и пользоваться его телом, как подушкой. Я такая жалкая. Прости меня. Видно, в голове что-то помутнелось, — улыбнулась с невиданной горечью и также потянула здоровую руку ко лбу.

— Все нормально с твоей головой, а с моей правда что-то не то.

— А?

— Я долго думал… Давай встречаться? — предложение само выскочило. Он уже давно интересовался начальницей, они были зрелыми для отношений и даже испытывали ток друг к другу, так что тянуть Аркадий был не намерен.

— Что? — вспыхнула, задрожала и с нескрываемым удивлением уставилась на помощника.

— Это дерьмовый день, но давай скрасим его чем-то позитивным? Если позволяю, чтобы мной пользовались и добровольно превращаюсь в жилетку — это что-то да значит, обычно у мужиков так и происходит.

— Т-ты… — и она усмехнулась и застонала от шока, непонятности и неожиданного предложения. — Ну правда, умеешь поднять самооценку. Не думала, что и на такое способен.

— Я серьезен. Может, тебя сложно принять это решение, да… — этот день, Вадим и генеральный, — в общем дам подумать, но играть со мной не стоит. Если решишь продинамить — скажи. Я упертый, так что повоюю. Но если дашь надежду — еще больше берегись.

— И не смущает, что работаешь на меня?

— А что не так? — улыбнулся Аркадий. — Я не дурак, ты не дура — к чему эти вопросы? — и все этим сказано. Просто, ясно и без излишних эпитетов.

— И вправду. Мы не девятнадцатом веке живем, чтобы задумываться о таких мелочах. Хорошо, я подумаю. Спасибо, — Оксана искренне улыбнулась, с благодарностью, с принятием его чувств. Она не отказывала, но и не давала особой надежды, прекрасно понимая, что сначала нужно решить насущные проблемы, а только после думать о романтике.

***

Слова Аркадия внушили женщине робкую надежду, что накрывший ее кошмар скоро прекратится, что она не дурна и не должна хвататься за воспоминания о Вадиме. Урод, да. А что еще думать и решать? Если Александр выберет его, Оксана выберет своего помощника и отправится с ним в Корею. Хоть кто-то говорящий на русском нужен на чужбине, тем более работа с ним сладилась — не хотелось бы менять свое довольство в этом ключе. Эгоистичные размышления, но она всегда была такой. Сначала подумать о себе, после — о других, потому как других все равно на тебя. Все пытаются выжить.

Мужские руки ухватились за правую ручку Оксаны и стали массировать ее. Не просила, просто смотрела, как оказывают знаки вниманиея, не сопротивлялась. Помнила шепот на ушко, свое возбуждение и эти руки, теплые, мощные, уберегающие от всех невзгод. Возможно, из-за этого ощущения и высказала все генеральному.

***

В холле играл пианист. Живо, с чувством, порождая в слушателях новые.

— Если и есть Бог, то точно не со мной. Вы видели стоимость свечек? Да одна стоит мой обед, — жаловался работник общепита, оказавшийся на открытом микрофоне. Он говорил под очаровательную музыку, полную движения и страсти, внезапно оратора прорвало на стихи, и он заговорил Маяковским, озлобленно на весь мир, с любовью о жизни. Ничего не поменялось с того времени, только если Владимир Маяковский декламировал творчество в кафе, то теперь его последователи в ТРЦ «Молли-центр».